Страница 18 из 24
– Удостоверение?
Мне под нос въехали корочки с фотографией и синей печатью. Полковник Гордеев, закрытый спецотдел Института. Исчерпывающая информация.
– Вчера за рекой произошла разгерметизация магистрального газопровода с последующим взрывом, – сказал он, наконец убрав от меня свои чертовы глаза‑рентгены. – Видели взрыв?
– Одним глазком.
– Что‑нибудь странное при этом наблюдали?
– Странное? Гм‑м. Кое‑что было. – Я махнул рукой, приглашая. – Пойдемте. – Гордеев замешкался. – Пойдемте, пойдемте.
Мы прошли сквозь ворота. Вертолет за нашими спинами заглушил двигатель. Лопасти несущего винта остановились и провисли.
Я провел Гордеева по территории, и мы спустились в бункер. «Семен» лежал на полу рядом с хирургическим столом, на котором покоился первый гуманоид, и за ночь успел покрыться тонким слом инея. Трупное окоченение застало его в весьма неудачной позе: голова склонилась к плечу, ноги переплелись, руки раскинулись – никакой степенности, как у соседа по морозильной камере. Но мне вчера было некогда его выкладывать как на выставку.
– Вот, поглядите на одежду этого мужика. Странная‑а! А больше ничего не видел, товарищ полковник, уж извиняйте. Маленькие мы люди, умишко у нас слабый.
Гордеев посмотрел на меня. И засмеялся. Так засмеялся, что мне стало легче. Его оценивающий взгляд исчез, и я почувствовал, что между нами установился неуловимый контакт.
Пройдя мимо хирургического стола, Гордеев склонился над «Семеном».
– Что с ним случилось?
– Табурет на голову упал. Дважды.
– Табурет, говоришь? – Он восхищенно мотнул подбородком. – Хех!
– А теперь извините, товарищ полковник, но мне требуется от вас еще одно удостоверение. Выйдем наружу.
Он вопросительно глянул на меня, но подчинился. Мы покинули морозильную камеру, я закрыл дверь, снял свой респиратор, стянул респиратор с полковника и стал ощупывать его лицо. Нос, скулы, глазницы, череп. Вроде в порядке. Тактильные ощущения полностью соответствовали визуальным. То есть пальцы щупали именно то, что видели глаза. Обмана не было.
– Ну как? – спросил Гордеев.
– Скулы у вас ни к черту.
– Ладно, хорош. – Он отпихнул мои руки от лица. – Я не они… Вижу, ты за один день набрался опыта, как мы за двадцать лет.
– Наберешься тут с вами.
– Ты молодчик, капитан! Умница, просто! Для информации, этот трупик у тебя в морозилке – боевой разведчик с наивысшим уровнем пси‑контроля. Не думаю, что шарахнуть его табуретом по черепу было просто. Перед этим он тебя обработал по полной программе – так, наверно, что у тебя сейчас голова раскалывается.
– Чешется маленько. В мозжечке.
Он снова засмеялся и хлопнул меня по плечу.
– Ладно, капитан, пойдем поговорим. Есть о чем.
* * *
Если к бункеру полковника Гордеева вел я, то обратно – уже он меня. Наш путь лежал к вертолету, перед которым лейтенант кавказской внешности соорудил раскладной столик и два стула.
Пока я возился со створками ворот, закрывая их за собой, ко мне подошел дядя Саня и поинтересовался с напускным безразличием:
– Начальник, куда у нас Клякса подевалась? Я ей косточек бараньих принес.
– А ты за караулку загляни.
– Зачем?
– Сходи, загляни.
– Прошу! – громко пригласил к столику Гордеев. – Располагайся.
Он уже устроился за ним. Я последовал предложению и занял свободный стул, а полковник тем временем с ностальгией разглядывал постройки спецхрана:
– Этот объект возводили под моим руководством. Сразу после инцидента в 1986‑м. Построили за три месяца. Казармы, техника, склады – это все для прикрытия. Самое главное – бункер и то, что в нем хранится.
На желтой тряпичной скатерти, покрывавшей стол, не без помощи кавказца появилось блюдо со свежими, посыпанными кунжутом булочками, пластиковые коробочки с вареньем и джемами, кубики желтого масла, баночка сочной красной икры, нарезка сервелата, сырокопченой колбаски, ветчинки, трех сортов сыра, стальной термос, из горловины которого одуряюще потянуло кофе. У меня моментально скрутило желудок, а рот наполнился слюной.
– Угощайся, – указал на яства Гордеев и, в качестве примера, стал намазывать разрезанную булочку тонким слоем масла. – Извини, что так скромно.
Чую, лапше быстрого приготовления придется подождать до завтра.
Без всякого стеснения из ломтей хлеба, балычка, сырокопченой колбаски и сыра я соорудил высоченный бутерброд, который принялся безжалостно пожирать. Чтобы не мешать нам, кавказец деликатно удалился в вертолет. Из кабины пилотов доносился треск радиостанции и чьи‑то переговоры.
– Я не вправе называть некоторые вещи своими именами, – начал Гордеев. – Поэтому давай условимся, что будем именовать представителей той стороны, скажем, «чебурашками». Не возражаешь? Твои детские воспоминания это не оскорбляет? Отлично… Так вот, чебурашки существовали всегда. В Северной Африке пещерные люди изображали их на наскальных рисунках, а первые письменные упоминания появились уже в шумерских летописях. Мы в Советском Союзе долго не обращали внимания на тарелочки. Летают, ну и пусть летают. Их стали воспринимать всерьез только в семидесятые–восьмидесятые годы двадцатого века, когда начались попытки проникновения на наши военные базы и аэродромы. В войсках ПВО был выпущен специальный приказ о регистрации всех случаев контактов третьего рода. Иногда тарелки терпели катастрофы. Иногда их сбивали истребители или ракетные установки. В особых НИИ занимались исследованием обломков и тел чебурашек, а наш Институт был головным предприятием по этому вопросу. Добились ли мы чего‑нибудь – сказать тебе не могу, сам понимаешь, государственная тайна. Но, отмечу, добились немногого. Как и американцы. А потом случилась перестройка, и это дело увяло. В том, чтобы заниматься чебурашками, не стало экономической выгоды. Сейчас, правда, работа потихоньку возрождается.
– Насколько опасны катастрофы летательных аппаратов? Я имею в виду радиацию.
– Трансурановое топливо, из которого вырабатывается энергия для двигательных установок, обладает быстрым полураспадом. При выбросе в окружающую среду через несколько дней количество изотопов уменьшается вдвое, через две недели – исчезает вовсе. Воздействие радиации на природу непродолжительно. У этой тарелки… – откусив от бутерброда с икрой, он кивнул в сторону леса и продолжил, жуя: – …расколот трансурановый накопитель. Самый неудачный вариант крушения. Пилотам истребителей мы рекомендуем вести огонь по корме, чтобы в первую очередь повредить двигатели. В системе срабатывает защита, накопитель герметизируется, и при падении тарелки на землю радиационного заражения местности не возникает.
– Как же разобрать, где у нее корма? – изумился я. – Тарелка со всех сторон круглая.
– Ну, во‑первых, не со всех сторон. Корма имеет вытянутую форму, если приглядеться, это заметно. Во‑вторых, можно определить по направлению движения диска и углу его наклона в полете. В‑третьих, по изменению оттенков неба вокруг… Я веду закрытый курс по этому вопросу, но не вижу смысла читать его сейчас, ты ведь не пилот МиГа.
Я был вынужден согласиться. Тем более меня интересовали более важные вопросы.
– Этот задохлик, который лежит в холодильнике, говорил, что, типа, его господин – великий и ужасный повелитель миров. Что скоро он спустится на Землю и мы будем ползать у его ног, словно рабы…
Полковник оторвал зубы от бутерброда и жестом прервал меня.
– Не нужно названий. Используй термин «детский сад»… Ты хочешь сказать, что чебурашки собираются захватить детский сад?
– А вы полагаете, что нет?
– Знаешь, они много врут, эти чебурашки. Такие лжецы, каких свет не видывал. Оттого, наверное, что способны видеть наши глубочайшие страхи и прекрасно информированы, какое влияние они на нас оказывают. Нам кое‑что известно о социальной организации противника, в ней отсутствует четкая иерархическая структура. Поэтому разговоры о каком‑то господине не более чем пустая болтовня, направленная на то, чтобы застращать тебя… И потом, почему именно сейчас они решили захватить детский сад? Почему не сделали этого раньше, когда подопечные детсада были слабы? Многие годы чебурашки бродили возле ограды, разглядывали детей сквозь прутья и ничего не предпринимали. А сейчас у детей появились лопатки и рогатки, они в состоянии дать чебурашкам отпор. Рогатки хорошие – недаром транспорт ублюдков двадцать лет назад рухнул в Коровьинском районе. Да и кое‑кто, сидящий за этим столом, сумел найти с ними общий язык. При помощи табурета, не так ли? Точно тебе говорю, разговоры о захвате детсада – уловка.