Горелом

— Вы не сказали им всей правды.

— Тогда они бы отказались! — женщина падает на колени — подкосившиеся ноги не держат.

— Вы могли вообще ничего никому не говорить… — угрюмо подсказал Ян. — Тогда болезнь уйдет людям, которых вы даже не встретите никогда.

— Я так… не могу, — Ридия шепчет, понурив голову и сгорбившись.

Ян внезапно заметил, что в зале холодно и душно. И что от запаха лимона щекотно в носу. Очень хочется глотнуть чистого воздуха, не отравленного словами о чужих бедах. Сбежать бы отсюда прямо сейчас…

Их не так много, как можно было бы подумать. Нет, всем известно, что на предварительном этапе идет отсев слишком уж нелепых или малозначительных просьб, но тем не менее в крупном городе наверняка больше людей, готовых заплатить любую цену за избавление от беды… Однако, их не так мало, как хотелось бы. Тех, кто и впрямь готов на все. Даже на то, чтобы отдать свое несчастье другому, отведя от себя. Жене. Любовнику. Другу.

Мать, готовая пожертвовать собой ради детей. Мать готовая отдать на заклание других, ради своих детей. Мать, готовая отдать счастье детей ради своего благополучия…

«Разве в обычной жизни люди поступают не так же?» — усмехаясь, говорили в приюте, где рос Ян, учителя.

Вот только в обычной жизни люди сами принимают решения, а не заставляют делать это гореломов.

А как Ян может принять решение за женщину, чей ребенок мучается? И не ему осуждать ее, если она решит сейчас сбросить свое несчастье на других, незнакомых. Он не посмеет отказать ей — хуже будет. Проклятый дар отомстит стократ злее.

— Нет… Простите, я… в другой раз, — словно в ответ на его мысли бормочет женщина, поднимается с трудом, уходит, ступая по-прежнему тяжело, но бесшумно. Даже ревнивое эхо залы не откликается.

Ян сдвинул маску, отвернувшись от охранников. Долго пил воду, припасенную для него в неприметной нише. Бутылки с минералкой лежали в походной переносном холодильнике, таком неуместном в этом царстве средневековых страхов.

— Меня зовут Леопольд, я требую помощи!

Хм, нечасто приходится слышать требования… Ну, исключая те случаи, когда в ответ на отказ помочь, от Яна требуют сдохнуть на месте.

— …крупная растрата, — бормочет Леопольд, одергивая полы дорогого костюма. — Там статья лет на девять. Даже мой адвокат говорит, что…

Тьфу! Ведь еще на входе должны были срезать этого финансового махинатора с его «неодолимой» бедой. Не иначе денег кому сунул.

— Нет, — не дав ему закончить, с удовольствием произносит Ян.

И его «нет» во всех смыслах веское падает на Леопольда, как каменная плита. Он даже слюной брызгать перестал, вжав на мгновение голову в плечи и с опаской покосившись наверх.

А забавно будет, если он и Яну попробует предложить взятку… Хотя, ничего забавного. Снова он берется судить, чья беда серьезнее — крестьянина-дачника с его соседом и падальщиками или этого потного финансиста с тюремным сроком за растраты лет на девять.

— Меня зовут…

— Я молю о помощи…

— Мой…

— Моя…

— Я…

Ян опустил веки, чтобы не видеть гнусного человечка напротив с его мерзким желанием. А этого как пропустили? Впрочем, точные критерии отбора ему неизвестны… Зато известно, что его собственная ненависть пойдет этому мерзавцу во благо. И он непременно получит то, что хотел, помимо воли Яна. Это тоже проклятие гореломов — те, кого они ненавидят, будут счастливы. А тех, кого они осмелятся полюбить, будут преследовать беды.

В голове пробуждается знакомая боль, а запах лимона становится невыносимым.

— Достаточно! — резко произнес Ян, заставив человечка буквально подскочить. — На сегодня все.

— Но время еще не вышло… — наглец так увлекся, что даже попытался возразить. Охранники обступают его, словно каменные глыбы стискивают утлую лодчонку и выталкивают прочь.

Время действительно еще не вышло. Честно говоря, Ян ждал, что его удержат, но протестов не услышал. Все-таки репутация у него не такая уж и плохая, и обычно Ян не взбрыкивает. Впрочем, может, никому не захотелось связываться…

* * *

Булыжники под ногами звонко отщелкивали каждый шаг. Длинная тень бежала впереди, перетекая по камням. Поднялся холодный ветер, и после застывшего душноватого тепла подземелий, Ян мигом замерз. Кофе, что ли выпить? Но кругом люди, люди, люди… Не хочется видеть людей. Голова кружилась. Озябшие руки почему-то никак не попадали в карманы. Вдруг накатил и оглушил пронзительный звон…

Ян не заметил, как оказался на путях, как раз между бегущими навстречу друг другу трамвайчиками. Водители обоих трамваев очень синхронно шевельнули губами, наделив Яна, надо думать, одинаковыми нелестными эпитетами. Воняющий металлом и смазкой теплый воздух обдал с двух сторон.

Мгновение поколебавшись, Ян припустил за тем трамваем, что тормозил на остановке. Денег мало, внутри тепло, да и страшно хотелось оттянуть миг возвращения. Самый подходящий транспорт.

Не хочу больше, — снова тупо закрутилось в голове. Не хочу. Надоело.

Надо покончить с этим, как можно быстрее. И, единственный способ, пусть даже призрачный, известен. И провались тогда пропадом вся эта выморочная жизнь…

В трамвае пахло железом, резиной и слегка… лимонами. Тетка в клетчатом плаще везла целую корзину нарядных, желтых фруктов. От их аромата Яну вознамерился снова сбежать, но трамвай, дернувшись и лязгнув, тронулся с места. Пришлось перебраться в другой конец вагона.

К сожалению, трамвай вез не только пассажиров, но и шлейф новостей с комментариями. И хоть бы кто обсудил последний сериал, что ли… Нет, конечно!

— …Невестку с внуком отправила в сестре в Терновец, подальше отсюда. Кто знает, чего ждать-то теперь? — сухощавая, строгого облика старуха поправила старомодное пенсне на переносице. Слишком прямой осанкой она сильно смахивала на богомола.

— Мои, к счастью, в Новом городе квартиру купили, уж там, небось не заденет, — ее соседка помоложе удрученно покивала, погружая отвисшие подбородки в широкое горло свитера, как черепаха в панцирь.

— Соседка пыталась свою квартиру продать, так, говорит, спроса нет.

— А к нам приходили, предлагали нашу купить, да такую цену назначили, что курам на смех. На нотариуса больше денег уйдет, да на оформление сделки… Муж так сказал — бежать нам все одно некуда, да и не молоды мы уже, как-нибудь, пересидим…

— Может, обойдется, — неуверенно предположила «богомолиха».

«Черепаха» понизила голос:

— Бабка у нас во дворе предсказывает нашествие вымров…

— А вы знаете, что все городские колокола лишились голосов? Все до единого! Даже тот, что на Ратуше. На большой Колокольне нашли жертву. Он сам ее нашел.

— Кто?

— А то вы не поняли… Он!

— …я слыхала, что Замок тряхнуло оттого, что туда горелом заходил. Ну, как в прошлый раз. Вот прям нутром чую, что он всему виной. И будет только хуже.

— И вы так думаете? — «богомолиха» оживилась. — Ох, неспроста слухи ходят…

— Небось сейчас похуже будет. У нас егеря вчера нору вскрывал, так дети по всей улице верещали.

— Не пойму, куда власти смотрят? Уж поддали бы этому своему защитнику. На что казна уходит? Налоги, опять же, мы исправно платим, а вымры как у себя дома жируют…

Негодование горожан никогда не отличалось особым разнообразием и, вне зависимости от коньюктуры, неукротимо сводилось к налогам.

Пассажирка, сидевшая через проход от Яна не сводила с него внимательного взгляда. Такой взгляд неизбежно вызревает в разговор. И точно!

— А что это на вас такое надето, молодой человек?

Ян облился холодным потом, воочию представив себя недавнего, стремительно вылетающего из Дворца. Настолько быстро, что привычная маска или балахон так и остаются неснятыми. Глупости! Уж маску он точно сбросил… Но ничего не оставалось, как с замиранием сердца опустить голову. Да вроде ничего особенного: джинсы, рубашка, куртка… Швами и подкладкой наружу. Впопыхах надетая наизнанку. То-то на него на улицах так странно косились.