Фазы гравитации

– Ладно, Скотт. Давай лучше позавтракаем, заодно и поговорим нормально.

– Извини, пап, я тороплюсь. Первое занятие начинается в восемь, мне нужно быть там. Боюсь, я буду занят пару дней. Мы сейчас на очень важной стадии. Мироощущение – вещь хрупкая. Нарушу созерцание, деградирую. Тогда труды последних двух месяцев насмарку.

Бедекер вовремя прикусил язык и сдержанно кивнул.

– Хорошо, но хоть кофе мы выпить успеем?

– Конечно, – ответил Скотт с ноткой сомнения в голосе.

– Куда пойдем? Может, в гостиничный кафетерий? Здесь вроде больше и некуда.

Скотт снисходительно улыбнулся.

– Да, конечно.

Летний кафетерий располагался в тени сада, почти вплотную к бассейну. Бедекер заказал рогалики и кофе и краем глаза заметил женщину из «особых меньшинств», серпом косившую лужайку. Да, в современной Индии неприкасаемые остались неприкасаемыми, хотя и называются теперь иначе. Бассейн оккупировала семейка индийцев. Отец и маленький сын, оба невообразимо тучные, без конца ныряли «бомбочкой» с низкого бортика, заливая водой дорожку. Мать с дочерьми устроились за столиком и громко хихикали.

Взгляд Скотта стал глубже и еще серьезнее, чем прежде. Даже в детстве он всегда был угрюмым, а теперь превратился в усталого на вид юношу с прерывистым, астматическим дыханием.

Вскоре им принесли заказ.

– М-м-м… – Бедекер блаженно зажмурился. – От местной пищи я не в восторге, но кофе здесь отменный.

Скотт с сомнением покосился на кофе и две булочки.

– Слишком много чужой кармы, – объявил он. – Неизвестно, кто все это готовил. Кто прикасался. Вдруг у них плохая карма?

Бедекер сделал глоток из чашки.

– Рассказывай, Скотт, где живешь?

– По большей части в ашраме или в деревне у Учителя. Для недель уединения снимаю номер неподалеку. Там, правда, пустые окна и сетчатая кровать, зато дешево. А физические удобства для меня больше ничего не значат.

– Правда? – удивленно протянул Бедекер. – Если там так дешево, куда деваются деньги? С января, как ты переехал сюда, мы с матерью выслали тебе почти четыре тысячи долларов.

Скотт глянул на бассейн, где резвилось шумное семейство.

– Расходы, пап. Сам понимаешь.

– Извини, не понимаю, – мягко проговорил Бедекер. – Что за расходы?

Скотт насупился. Длинные волосы юноши были разделены посередине пробором. С бородой сын напоминал чудаковатого механика, с которым Бедекер познакомился на испытательных полетах для НАСА в шестидесятые.

– Обычные расходы, – повторил Скотт. – Пока доехал, пока устроился… А бóльшую часть денег пожертвовал Учителю.

Бедекер понял, что вот-вот сорвется, хотя поклялся не давать воли гневу.

– В смысле, ты пожертвовал деньги Учителю? На что, позволь спросить? На строительство нового лектория? На триумфальное возвращение в Голливуд? Или на покупку очередного городка в Орегоне?

Скотт вздохнул и, забыв про карму, впился зубами в булочку. Потом стряхнул с бороды крошки.

– Проехали, пап, – буркнул он неловко.

– Что проехали? Что ты бросил аспирантуру ради этого шарлатана?

– Я же сказал, проехали.

– Черта с два! Давай хотя бы обсудим.

– Нечего тут обсуждать! – повысил голос Скотт. На них стали оглядываться. Длинноволосый старик в оранжевой хламиде и сандалиях отложил «Таймс» и, потушив сигарету, навострил уши.

– Что ты вообще понимаешь? – бушевал Скотт. – Вы у себя в Америке чокнулись на материальных благах. Свались тебе на голову истина, хрен ведь заметишь.

– Чокнулись на благах, – повторил Бедекер, чувствуя, как гнев улетучивается. – По-твоему, тантра-йога и пребывание в этой жопе мира явят тебе истину?

– Много ты понимаешь! – снова огрызнулся Скотт.

– Я много понимаю в технике, – парировал Бедекер, – а еще понимаю, что только в отсталой стране не могут наладить элементарную телефонную сеть и построить канализацию. А голод и нищету наблюдаю собственными глазами.

– Чушь, – нарочито-презрительно фыркнул Скотт. – Если мы тут не едим стейки, это не значит, что мы голодаем…

– Речь не о тебе и не о тебе подобных. Ты можешь вернуться домой, когда пожелаешь. Это просто забава для мажоров. Речь о…

– Мажор? Я? – Скотт от души расхохотался. – Вот уж не думал, не гадал… Помнится, ты жадничал дать мне лишние пятьдесят центов, боялся разбаловать.

– Скотт, прекрати.

– Езжай домой, пап. Смотри там свой цветной телевизор, скачи на тренажерах в подвале, любуйся своими долбаными фотками на стене и не мешай мне… забавляться.

Бедекер на мгновение прикрыл глаза. Вот бы день начался заново, чтобы можно было все переиграть.

– Скотт, ты нужен нам дома.

– Дома? – удивленно поднял брови Скотт. – И где же мой дом? В Бостоне с мамой и проказником Чарли? Или твоя холостяцкая берлога в Сент-Луисе? Нет уж, увольте.

Мужчины уставились друг на друга, точно виделись впервые.

Бедекер подался вперед и вновь ухватил сына за плечо, чувствуя, как напряглись мышцы под тонкой тканью.

– Послушай, Скотт, здесь тебе ловить нечего.

– Ловить нечего там! – отрезал Скотт. – Тебе ли не знать. Хотя, что я говорю!

Бедекер откинулся на спинку стула. Устроившийся до неприличия близко официант бесцельно перебирал посуду и столовые приборы. На соседнем столике резвились воробьи, поклевывая из грязных тарелок и сахарниц. Тучный мальчуган у бассейна пронзительно взвизгнул и плашмя приземлился на воду. Папаша издал одобрительный возглас, женская аудитория дружно захихикала.

– Мне пора, – произнес Скотт.

Бедекер кивнул.

– Я провожу.

Ашрам был всего в паре кварталов от гостиницы. Ученики семенили вдоль цветущих газонов, приезжали на моторикшах по двое-трое. Деревянные ворота и высокий забор надежно скрывали общину от посторонних взглядов. Сразу за воротами помещалась сувенирная лавчонка, где желающие могли приобрести книги, фотографии и футболки с автографом гуру.

Отец и сын остановились на входе.

– Сможешь вырваться сегодня вечером поужинать?

– Да, пап. Хорошо.

– Куда пойдем? В гостиницу?

– Нет, здесь в городе есть отличный вегетарианский ресторанчик. Дешевый.

– Ладно, договорились. Если вдруг освободишься пораньше, заходи.

– Не вопрос. В понедельник я возвращаюсь в деревню, пусть Мэгги устроит тебе экскурсию по Пуне. Посмотришь мемориал «Кастурба Самадхи», храм Парвати, ну и прочую хрень… – Скотт повторил свой коронный жест правой.

Бедекер едва сдержался, чтобы не пожать ему руку как партнеру на деловой встрече. Солнце палило нещадно. Судя по влажности, вот-вот польет дождь. Хорошо бы купить где-нибудь зонт…

– До встречи, Скотт.

Тот молча тряхнул блестящей шевелюрой и, расправив тощие плечи, вместе с толпой учеников в оранжевых хламидах двинулся в ашрам.

В понедельник экспресс «Королева Деккана» доставил Бедекера за сотню миль из Пуны в Бомбей. Лондонский рейс задерживался на три часа, стояла невыносимая жара. В аэропорту пожилые охранники, вооруженные допотопными винтовками с ручным затвором, расхаживали в сандалиях поверх заштопанных носков.

С утра он исходил вдоль и поперек старые английские кварталы Пуны, разыскивая дом доктора, где Мэгги служила гувернанткой. Оказалось, что мисс Браун нет на месте, но если господин желает оставить записку… Вместо записки Бедекер оставил сверток, в котором лежала купленная у попрошайки дудка, а еще – медаль святого Христофора на потускневшей цепочке.

В самолете он очутился только ближе к шести и сразу вздохнул с облегчением. На взлете произошла очередная заминка, но ожидание сгладили напитки и включенный кондиционер. Бедекер лениво пролистал «Сайентифик америкэн», предусмотрительно купленный на вокзале Виктория.

После взлета его сморил сон, в котором он снова учился плавать, легко отталкиваясь от белого песчаного дна озера. Отца он не видел, но чувствовал, как держат его сильные руки, оберегая от опасных течений.

Он очнулся, едва самолет оторвался от земли. Спустя десять минут они поднялись над Аравийским морем, протаранив гущу облаков. Первый раз за всю неделю Бедекер увидел кристально-голубое небо. В лучах заходящего солнца облака внизу пламенели огнем.