Суета вокруг барана

28

-- Как у вас идут дела? - вопросил шеф, с некоторым изумлением оглядывая изуродованный курган.

Маркин промолчал. Лисенко Правая рука, личность, приближенная к начальнику экспедиции, пусть он и говорит. Не любил Петя Маркин признавать, что чего-то не понимает. И Лисенко этот вопрос особого удовольствия тоже не доставил. Задержись шеф еще на час-другой, глядишь, сами бы разобрались. А, может быть, и не разобрались бы.

-- Чего это вы заскучали? - продолжал допытываться шеф.

-- Да вот, - стал Лисенко неохотно докладывать начальству, - уже за курганом ухватили. В самом кургане чисто. Все вылизал - чисто. А тут какая-то мешанина пошла, тянет туда, к центру. Чистый грунт, а сантиметров сорок под ним - мешанина. Два раза срезали, а она не кончается. Какие-то клоуны здесь метро прокопали, через всю Калмыкию. Конечная станция - Каспийское море.

Профессор выслушал Лисенко а о подробностях расспрашивать не стал, чего тут спрашивать, и так все видно. Но и мнения своего не высказал. И за то, что ухватили это темное пятно уже за курганом и мешанину под грунтом обнаружили, тоже не похвалил. А мог бы и похвалить.

Снял шеф свою заслуженную полевую сумку, пиджак белый снял, шляпу свою походную, взял лопату и молча полез в траншею. Была у него такая манера: когда при раскопках что-нибудь непонятное встречалось, молча брался за лопату и рылся во всех подозрительных местах до тех пор, пока не появлялась какая-то ясность. В местах, которые не вызывали у других никакого подозрения он рылся так же тщательно и, бывало, не напрасно. И от этого создавалось впечатление, что шеф заранее все предвидел, все знал. А чего не знал - сразу определял, с первого же своего профессорского взгляда.

Иван Васильевич оглядел стенки траншеи, ее дно и занялся тем же, чем занимался до этого Лисенко: стал вырубать мешанину в стене. Работал он неторопливо, но и отдыхать не останавливался. Так что вскоре на дне траншеи опять набралась большая куча земли.

-- Давайте выброшу, - предложил Петя.- Мешает ведь.

Шеф подождал пока Петя выбросит землю и снова врубился в мешанину. Вначале в нише скрылась лопата, потом и сам профессор наполовину туда уполз.

Студенты глядели, как шеф роет землю, прислушивались к его пыхтению. Хотели понять, что он думает по поводу этой дыры. Но по пыхтению разве можно понять, что человек думает. Одно было ясно: шеф знает, что это за труба, но рассказывать не хочет. Вот найдет что-то, покажет, тогда и остальные поймут, если хорошенько подумают. А пока понятно только ему одному, на то он и профессор, а они просто студенты. Даже Лисенко.

Наконец профессор выполз из туннеля, который он прокопал метра на полтора, поднялся и положил на бровку траншеи кусок ржавого железа. Сделал он это с таким видом, будто еще вчера знал, что в этой дыре ржавая железяка лежит, искал ее, нашел и вот, наконец, выдал, осчастливил коллектив.

Петя сразу подхватил эту изъеденную ржей железку. Когда из погребения появлялось что-то новое, успеть впереди Пети никому еще не удавалось.

Возле находки собрались все. Наконец хоть что-то появилось в этом дурацком кургане. Во всяком случае, стало ясно, что это все-таки курган, не просто бугор копали. И за эту яму не напрасно уцепились. Вот теперь Лисенко по-настоящему пожалел, что профессор не вовремя приехал. Задержись шеф еще немного, он бы и сам нашел этот кусок железа.

Все ждали, что скажет профессор, а шеф объяснять ничего не стал. Это у него был такой метод воспитания - хотел, чтобы студенты сами соображали.

-- Ну-ка покажи, - попросила Галя.

-- Погоди...

Петя железку никому не отдавал. Он вертел ее в руках, разглядывая и так и этак, потом осторожно потер ржавчину пальцем, снял очки и посмотрел на шефа.

-- А вы подумайте, Петр Васильевич, подумайте, - посоветовал шеф. Была у профессора такая странная привычка: как что, сразу советовал думать. - Вещь вам хорошо знакомая.

Петя надел очки и снова уставился на железку. Железка, она и есть железка. Плоская, и загнутая по краям. Петя смотрел на нее довольно тупо, ни одной сколько-нибудь дельной мысли у него не появлялось, так что профессор пожалел парня.

- Вы подобной вещью никогда не пользовались, - подсказал он, - а вот кочевнику она была крайне необходима.

- Стремя обломок стремени, нижняя часть, - осенило, наконец, Петю.

-- Точно стремя, - подтвердил Лисенко. - Поздний кочевник.

-- Это еще разобраться надо, поздний или не поздний, - привычно пожал плечами Петя, хотя и сам понимал, что поздний. У скифов и сармат стремян еще не было. Но по своему занудному характеру ,не мог он просто так взять и согласиться.

Тут и Александр Александрович появился на кургане, в прогрессивной интернациональной агитрубашечке, парадных суконных штанах и с галстуком, разглядывая который можно было получить представление о некоторых типичных представителях фауны африканского континента. Прямо аристократ среди кое-как одетых студентов. Увидел, что люди засуетились, решил, что нашли что-то интересное, и пришел засвидетельствовать.

-- Что-нибудь новенькое, наконец, обнаружили? - вытянул он шею, пытаясь разглядеть, что держит в руке Петя. - Раздвинули горизонты науки?

Никто его на курган силой не волок и за язык никто не тянул. Сам пришел и сам спросил. Одним словом - поступил Алксандр Александрович как самый настоящий доброволец. А добровольцам всегда доставалось больше чем нормальным людям. И правильно, нечего высовываться.

Петя и решил, что такой случай упускать грешно.

-- Тихо, - вполголоса попросил он шофера. - Владимир Алексеевич думает, сейчас определять будет, - и с надеждой посмотрел на Лисенко.

Остальные притихли, ждали, что Лисенко на этот раз выдаст по заявкам трудящихся. Даже шеф присел на край траншеи и с любопытством посмотрел на своего первого помощника.

Лисенко подтвердил петино заявление коротким кивком, взял железяку, прищурился на нее и нахмурил брови, всем своим видом показывая, что он определяет.

-- А вот мне кажется... - прервала затянувшееся молчание Александра Федоровна, решившая высказать какую-то появившуюся у нее мысль, но все с такой укоризной посмотрели на нее, что она не только замолчала, но и, на всякий случай, прикрыла рот ладошкой.

Лисенко тем временем осторожно провел пальцем по ржавому обломку, потом отвел железку на вытянутую руку и стал созерцать. Вдоволь насозерцавшись, Лисенко попытался изобразить что-то вроде роденовского "Мыслителя", чтобы все почувствовали, как глубоко он задумался. Нисколько он не походил на "Мыслителя": и сидел не так, и глядел не так, и усы мешали, не было у "Мыслителя" никаких усов. Но все равно создавалось впечатление, что Лисенко думает.

-- Стремя весьма изношено, - наконец обнародовал он результат своих глубоких размышлений. - Кочевник очень сильно опирался на него правой ногой. Можете убедиться, - и он осторожно передал обломок стремени Пете.

Петя тоже внимательно оглядел железяку, также повел по ней пальцами, но ничего особенного не обнаружил.

-- Да, очень сильно изношенное стремя, - подтвердил он и вручил железяку шоферу.

Тот послушно принял обломок и с неподдельным интересом стал ощупывать его, внимательно осматривать все выступы и впадины: хотел понять, что же такого особенного нашли в нем студенты. В воздухе прямо-таки повисла атмосфера любознательности. Даже мартышки на галстуке бросили все свои дела и с любопытством уставились на железяку. Но сколько Александр Александрович ни осматривал обломок стремени, ничего особенного не обнаружил. Признаться в этом он, конечно, не посчитал возможным. Не тот случай. Уж если Лисенко и Маркин, люди к технике не имеющие никакого отношения определили высокую изношенность ржавой железяки, то он, тем более, должен был в этом разобраться.

-- Имеется довольно серьезный износ металла, - выдал, наконец, авторитетное заключение Александр Александрович.