Страница 85 из 94
К исходу третьей недели вернулся корабль, посланный на Джентебби. По словам моряков, там царил полный разгром. На Вагее было сожжено полгорода, а суда затоплены в гавани. Рудра, Загребного, сыскать так и не удалось, но корабль все-таки привез несколько человек, которые обнимались с рыбаками из прежнего Эйрарова отряда и такое рассказывали о зверствах Бордвина Дикого Клыка, что мужчины, слушая их, утирали глаза.
Потом прибыли первые посланцы Хестинги — тридцать всадников на горячих конях, все из южного округа. Эвименес сперва зачесал в затылке, глядя на них, — он больше привык к тяжелым латникам Юга, — но потом пришел к выводу, что из них выйдет легкая кавалерия куда там валькинговской, и перестал хмуриться.
Все таверны и постоялые дворы Наароса, все дома были до отказа набиты людьми. А еще через четыре дня мир вообще перевернулся вверх дном.
Как-то Эйрару случилось стоять вместе с другими военачальниками в старой ратуше у стола, засыпанного песком. Карренская выдумка — рисунок страны, вычерченный на песке. Человек, приехавший из Белоречья, водил по столу пальцем, указывая вдоль северного большака наилучшие места для засад:
— Вот здесь, возле Торгстеда… — И тут Эйрару передали, что явилась депутация синдиков Наароса и желала бы побеседовать с ним наедине. Будь Эйрар побольше искушен в политике, он предложил бы синдикам встретиться в присутствии всех. Но он был еще слишком молод и неопытен. Он извинился и пошел к ним.
Их было трое, но говорил в основном один — рослый, роскошно одетый и явно кичащийся богатством. Он все время растягивал губы, пытаясь изобразить добросердечную улыбку, но вполне безуспешно.
Наследник Трангстеда еще не привык чувствовать себя великим вельможей и не успел окончательно избавиться от робости перед такими важными господами. Он усадил их и велел подать ураведийского вина. Поговорили о весенней погоде; затем о том, сколь шумно стало в городе, битком набитом войсками. И вот наконец Богатей (он назвался, но имя его Эйрар немедленно позабыл) перешел к делу:
— Да, герцог Эйрар, много, так много войск… думаете, обществу легко прокормить их? Притом, что толку от них — никакого, одно беспокойство. А когда они что-нибудь покупают, то сорят деньгами прямо-таки наперебой, и деньги, господин герцог, обесцениваются. И к тому же смотрите, что получается: все они собрались сюда без единого айна в кармане. То серебро, которое они якобы платят, взято в Нааросе же. Никакой выгоды обществу, если не прямой убыток…
— Пожалуй что так, — согласился Эйрар, гадая про себя, куда во имя семнадцати зеленых дьяволов клонил этот хитрец.
— Так всегда, когда воюют, — отпив вина, с похоронным видом продолжал Богатей. — Греют руки только наемники из Додекаполиса и им подобные. Вроде того, как на судебных делах наживаются одни адвокаты…
— Ха, ха, — изобразили веселый смех два его спутника. Эйрар решил побыстрее добраться до сути:
— Наемникам тоже порой приходится туго. Карренцы потеряли брата, а другой брат томится в плену.
— Вот об этом мы и хотели поговорить с вами, господин герцог, — Богатей даже наклонился вперед и коснулся пальцем Эйрарова колена, губы растянула улыбка, сделавшая его похожим на речного дракона: — Видите ли, я старший синдик шерстяной гильдии, а эти господа — главы гильдий кожевников и торговцев вяленой треской. Так вот, хотя их гильдии намного уступают по важности шерстяной, ха, ха, мы с ними сошлись во мнениях, что на нас, старейшинах процветающей нааросской торговли, лежит долг перед этим городом, да и перед всей Дейларной, а именно — чтобы торговля процветала и далее, чтобы, так сказать, в каждом горшке варилось по курочке, чтобы люди зарабатывали себе и своим детям на жизнь. Мы готовы признать, что правление графа Валька отличалось порядочным вымогательством, я имею в виду налог на стены, рабский труд на мануфактурах… — он простер руку, умоляя Эйрара дать ему кончить: — …да, весьма даже вымогательское правление, и мы искренне рады, что вы его сбросили. Но нельзя не признать, что граф обеспечивал мир и порядок и не допускал бесчинств… Господин герцог, каждый барышник знает, когда надо прекратить торговаться, чтобы не испортить сделку. Мы не воины, государь Эйрар, мы — коммерсанты и пришли дать вам добрый совет именно как таковые. Не торгуйтесь далее, господин герцог: уверяем вас, сделка будет прекрасна.
— В каком это смысле? — спросил Эйрар, внутренне закипая.
— В самом прямом. Положите конец поборам и человекоубийству. Они выгодны лишь тем, кто необуздан и дик. Мир — вот что всем нужно, мир и спокойствие, когда каждый может сидеть дома, сколачивая состояние в наследство сыновьям. И ведь достичь этого так просто, что я даже удивляюсь, как вы сами не догадались — хотя, может быть, и догадались, только хотите прежде узнать, как воспримет это народ. Видите ли… одна партия провозгласила вас герцогом, но есть и другая, которая очень, очень лестно отзывается о вашем близком родственнике, Толо Эйрарсоне… право, какая жалость, что нынешние беспорядки унесли жизнь господина Фабриция: достойнейший был человек… Верно, графа Валька прозывают Неразумным, но это же только шутка. Поверьте, мы знаем, с какой стороны к нему подойти. Он всегда готов выслушать разумные доводы: с ним можно договориться обо всем, что нам действительно необходимо…
У Эйрара в ушах зазвонили колокола. Какое-то мгновение он колебался — убить их тут же на месте или вытолкать взашей, но вовремя вспомнил, как Рогей с Микалегоном выбирали его вождем — за то, что он был не так скор на ссоры. И он сказал:
— Этот план как-то не приходил мне на ум. Дело серьезное: один я решать не возьмусь, надо посоветоваться с другими. Однако что мы все-таки выиграем? Что даст нам Вальк?
Но Богатей, оказывается, все же заметил, как вспыхнули гневом его глаза и дрогнули губы:
— Зачем без конца советоваться с теми, кто жаждет войны ради войны? Дай им волю, нипочем не допустят мира и тишины, за которую ратует граф. Вы — герцог; поступайте же как герцог. Используйте власть, вам врученную, на общее благо… и при этом учтите, что большинство не способно понять, где оно, это благо. Если же вас интересуют подробности, извольте. Мы почти уверены, что удастся выговорить отмену налога на стены. Вполне возможен и декрет, ограничивающий число рабов на мануфактуре или в поместье. Понимаете ли, граф придерживается древних воззрений валькингов, согласно которым первейшая миссия его народа есть завоевательная война. Отсюда масса разногласий с канцлером Ланноем и магнатами. Видите, насколько это упрощает нашу задачу? Граф наверняка выслушает нас и с готовностью пойдет на уступки. Кому-то замолвить словечко, кому-то лишний раз пожать руку… и он предстает перед своим Советом, а вы — перед вашими полководцами, и объявляете, ха, ха, что дело-то уже сделано, ничего не попишешь, и все честные люди с той и с другой стороны благословят вас за избавление от ужасной, кровопролитной, никому не нужной войны. Вы спросите, а что же делать с оружием? Его можно использовать для освобождения некоторых городов Додекаполиса от власти Народной партии…
Эйрар пристально вгляделся в Богатея. Вне всякого сомнения, тот говорил совершенно серьезно.
— И все-таки, — сказал Эйрар, — я избран военным вождем и не могу вот так сразу решиться. Я должен посоветоваться по крайней мере с Мелибоэ: он философ, он наверняка подскажет мне правильный путь.
Один из двух спутников Богатея — тот, что был потолще — впервые подал голос:
— Но ведь он объявлен Империей вне закона!..
— Как и я, — сказал Эйрар, радуясь про себя, что сумел хоть отчасти с ними сквитаться. И поднялся, показывая, что разговор кончен.
Но он в самом деле сразу отправился к Мелибоэ, и притом в немалом смущении:
— Как же может такое быть, ведь они наслаждаются властью Бриеллы!.. Или просто подстраивают мне ловушку?
Чародею пришлось оторваться от работы над философическим аппаратом — перегонным кубом. Усевшись, он подпер рукой голову: