Зной прошлого

Чтобы спор с варненцами окончательно решить в пользу третьего взвода жандармерии, по приказу Стефанова Янкова и Ботева сфотографировали с вещественными доказательствами — с отрезанными головами: фотографии понадобятся, когда начальство начнет разбираться, кому же полагаются награды.

Позднее спор между бургасскими и варненскими жандармами — «героями» боя с партизанами вблизи села Дюлино — был доведен до прокуроров двух приморских областей, но так и не был решен вплоть до народной победы.

Вот и разберись тут, кто же был более «предан» народу: полиция Соларова или жандармерия капитана Русева?

В памяти народной

Несколько десятилетий отделяет нас от событий, предшествовавших победе революции в Болгарии. Свято хранит народ память о своих мужественных сыновьях и дочерях, не щадивших жизни в борьбе за свободу. Но мы не вправе забывать и злодеяния, которые вершились на нашей земле фашистскими палачами. В числе этих злодеяний и жестокая расправа, учиненная в Каблешково палачами из третьего батальона жандармерии.

Позднее, представ перед Народным судом, все те, по чьему приказу проводилась операция в Каблешково, любыми способами пытались выгородить себя, стремились переложить ответственность на других.

«О поджогах в Каблешково я узнал лишь несколько дней спустя, — твердил генерал-майор Младенов. — Жандармерия тогда еще не была передана в мое подчинение, так что я в принципе не мог отдать подобного приказа».

Майор Димитров, начальник разведки третьей балканской дивизии и начальник штаба по борьбе против революционного движения, вторил генералу: «Полиция не вправе перекладывать вину на штаб дивизии… Она вообще чаще всего действовала на свой страх и риск».

Как и следовало ожидать, ни при чем был и капитан Русев: «Когда я приехал в Каблешково, операция уже была начата по приказу поручика Стефанова».

Косю Владев также не признавал какую-либо вину за собой: «В операции в Каблешково участия не принимал… Когда начали поджигать дома, я сидел в кафе».

Виновных не было, а в Каблешково полыхали пожары. Черные облака дыма поднимались до небес. Жители окрестных сел с удивлением и испугом взирали на зарево над Каблешково. Но согласно официальной версии — виновных не было…

Еще не стихло ликование по поводу одержанной вблизи села Дюлино мнимой победы над партизанами, еще продолжали жандармы комментировать речь своего командира и его поздравления «героев» дня, как был получен новый приказ и отряд карателей отправился в Каблешково. Прямо на марше начался подбор исполнителей для решения наиболее ответственных задач. Поручик Стефанов собрал взводных командиров и уточнил с ними детали предстоящей операции. К вечеру 10 мая роты должны были прибыть в Каблешково. Предстояло пройти значительное расстояние. В первую очередь необходимо было как можно быстрее преодолеть горы. Далее путь лежал по равнине. Сразу за реками Хаджийска и Ахелой возвышалась гора Биберна. Ну а оттуда до Несебыра было рукой подать.

Оставив батальон на марше, капитан Русев и Косю Владев заторопились в Несебыр. Не сказочные красоты города и не отдых на морском берегу влекли их сюда — здесь была назначена встреча с представителем каблешковских властей, который должен был передать список лиц, заподозренных в связях с партизанами. Предстояло решить, чьи дома из тех, кто значился в списке, будут преданы огню. Капитан так долго расспрашивал посланца из Каблешково о настроениях людей, о том, как они отнесутся к подобной мере властей, что тот даже стал подумывать, уж не прощупывает ли капитан его самого, не проверяет ли его лояльность. А капитан продолжал играть роль благородного человека, небезразличного к интересам людей.

— Уж слишком вы раздули историю, — счел он возможным пожурить каблешковца. — Сорок домов — это чересчур много. Поджоги должны иметь символическое значение, служить назиданием для людей.

В конце концов сбитый с толку представитель каблешковской верхушки принялся даже оправдываться, что все подготовлено в соответствии с требованиями приказа № 26 и личными указаниями капитана.

В положенный срок третий батальон жандармерии прибыл в Каблешково. Местное училище превратилось в казарму. Все село было оцеплено. Жандармов на улице было больше, чем прохожих. У намеченных к уничтожению домов были выставлены посты. Жителям еще не были ясны до конца намерения жандармерии, по Каблешково поползли самые различные слухи на этот счет. Все ждали капитана Русева, приезд которого должен был разрешить все сомнения. Встречать его собрались местные заправилы, сельский кмет и офицеры батальона. Началось коллективное обсуждение списка. Капитан — «добрый человек» — разрешил каждому свободно высказываться, отстаивать свое мнение. Капитан подчеркнуто спокойно принимал возражения, внимательно выслушивал родителей партизан, просьбы одних удовлетворял, других — категорически отвергал. Понимая неблаговидность и жестокость предстоящей расправы, командир батальона жандармерии хитрил, пытаясь выставить себя жертвой обстоятельств.

— Иду на это с болью в сердце, — заявил он собравшимся просителям. — Но что могу сделать? Таков приказ.

Сидящий напротив него поп Енев восторженно воскликнул:

— Воистину добрый человек. За что господь не прислал нам его пораньше?

«Либеральничание» капитана Русева не нашло, однако, одобрения среди собравшихся представителей каблешковской верхушки, вызвав среди них лишь ропот разочарования:

— Не ко времени сейчас такая доброта. Столько лет возились с этими коммунистами, руки не смели на них поднять, сколько же можно терпеть.

Услышав эти слова, капитан поторопился разъяснить свою позицию:

— Запомните, господа, меры властей должны вести к сплочению нации. Нашей армии нужны новые солдаты. Будем брать их и из вашего села. Так что никто не должен пострадать безвинно. — После короткой паузы он ехидно продолжил: — И где же, смею спросить, вы были раньше, господа, будь вы порешительнее, не пришлось бы сейчас капитану Русеву краснеть перед историей.

Не менее лицемерно разглагольствовал капитан и перед ошеломленными крестьянами, согнанными на сельскую площадь, чтобы послушать его речь.

В итоге обсуждения из сорока предложенных домов были окончательно выбраны восемнадцать, подлежащие уничтожению. Поручик Стефанов лишь ждал приказа. Уже были готовы поджигатели и группы, в обязанность которых вменялась конфискация имущества. Были даже выделены люди, которым надлежало следить за тем, чтобы огонь не перекинулся на соседние дома. Все было предусмотрено. Поджигатели имели опыт, приобретенный ими в карательном полицейском отряде «Полковник Ат. Пантев» и во время поджогов в селе Скалица две недели назад.

Мне и сейчас не совсем ясно, что же за человек был в действительности капитан Русев? Я читал и перечитывал все, что осталось после него — собственноручно написанные показания, стенограммы ответов на вопросы во время заседаний Народного суда, различные прошения и ходатайства. В отличие от Косю Владева и ему подобных, которые никогда и ни в чем не признавали себя виновными и стремились всю ответственность свалить на других, капитан Русев зачастую соглашался: «Да, это сделано по моему приказу». Но чаще всего он юлил, заявляя, что большинство злодеяний совершено третьим батальоном жандармерии по приказам генерала Младенова и генерала Христова. На вопрос народного обвинителя, почему он исполнял антинародные приказы, капитан Русев ответил: «По уставу ответственность за последствия несет тот командир, который отдал приказ. Я солдат и привык подчиняться. — Затем он добавил: — Я никогда не был физическим убийцей. Думаю, что и в окопах я сумел доказать, что являюсь солдатом, который знает, как исполнять приказы».

Когда меня арестовали и бросили в одну из камер в штабе жандармерии, я имел возможность несколько раз видеть и слышать капитана Русева. Был он среднего роста, широкоплечий, со светлыми волосами, несколько полноватый для своих лет. С подчиненными всегда разговаривал спокойно, любил пошутить, посмеяться. В полдень, находясь в штабе жандармерии, капитан любил постоять на площадке, откуда начиналась ведущая на второй этаж лестница. Как раз в это время выводили в туалет арестованных. Капитан Русев провожал каждого из них равнодушным взглядом, и ничто в его лице не менялось. Словно это были люди, случайно встреченные на улице.