Страница 41 из 54
Лысеть Касьянову очень не хотелось.
…Все вещи зимовщиков, упакованные в ящики папки с материалами наблюдений и отчетами, мешки с остатками ткани, подушками, одеялами и еще каким-то барахлом, были погружены на тракторные сани, сверху запрыгнул островной пес Шарик, уселись люди, и Влас повел свой трактор на галечную косу, к самолету. Чтобы не терять времени зря, Касьянов начал распаковывать ящики «Гаммы», а Нина занималась своими делами — ходила на метеоплощадку, затем передавала на Диксон синоптическую сводку. Касьянов работал на улице, за складом, где решил установить «Гамму» постоянно, и видел, как Нина в своих ярко-красных сапожках то и дело показывалась то во дворе, то на тропинке к метеоплощадке, то переносила какие-то вещи из одного дома в другой. Временами она двигалась с девичьей легкостью, а иногда вдруг сутулилась, как старуха, и едва переставляла ноги. Касьянов разглядывал ее из своего укрытия и вспоминал все, что успел узнать в кафе о жизни на полярных станциях, — что там нет незамужних и неженатых, всегда кто-нибудь с кем-нибудь живут одной семьей, и подумал, что неизвестно, кто был мужем Нины, уж во всяком случае не мужиковатый механик Влас, который, как заметил Касьянов, обращался к Нине по имени и отчеству — Нина Сергеевна….
Но размышлял обо всем этом Касьянов как-то вяло, скорее по привычке, чем в надежде извлечь для себя выгоду, да и то лишь первое время, пока отдирал доски и приводил «Гамму» в рабочее состояние, а потом уже и времени на размышления не оставалось, потому что началось то главное, ради чего он летел, и мерз, и зяб под дождем, и теперь сидел на этом далеком острове в Северном Ледовитом океане — началась работа. Странное дело — «Гамма», знакомая до последнего шурупа, до последней заклепки на алюминиевом корпусе, здесь воспринималась иначе, казалась живой, каким-то организмом, рожденным Касьяновым в Москве, и теперь увиденным уже повзрослевшим, наделенным какими-то новыми чертами. Возможно, сказывалась перемена обстановки, ведь изотопный генератор стоял не на стенде в термобарокамере, обвешанный датчиками и следящими устройствами, а был установлен на какой-то порыжевшей скале, на ветру, как ему и полагалось при работе. Оттого, что с «Гаммой» Касьянов общался первое время не пинцетом и осциллографом, а увесистым ломиком, «Гамма» показалась незащищенной и жалкой, и Касьянов торопливо подключил эквивалент нагрузки, зафиксировал первоначальные показания приборов и стал с нетерпением ожидать, когда начнется рабочий процесс; он на миг представил себе, что сейчас творится внутри «Гаммы», как бурлят невидимые процессы радиоактивного распада, нагревают рабочее тело и практически без потерь превращаются в электрический ток. «Только бы она заработала нормально, только бы она вообще заработала», — тихонько молился про себя Касьянов и торопливо курил сигарету за сигаретой, потому что от него здесь уже почти ничего не зависело, процесс распада уже начался, оставалось только ждать, когда «Гамма» войдет в режим. До этого мгновения могло пройти часов шесть, а могло и несколько суток.
Контрольные приборы показали медленное нарастание потока, и тогда Касьянов устало вздохнул и направился в дом. Он не заметил, когда механик успел вернуться с аэродрома на косе, не помнил, что над его головой пролетел самолет в то время, когда он вводил «Гамму» в режим, для него вообще весь мир не существовал. А теперь он почувствовал, что зверски озяб и что уже вторая половина дня, пора бы ужинать, но еще не было завтрака, и очень хочется спать.
— Мужчины, ужинать!.. — распорядилась Нина, едва Касьянов показался в коридоре.
Влас вышел из своей комнаты, хмуро кивнул Касьянову и пошел в кают-компанию. Оставив дубленку в коридоре на вешалке, рядом с висевшим там карабином, Касьянов отправился следом.
— Там карабин висит… Для охоты? — поинтересовался он у Власа.
— В сортир ходить, — хмуря мохнатые брови, ответил Влас.
— Вы это серьезно?
— По инструкции… Но лучше брать ракетницу. Она там же, в чехле, болтается…
— Это что же, каждому полярнику положено оружие?
— Не каждому, а на каждый объект положено. На жилдом, на метеодом, мне на гараж, на дизельную… — обстоятельно пояснил Влас.
— А на сортир не положено? — иронично усмехаясь, спросил Касьянов.
— Из жилдома можно взять, — не уловив иронии, сказал Влас.
Нина поставила на стол кастрюлю с кашей, в которой была размешана банка тушенки.
— Ты про что нашему гостю рассказываешь? — спросила она.
— Товарищ сортиром интересуется, — едко усмехнувшись, сказал Влас и принялся за кашу.
Нина заливисто рассмеялась, отставила тарелку и принялась рассказывать Касьянову, какой случай был на острове весной, с этим самым сортиром; она еще не зимовала, но ей все так подробно рассказывали, что она до мельчайших подробностей могла пересказать, как в апреле на острове дурачились молодые инженеры, прилетавшие с Диксона инспектировать полярную станцию. Инспекцию приборов, оборудования и хозяйственной деятельности они провернули за три дня, а потом две недели маялись в ожидании самолета и от скуки предложили устроить торжественную сдачу в эксплуатацию нового гальюна, а старый решено было взорвать. И не просто взорвать, но направленным взрывом выбросить его содержимое на припай, в надежде, что летом льды оторвутся от острова и уплывут в океан вместе с нечистотами. Отыскали в библиотечке — на острове приличная библиотечка, здесь много книг и художественных и по специальности, — так эти парни отыскали какую-то популярную брошюрку по пиротехнике, рассчитали два заряда, вертикальный и горизонтальный, с замедлением по времени в 0,3 секунды, продолбили в мерзлоте шурфы, аммонита заложили — не пожалели, и взрыв получился удивительно удачным, никто не ожидал, что два кубометра скального грунта аккуратно перелетят на лед, но так и вышло! А потом торжественно перерезали ленточку, выстраивались в очередь, обновлять гальюн… Озорства ради у тыльной стороны будки подвесили фарфоровую ручку, с какого-то прибора сняли, на цепочке, как в ватерклозете получилось, и даже плакатик написали, точь-в-точь как в квартире у одного московского академика, кто-то из парней был у того академика и запомнил: «Воду спускать вне зависимости от поставленных задач и достигнутых результатов!» А какая же вода в нашем сортире?..
И Нина вновь заливисто рассмеялась.
Касьянов деликатно хмыкнул и пожелал ей приятного аппетита, но Нина от ужина отказалась, поглядела на часы и ушла снимать показания приборов — подходило время синоптического срока наблюдений.
— Чем тот Денисенко думал, когда Нину Сергеевну одну оставлял? — проворчал Влас.
— Почему одну? А мы с вами?..
— Вы, что ли, будете через три часа на срок бегать?.. Касьянов хмыкнул и промолчал.
— Сейчас я принесу чай, — сказал Влас и отправился на камбуз. — Э-э… Да он остыл уже… Угля принести надо.
— Вам помочь?
— Отдыхайте, — отозвался Влас, натягивая полушубок. — Сам управлюсь…
В окно Касьянов выглянул минут через пятнадцать, увидел, что Влас идет рядом с Ниной, и не от угольной ямы, а с метеоплощадки. «Ну вот, у них, оказывается, любовь», — разочарованно хмыкнул Касьянов. Это открытие он сделал вполне равнодушно, потому что в Нине на первый взгляд не было ничего выдающегося, обычная женщина, похоже, из синих чулков и, вероятно, без ума от своей работы, мечтает сделать какое-нибудь открытие… Пусть их!.. Он уже сладко подремывал, но все же через силу заставил себя подняться и пойти к «Гамме». Влас, встретившийся ему на крыльце, посоветовал на всякий случай прихватить с собой карабин.
— Здесь мишки какие-то ученые, что ли… В аккурат после самолета в гости заявляются. Не ровен час, попадется на тропе, ближе пятнадцати шагов не подпускайте, палите, и все! Хоть в мишку, хоть в воздух.
— А меня потом Денисенко — под суд?..
— Это он со зла кричал, что мы НЗ прикончили. До Диксона долетит, одумается… Новая метла, — снисходительно пояснил он. — Старается, да только не знает пока, что делать. Вот, станцию законсервировал… Прилуцкий небось не стал бы снимать людей.