Страница 42 из 54
— Но ведь припасов нет?
— Мишки есть… Разреши стрелять мишек, и все. Каждому по шкуре, всей зимовке мясо… Ну, и еще, конечно, Прилуцкий через бухгалтерию оформил бы каждому по два оклада за трудную зимовку, в общем, никто в обиде не остался бы… А этот прилетел, покричал, и — кранты! Снимать людей… Теперь им торчать на Диксоне на гарантийной оплате — это девяносто или того меньше. Я, пожалуй, уволюсь вовсе, если на какой другой остров не пошлют. Чего я не видел на том Диксоне?..
— Вы извините, я пойду «Гамму» смотреть, — сказал Касьянов, показывая на циферблат.
— Уже работает?
— Начала…
— А излучение от нее как? Не очень?..
— Нет излучения! — обозлился Касьянов. — Нет ни капли!..
Вернувшись в тамбур, Касьянов взял ракетницу и пошел к «Гамме». Он издалека увидел, что снег с ребристых боков прибора начал стекать прозрачными струйками вниз, значит, уже потеплела «Гамма», может быть, и режим установился, и тогда можно подключать ее к «железному полярнику» и слать радиограмму на Диксон… Откинув крышку приборного щитка, Касьянов с огорчением разглядел на неосвещенной шкале, что уровень тока почти не изменился, и «Гамма» не набрала даже тридцати процентов расчетной мощности. Что же, время в запасе еще есть. «Подождем, — решил Касьянов, — а пока отправлюсь спать».
Посовещавшись, все трое решили спать в кают-компании, чтобы не топить лишних печей. Затем Нина вспомнила, что ей через каждые три часа ходить на синсрок, и перетащила свою кровать за стенку, на камбуз, чтобы будильник не беспокоил мужчин.
— Меня пушкой не разбудить, — успокоил ее Касьянов и тут же, не раздеваясь, завалился спать.
Сквозь сон он еще услышал, как Влас осторожно прошагал на камбуз, оттуда послышался приглушенный разговор, чей-то смех, а потом все стихло.
ТАГАНРОГА АРКТИКА ПОЛЯРНАЯ СТАНЦИЯ ОСТРОВ ЭРНЕСТА БОЧКОВУ ВЛАСУ МИХАИЛОВИЧУ ОТЕЦ ТЯЖЕЛОМ СОСТОЯНИИ ЕСЛИ СМОЖЕШЬ ПРИЕЗЖАЙ — ГАЛЯ-
Эту радиограмму Нина приняла рано утром и тут же прибежала в кают-компанию. Касьянов, уже проснувшись, мирно дремал; Влас, присвистывая носом, храпел на соседней кровати. Когда Нина тронула его за плечо, он разом поднялся, свесив на пол босые ноги.
— Что? Что случилось?.. — хрипло пробормотал он. Нина прочитала радиограмму вслух, будто Касьянова и не было поблизости, а может, у них так было принято, что секретов не держали.
— Вызывать самолет? — заглядывая в глаза Власу, тревожно спросила Нина.
— Погодим чуток, — соображая с трудом, но уже проснувшись, ответил Влас и принялся наматывать портянки.
Обувшись, он достал с подоконника свои папиросы «Лайнер», закурил, напряженно уставился в пол.
— Нина Сергеевна, — решившись, позвал Влас. — Вы отбейте радиограмму в бухгалтерию, чтобы они отцу перевели сто рублей. Адрес там есть…
Нина согласно кивнула, постояла, подождала, не скажет ли Влас еще что-нибудь, затем низко наклонила голову и вышла. Она показалась Касьянову какой-то растерянной и в чем-то виноватой.
— Конечно, это не мое дело, и я, видимо, не вправе что-либо советовать, но мне кажется, ста рублей мало, — неуверенно, будто бы сам себе, сказал Касьянов. — Если болезнь серьезная, бывает необходимо приглашать профессоров, опять же фрукты, лекарства, да мало ли…
— У него фруктов полон сад, — сказал Влас. — И денег своих достаточно…
— Да-да, конечно, вам видней, — поспешно согласился Касьянов и недовольно подумал, что вот опять он лезет в чужие дела, в чужую жизнь, а зачем — неизвестно, и никогда еще это не приводило ни к чему хорошему…
Думаете, он для меня много сделал? — угрюмо спросил Влас. — Он меня… как щенка до двадцати лет на цепи держал! Только и знал, что траву таскать кроликам да на базаре торговать. Фрукты, ягоды, цветы… А припекло — сразу приезжай!.. Помрет он, как пить дать помрет! И не полечу никуда! Незачем! Вы не думайте, спецрейс, он, конечно, Шестьсот рублей стоит, но мне денег не жалко. К кому другому полетел бы… Может, если б не он, я бы на материке жил по-человечески, не таскался бы по островам…
Вошла Нина, и Влас замолчал, засопел, нахмурился.
— Мужчины! Завтракать! — распорядилась Нина. — Чай уже вскипел…
За завтраком все молчали. Потом Нина собрала посуду со стола, спросила Касьянова:
— Вам что-нибудь помочь?
— Вы, верно, устали? — смутился Касьянов. — Через каждые три часа просыпаться, идти на улицу…
— Ну, это дело привычное, — усмехнулась Нина. — К тому же последние вахты… Автомат работает нормально, отклонения в пределах нормы, я, может, вообще перестану на площадку выходить. Вот подключим ваш аппарат, понаблюдаем сутки, и все.
— Прежде чем подключить, надо его вогнать в режим, — рассудительно сказал Касьянов. — Штука капризная, иногда даже в лаборатории на стенде барахлила…
— А у тебя как дела? — спросила Нина Власа.
— Навел порядок в сарае. Можно заколачивать дверь. Сегодня жилдом приберу…
— И давайте переберемся в метеодом. Там печка лучше, там теплее и уютнее как-то, — предложила Нина.
На том и порешили. Касьянов сходил к «Гамме», увидел, что генератор раскачался и работает на полную мощность. Подключить вместо эквивалента нагрузки автоматическую метеостанцию оказалось делом десяти минут, а дальше он безоговорочно перешел в подчинение Нины, и Касьянов оказался вроде не при деле, но занятие себе нашел самое приятное — перетаскивать в метеодом библиотечку полярной станции. Он принес стопу книг по метеорологии, расставил их на полках, а вернувшись в кают-компанию, взял в руки томик Сэлинджера, уселся на кровать, пролистать, да так и не смог оторваться до обеда. Похоже, от него и не ждали большой помощи, Нина и Влас сноровисто носили какие-то свертки, какие-то мешки, ходили вместе на метеоплощадку, потом снова куда-то ходили, что-то носили… В суматохе об обеде не вспомнили. Лишь вечером, часов в шесть, устроили обильный ужин, откупорили две банки тушенки и съели по плитке шоколада. К тому времени с Диксона пришла радиограмма, что качество приема сигналов автоматической станции хорошее, визуальные наблюдения можно прекратить. Ночевать решили уже в метеодоме, там Влас жарко натопил печь. Но чтобы как-то убить вечер, в кают-компании начали крутить кинофильм «Карнавальная ночь». Кинопроектор «Украина» мерно стрекотал, из обшарпанного динамика неслись бравурные звуки музыки, временами Касьянову казалось, что все это вместе представляет собой нелепый сон, какой-то остров, три человека, греясь под наброшенными полушубками, смотрят цветную кинокомедию, но не смеются, а лишь улыбаются каким-то своим мыслям. Потом начались досадные нелепицы — порвалась пленка, Влас принялся клеить ее ацетоном, пролил ацетон, а когда вновь запустил проектор, пленка застряла, задымилась и вспыхнула, мигом загорелся стол, облитый ацетоном, пламя с треском перебросилось на сухие стены, тушить было почти бессмысленно, едва успели выбежать на мороз; Влас, правда, не забыл схватить карабин, висевший на крюке в тамбуре; Нина впопыхах разбила очки; Касьянов лишь на улице очнулся и вспомнил, что его распрекрасная дубленка осталась в огне, порывался лезть за ней, но не решился и лишь с сожалением думал о том, как будет оправдываться перед Федором Михайловичем. Пожар бушевал всего несколько минут, но на месте жилдома остались дымящиеся головешки, снег вокруг расплавился и почернел; Влас сказал, что, слава богу, ветра нет, а то бы всю станцию спалило. В метеодоме было тепло, но и там все трое долго не могли прийти в себя.
— Ну и хозяева же мы, Нина Сергеевна!.. — хлопнув себя по лбу, сказал Влас. — Харчи-то сгорели!..
Да, все продукты остались там, под обугленными развалинами, дымившимися на месте жилдома.
— Вызывай самолет, — сказал Касьянов, перейдя с Ниной на «ты». Когда они стояли друг перед другом, трясущиеся от неожиданной беды, перепачканные в саже и злые, тут уже было не до условностей этикета.
— Влас, запускай дизеля, — приказала Нина и пошла в радиорубку.