Страница 5 из 154
— За что ты меня не любишь?
— … (А за что тебя любить?)
В квартире у него все стены завешаны скверными картинами. Буржуй. И очень хочет, чтобы его любили. И Хрущев, и Брежнев, и девушки… О нем рассказывают забавную историю. Когда он был в Италии, то жил у какого-то итальянца, которого называл своим другом. Однажды Е. рассказал ему о том, что встретил очаровательную женщину, которая его обожает. Как ее зовут, не сказал. Пока он жил в Италии, то время от времени рассказывал о страсти, которая охватила и Женю, и его возлюбленную. Однажды его друг должен был уехать из города на некоторое время. Е. попросил его оставить ему ключи от его квартиры. Тот оставил. Когда друг вернулся, Е. с пафосом распространялся о своей любви и качествах своей любовницы.
— Почему ты не спросишь, как ее зовут? — настаивал Е.
— Ключи, которые я тебе оставил, — опустив Женин вопрос, сказал «друг», — от шкафов и письменного стола…
Даже если это анекдот, то остроумный. Здесь весь Евтушенко. Ни на грош благородства.
Лелуша у нас обожают. Даже публика из Дома кино. Это неслучайно. Пошлость у нас любят. «Жизнь, любовь, смерть» — чудовищная по своей пошлости картина. Речь в ней идет ни больше ни меньше как о протесте против смертной казни. (Почти Достоевский!) Но для того, чтобы заинтересовать этой проблемой зрителя (да и самого себя, наверное! Sic![1]), какими только средствами он не пользуется! И секс, и извращение, и сентиментальности. Бедный бездарный французик. В Доме кино публика просто писала кипятком от восторга.
Надо выяснить наконец, экранизирована ли «Чума» Камю. Если нет, то стоило бы переговорить с О. Тейнишвили. Пусть он предложит Гамбарову две вещи: «Чуму» и сценарий о Достоевском, который мы собирались писать с Мишариным. Солоницын мог бы быть прекрасным Достоевским.
Это я на съемках «Рублева»:
I. В. Юсов
II. В. Севостьянов
III. Я
IV. С. Ямщиков
Что можно было бы поставить в кино:
1. «Кагол» (о суде над Борманом).
2. О физике-диктаторе (варианты версии).
3. «Домик с башенкой».
4. «Аукалки».
5. «Дезертиры».
6. «Иосиф и его братья».
7. «Матренин двор» по Солженицыну.
8. О Достоевском.
9. «Белый день». Скорее!
10. «Подросток» Достоевского.
11. «Жанна д’Арк, 1970 г.».
12. «Чума» по Камю.
13. «Двое видели лису».
Сценарии:
1. «Последняя охота», или «Столкновение».
2. «Катастрофа».
3. О летающем человеке (по Беляеву).
По хорошим временам я мог бы быть миллионером. Снимая по две картины в год с 1960 года, я мог бы снять уже 20 фильмов… С нашими-то идиотами снимешь!
«— Есть на свете дураки, а это — сплошной Глупой. Аксен глупой который три раза переносил избу с места на место. Искал получше».
(Из деревенских разговоров)
Очень часто драматурги злоупотребляют эффектной репликой или поворотом под занавес. Это безвкусно. В хороших пьесах этого нет.
«Она (философия — А. Т.) „не печет хлеба“, как сказал кто-то, но она способна преисполнить сердца наши мужеством».
«История философии — история столкновений человеческих характеров».
«Философ доверяет своему темпераменту».
(У. Джеймс — автор «Прагматизма»)
Судя по тому, что сегодня уже 9.IX, «Экспо-70» вполне мы прозевали. Осеннюю натуру тоже. Молодец Гуткин! Славно работает!
Прочел «Колыбель для кошки» Воннегута. Мрачная книжка. И бойко написана. Все-таки пессимизм к искусству имеет слишком мало отношения. Литература, как и вообще искусство, религиозна. В высшем своем проявлении она дает силы, вселяет надежду перед лицом современного мира — чудовищно жестокого и в бессмысленности своей дошедшего до абсурда. Современное настоящее искусство нуждается в катарсисе, которым бы оно очистило людей перед грядущими катастрофами, а может быть, катастрофой.
Пусть надежда — обман, но он дает возможность жить и любить прекрасное. Без надежды нет человека. В искусстве следует показать этот ужас, в котором живут люди, но только в том случае, если найден способ в результате выразить Веру и Надежду. Во что? На что? В то, что, несмотря ни на что, он полон доброй воли и чувства собственного достоинства. Даже перед лицом смерти. На то, что он никогда не изменит идеалу — фата-моргане, миражу — своему человеческому призванию.
Странно, что когда люди собираются вместе по единственному признаку общности в производстве или по географическому принципу, — они начинают ненавидеть и притеснять друг друга. Потому что каждый любит только себя. Общность — видимость, в результате которой рано или поздно над материками встанут зловещие смертоносные облака в виде грибов.
Совокупность людей, стремящихся к одной цели — наесться, — обречена на гибель, разложение, антагонизм. «Не хлебом единым!» Человек создан как совокупность противоречивых качеств. История доказательно демонстрирует, что действительно развивается она по самому негативному пути. То есть, или человек не в силах ею управлять, или, управляя ею, способен только толкнуть ее на путь самый страшный и нежелательный. Нет ни одного примера, который бы доказывал обратное. Люди не способны управлять людьми. Они способны лишь разрушать. И материализм — оголтелый и циничный — довершит это разрушение.
Несмотря на то, что в душе каждого живет Бог, способность аккумулировать вечное и доброе, в совокупности своей человеки могут только разрушать. Ибо объединились они не вокруг идеала, а во имя материальной идеи. Человечество поспешило защитить свое тело. (М. б. в силу естественного и бессознательного жеста, что послужило началом т. н. прогресса.) И не подумало о том, как защитить душу. Церковь (не религия) сделать этого не смогла.
На пути истории цивилизации духовная половина человека все дальше и дальше отделялась от животной, материальной, и сейчас в темноте бесконечного пространства мы еле видим огни уходящего поезда — это навсегда и безнадежно уносится наша вторая половина существа. Дух и плоть, чувство и разум никогда уже не смогут соединиться вновь. Слишком поздно. Пока еще мы калеки в результате страшной болезни, имя которой бездуховность, но болезнь эта смертельна. Человечество сделало все, чтобы себя уничтожить. Сначала нравственно, и физическая смерть — лишь результат этого.
Как ничтожны, жалки и беззащитны люди, когда они думают о «хлебе» и только о «хлебе», не понимая, что этот образ мышления приведет их к смерти. Единственное достижение человеческого разума было осознание принципа диалектики. И если бы человек был последователен и не был бы самоубийцей, он многое бы понял, руководствуясь ею.
Спастись всем можно, только спасаясь в одиночку. Настало время личной доблести. Пир во время чумы. Спасти всех можно, спасая себя. В духовном смысле, конечно. Общие усилия бесплодны. Мы — люди, и лишены инстинкта сохранения рода, как муравьи и пчелы. Но зато нам дана бессмертная душа, в которую человечество плюнуло со злобной радостью. Инстинкт нас не спасет. Его отсутствие нас губит. А на духовные, нравственные устои мы плюнули. Что же во спасение? Не в вождей же верить, на самом деле! Сейчас человечество может спасти только гений — не пророк, нет! — а гений, который сформулирует новый нравственный идеал. Но где он, этот Мессия?
Единственное, что нам остается, — это научиться умирать достойно. Цинизм еще никого не спасал. Он — удел малодушных.
История человечества слишком уж похожа на какой-то чудовищный эксперимент над людьми, поставленный жестоким и не способным к жалости существом. Что-то вроде вивисекции. И объяснится ли это когда нибудь? Неужели судьба людей — лишь цикл бесконечного процесса, смысл которого они не в силах понять? Страшно подумать. Ведь Человек, несмотря ни на что, ни на цинизм, ни на материализм, — верит в Бесконечное, в Бессмертие. Скажите ему, что на свет не родится больше ни один человек — и он пустит себе пулю в лоб. Человеку внушили, что он смертен, но перед угрозой, действительно отнимающей у него права на Бессмертие, он будет сопротивляться так, как будто его собираются сию минуту убить. Человека просто растлили. Вернее, постепенно все друг друга растлили. А тех, кто думал о душе — на протяжении многих веков, вплоть до сегодняшнего дня, — физически уничтожали и продолжают уничтожать. Единственное, что может спасти нас, — это новая ересь, которая сможет опрокинуть все идеологические институты нашего несчастного, варварского мира.
1
Так! лат. — прим. ред.