Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 154



Величие современного Человека — в протесте. Слава сжигающим себя из протеста перед лицом тупой безгласной толпы и тем, кто протестует, выйдя на площадь с плакатами и лозунгами и обрекая себя на репрессию, и всем, кто говорит «нет» шкурникам и безбожникам. Подняться над возможностью жить, практически осознать смертность нашей плоти во имя будущего, во имя Бессмертия…

Если человечество способно на это — то еще не все потеряно. Есть еще шанс. Человечество слишком много страдало, и чувство страдания у него постепенно атрофировалось. Это опасно. Ибо теперь невозможно кровью и страданием спасти человечество. Боже, что за время, в которое мы живем!

Андрюшка уже улыбается, смеется, угукает, следит глазами, даже, поворачивая голову, узнает меня. Пытается поворачиваться на пузо. Никто не верит, кому мы ни рассказываем. Да и трудно поверить, ведь 7-го ему исполнился только месяц. Своими ужимками он похож на «простака» из диснеевского фильма о Белоснежке.

Вчера Дзаваттини прислал Ларисе розы и записку: «Да здравствует новый Тарковский. Дзаваттини». (Перевел и от всей души поздравил Валерий Сировский.)

Надо послать ему письмо и поблагодарить.

Саша Мишарин словно сквозь землю провалился. Надо его разыскать.

Вчера в Доме архитектора праздновалась защита Лёней Козловым кандидатской диссертации. Возвращались оттуда вдвоем с Фрейлихом. Он хороший, по-моему, человек, но удивил меня несколько неожиданным предложением поставить фильм по его сценарию. Этого еще не хватало только! Беда просто. Как только мне кто-нибудь предлагает ставить его сценарий — удираю без оглядки. И почему-то этот человек падает в моих глазах. Хотя ничего бесчестного он не совершил. Но неужели Фрейлих, который, казалось мне, имеет обо мне некоторое представление, не понимает, что я буду ставить картины только по своим сценариям? Потом я не очень верю в то, что он может написать сценарий. Потом он рассказал мне, что О. Тейнишвили говорил о том, что «Рублев» должен скоро выйти на экран. Почему Отар тогда мне ничего не говорил об этом? Что-то здесь не совсем то…

Андрюшка уже следит глазами за погремушкой, поворачивается за ней. Что-то очень уж рано.

На днях имел разговор с нашим звукооператором Ю. Михайловым. Правда, звукооператор он прекрасный. Не следует, говорит он брать для картины Баха. Это, мол, модно. Многие берут Баха. Чудак. Мало ли что «модно». Я хочу взять темой фа-минорную хоральную прелюдию для органа не потому, что это модно, а потому, что это прекрасная музыка. А бояться использовать из-за увлечения кино Бахом — тот же снобизм. Надо будет послушать музыку, которую собирался использовать в «Дворянском гнезде» Андрон. Не помню сейчас, какую именно. Вообще-то надо повнимательнее послушать музыку.

Сегодня прием у Стивенса. Приехала Ася, и мне будет интересно ее повидать.

Придумалась интересная линия костра для «Соляриса»:

Первый костер — тот, в котором Крис сжигает все ненужные бумаги и вещи накануне отлета.

Второй — Болезнь Криса, бред. Он имеет и смысл тоски по дому, и жара, в котором мечется Кельвин. В нем могут гореть самые разные предметы, вплоть до платья Хари. Он должен быть при ярком солнечном свете, когда языков пламени почти не видно и струится раскаленный горячий воздух.

Третий — у Дома Кельвинов на Солярисе, на него Крис наталкивается, уходя от Дома, населенного фантомами. Это может быть костер, пламя которого не жжет. Предмет, брошенный в него Крисом, не загорается. Холодный огонь.

По-моему, это неплохо. В одном из африканских племен есть обычай раз в год сжигать в огромном общем костре одежду, утварь, предметы обихода. Для того, чтобы очиститься и начать новую жизнь. У итальянцев во время наступления Нового года принято выбрасывать из квартир старую мебель. Вообще сжигать свои старые бумаги и вещи. В этом есть что-то древнее, подсознательное и остро-чувственное. Думаю, что костер в том виде, котором он сейчас задуман, будет достаточно выразителен. Может быть, так же, как огонь третьего костра холоден, так он и не дает тени? Даже отблеск костра на предметах и деревьях живет своей особой жизнью, сам по себе. Откуда Океану знать, что такое огонь? Он может в этом случае скопировать лишь облик явления. Этот третий костер лучше небольшого кратера с субстанцией Океана, клокочущей и дымящейся, который предложил Юсов. Чтобы Крис наткнулся на него недалеко от Дома.

Андрей Тарковский, Наталья Бондарчук (Хари) и Юри Ярвет (Снаут) на съемках — «Соляриса»

Сегодня закрылась выставка «Экспо-70» в Осаке. Прозевали окончательно.

Вчерашний прием у Стивенса в Гагаринском переулке был довольно нудным. Ася похорошела, хотя худа, как вязальная спица. Познакомился с культурным атташе США. Была Б. Ахмадулина. Она как-то замучена, зачумлена, что ли. Какая-то жалкая. Очень мило сострила по поводу огромного количества культурных атташе: «Кругом все такие культурные, а мы-то что?». Или что-то в этом духе.



Была Инга Окуневская с мужем — неким Суходревом. Он — переводчик. В поблескивающем сереньком костюме. С сияющим дурацким лицом. Миниатюрный какой-то. Свою сомнительную профессию он носит с гордостью. Знание языка приравнивается к некоей профессии. Смешно. Инга глупа как пробка. Но упряма. Ее не переспоришь. В ней есть что-то хищное и инстинктивно защищенное. Но головы нет. Думает кожей.

Народу было много. Атмосфера тоскливая. Ася с отцом на следующей неделе тоже едут в Осаку, и в Токио, и еще куда-то в Японии. И тоже недели на две.

Очень болит спина. Это не только радикулит.

Завтра пойду к О. Тейнишвили. Поговорить насчет Биби.

Сегодня целый день спал. Настроение омерзительное.

Пытался перечитывать письма Достоевского к жене. Сразу же наткнулся на его игорные муки и проигрыши. Невозможно читать. Бросил. Физическое ощущение страдания.

Хочется, чтобы скорее приехал Москович из Парижа: обещал привезти пластинки Баха — «Страсти по Иоанну» и «Матфею».

Сегодня на студии Юсов сказал: «Умер Лёва Кочарян». Ужасно. Как-то на душе нехорошо. Может быть, оттого, что мы были, в результате нашей могучей совместной деятельности по поводу «Шанса», недовольны друг другом. Разошлись, в общем, тогда, когда он был болен уже. Скверно. Почему-то чувство вины перед ним не дает покоя. Хотя сделал я все, чтобы помочь ему в том, чем я мог. И все-таки мы долгое время были близкими людьми. На похороны я, наверное, не пойду. Ему все равно теперь, а делать вид — не хочется.

Сегодня японцы прислали визу Если кто-нибудь «это дело не поломает», то, видимо, в конце недели уедем. Скорее бы уехать снимать эти 150 метров Города. Положить начало. Правда, теперь не будет выставки. Может быть, удастся снять ее на рассвете. Дней пять режима. Если вечером и утром, то за три дня можно успеть снять эти режимные кадры. А остальные — в Токио и Осаке. Значит, так: сначала

1. Япония (Город).

2. Выноски декорации на море (Ялта).

3. Павильоны Станции.

4. Натура под Звенигородом.

5. Павильоны Дома Кельвинов.

И куда-то в середину Зал заседаний.

Сегодня разговаривал с Отаром Т[ейнишвили]. Он обещал после приезда Павлёнка склонить того в пользу Биби и предложить эту безумную идею Романову. Как-нибудь осторожно. Не знаю, что из этого выйдет, но надеюсь.

Надо поговорить с Кулиджановым насчет квартиры. Он обещал как-то помочь. Даже если на Ларису, меня и Андрюшку не дадут трех комнат, то, получив две, можно будет обменять эту и новую на пятикомнатную. На этом, я думаю, жилищные проблемы закончатся. Кулиджанов будет в Москве в среду Если я уже уеду, то оставлю ему письмо.