Страница 94 из 151
* * * Белозубый, смуглолицый, С носом, загнутым крючком, И в станице и в столице Остаюсь я казаком. И в низовьях, и в верховьях, И на пашне, и в седле, И на сессии Верховной, Как положено, в Кремле. Не из лести, что в поклонах Домогается наград, А по чести, что от Дона Полагается мандат. И не то чтобы умелой — Вот чего я не скажу, — А походкой все же смелой На трибуну и всхожу. Назовитесь, кто б не замер На трибуне той без слов Под прицелом кинокамер И биноклями послов. Но стою я перед светом Перед целым, не смущен, Потому что я не ветром На нее был занесен. Сердца слушая удары, Я стою и не дрожу, Потому что не задаром Я сюда принадлежу. И когда держу и речи, То навстречу сквозь века Мне мерцает издалече След копытный Ермака. И не призраком загробным, А воочию встают За спиной на месте Лобном Те, что силу придают. Те, чьи головы казачьи От веков катились с плеч, Чтоб сегодня не иначе И за них держал я речь. И от имени Степана, Гордой стати не согнув, И устами Емельяна, С Дона тихого шагнув. * * * Опять синицы прилетели Кормиться к дому моему, Но что-то нету свиристели, И я не знаю почему. Или отныне край отлетный Ее навек приворожил? Или охотник беззаботный На спор с друзьями подстрелил? Или теперь в избытке пищи В лесу холодном и нагом? А может, стыдно ей, как нищей, С утра маячить под окном? Напрасно с коркою румяной Я на ступеньки выхожу, Напрасно в мареве багряном За каждой тенью я слежу. Не виден крыльев шелестящих Знакомый просверк золотой… Скорей, Наташа, возвращайся С прекрасной птицею домой. * * * Нет, не любовью ряженой, Что ночи напролет Коровой бесфуражной «Шумел камыш» ревет, Без памяти, провинция, Тебя я полюбил, С тех пор как по станицам Охлюпкой[21] я пылил. За россыпь многоцветную Веселых куреней И щедрость многодетную За золотом плетней; За жизнь твою несытую У мира на виду С воротами, открытыми На радость и беду; За то, что с песней лучшею От солнышка до звезд Всей силою могучею Валила на покос; За радость бессекретную По случаю обнов И гордость несусветную Босых твоих сынов, Которых ты рожала Все там же, на лугу, И там же провожала На отповедь врагу; За то, что нет пригожей Твоих ковыльных мест И нет нигде надежней Твоих степных невест. * * * От века в век, от века в век, На вид приметливым не очень, В степи известен тем кермек, Что он цветет уже под осень. Еще тогда, когда простор Ногайским гиком оглашался, Он на кургане, как костер, Огнем небесным возгорался. Он не померк, он не померк. Вот и теперь в степи ненастной Один-единственный кермек Зацвел на кладбище солдатском. * * * Тех, кто смотрит глазами тусклыми На твою белизну как на грех, Ты не слушай, пожалуйста, тех. Падай, падай на землю русскую, Молодой ослепительный снег. Невесомый такой, порхающий, И с бубенчатым ветром вдвоем Хороводы в степи затевающий На моем на раздолье родном. На поля, обнаженные с осени, Упади, как лебяжий пух, И укрой их зеленые озими Одеялом, как ласковый друг. Тех, кто смотрит глазами тусклыми На твою белизну как на грех, Ты не слушай, пожалуйста, тех, Падай, падай на землю русскую, Молодой ослепительный снег. ТЮЛЬПАН Цветок родимых мест, Краса донских степей, Неужто ты исчез На памяти моей, Когда ты в сенокос Под косами вздыхал, А после из-под кос На окнах расцветал. Неужто ты завял? А я-то, и любя, Навеки прозевал Меж войнами тебя, С седла не разглядел В азарте на пути, Когда и ты успел С обочины уйти, С курганов отступил Под натиском огня И выбился из сил, Под лемехом звеня, Померкнув под водой В запруженной реке, Оставив надо мной Свой отблеск на древке. * * * Никому я не прощал измены И себе бы тоже не простил… Но тебе я, сторож мой бессменный, Получается, сегодня изменил. Разрешил, чтоб на рассвете синем, Приманив тебя, мой верный пес, Мой знакомый в собственной машине К новому хозяину отвез. Потому что по ночам бессонным У меня уже не стало сил Слушать, как за сеткою, в загоне, Ты метался яростно и выл. Долгой ночью на ветру холодном Был твой вой до боли невтерпеж, Я ж не мог пустить тебя свободно — Ты ведь слишком на волка похож. Не тебя ли тот же мой знакомый, Перейдя по льду наискосок, За Доном в дремучем буреломе Из норы за шиворот извлек. И не ты ли, быстро подрастая На харчах обильных, оскалять Стал все чаще клык свой, забывая, Что с детьми не надо так играть. Я вхожу в загон твой опустевший, Я беру твою стальную нить И над всей землей очугуневшей Начинаю жалобно скулить. вернуться
21
Верхом без седла.