Горелом

Остающиеся в воздухе за клинками блескучие росчерки придавали сгустившемуся воздуху сходство с дымчатым стеклом.

— Похоже, все, — скучно констатировала Шатенка, опуская занесенную было руку.

— Времени мало, — проворчал недовольно Капп, стряхивая со своего кинжала темную пыль и возвращая его в ножны. — А у нас еще три контрольные точки не проставлены… Придется разделиться.

— Мне тоже? — осведомился Ян с интересом.

— Гм… — Капп почесал нос. — Думаю, вам будет лучше остаться прямо здесь и подождать нас. Мы отлучимся на несколько минут. Там впереди разведанные участки, мы только метки обновим. Дан, останешься с ними.

— С ними? — ужаснулся Дан.

— С ними? — одновременно возмутилась Ева. — Не выйдет.

Ну, если почерневшему, как недавний полумрак, Дану командир мог приказать, то разгорячившуюся на охоте Еву не остановить никому. Тем более, Яну. Так что вскоре в опустевшей зале остались только Ян с Непоседой.

Ощущение покоя и безопасности казалось теплым и слегка колючим, как зимнее одеяло. Непоседа негодующе сопел и тяжело прохаживался по периметру помещения, всматриваясь в тени. Ян сел прямо на пол, вытянув ноги. Из узких бойниц тек пасмурный свет, шум, сопровождающий уходящих егерей, стихал.

Зато нарастал шум, производимый неуемным Непоседой. Тот насвистывал, скрипел ботинками, зевал, грыз извлеченные из кармана сухарики.

— Эге, — егерь, явно не подозревающий о возможности просто тихо посидеть на месте, поскреб ножом кладку на стене напротив. — Какая зверюга красивая…

Охотничий, не серебряный, нож выцарапывал грязь из морщин камней, обозначая барельеф на стене — оскалившаяся, изготовившаяся к прыжку то ли пантера, то ли львица в натуральную величину.

— А на другой стене — бык! — Непоседа обрадовался хоть какому-то развлечению.

— Это тур, — поправил Ян вяло.

— А тут птица какая-то.

Ну, слава богу, дитя нашло себе занятие… Жаль только, что в шестиугольной башне стен только шесть. И они быстро кончились.

— Не хотите? — егерь протянул Яну пакет с сухарями, устраиваясь под изображением кошки.

— Нет, — Ян, чтобы побороть соблазн, невольно засмотрелся на барельеф над егерем. То ли Непоседа, даже сидя, был крупнее, чем показался поначалу, то ли каменная тварь сползла ниже, но теперь вытянутая лапа хищницы едва не касалась макушки привалившегося к стене человека.

— Проклятье! — из разорвавшегося пакета сухарики посыпались на пол. Егерь нагнулся, потянувшись за ними…

Предощущение беды оказалось резким, будто сдернули теплый покров. С железистым и пыльным вкусом. Ян задержал вздох…

Каменная кошка на стене повернула оскаленную морду, целясь прямо на загривок наклонившегося Непоседы. Подобрала мощные лапы, готовясь к прыжку. Ян метнулся к Непоседе, сшибая того на бок всем своим весом. Над ними грузно шевельнулся воздух, обдав пылью и осыпав каменной крошкой. Тяжелое тело увесисто брякнулось о пол, там, где только что сидел егерь, брызнув искрами и погребя под себя оброненный пакет с сухарями.

Непоседа хрипло ругнулся, отползая.

Каменная хищница провалилась в пол, как в трясину, срастаясь и сливаясь с ним, утрачивая почти весь свой объем. Теперь барельеф переместился под ноги и изображал крупную тварь из семейства кошачьих, вид сверху.

— Вот ведь дурак! — негодовал спасенный, распрямляясь и в сердцах пиная равнодушную зверюгу. — Как же я забыл!

— Что? — Ян тер ушибленное плечо. Егерь оказался костист.

Непоседа живо повернулся к нему:

— Бродячая кошка! Шатается по всему Замку. Хлеб, и особенно сухари за версту чует. Туристов вечно морочит, а одиночкам голову способна запросто размозжить… Вот, значит, где ее логово… Как же это я, а? — он разжал кулак, откуда на пол посыпалась хлебная труха, оставшаяся от случайно стиснутых в ладони сухариков.

А освободившуюся руку егерь протянул Яну, помогая встать.

— Если бы не вы…

— Не волнуйтесь, — сипло пробормотал Ян, наконец, справившись с дыханием. — К договору это не имеет отношения. И долга перед гореломом за вами нет.

Непоседа взглянул странно.

К счастью, от прояснения ситуации их отвлекло возвращение остальных егерей и как никогда довольной Евы. Они практически одновременно стеклись из трех выходов, равнодушно топчась по загривку каменной кошки на полу и не обращая на нее ни малейшего внимания.

— Все! — зычно скомандовал хмурый Капп. — На этом наша миссия на сегодня закончена. К ночной вылазке мы не готовы. Возвращаемся.

Странно, казалось, они ушли далеко, однако путь назад занял втрое меньше времени, и это несмотря на то, что от усталости все еле ноги волочили.

Пьетра бледного, испуганного, но живого и невредимого обнаружили там, где оставили. В зале не чувствовалось ни малейшей активности нежити, и если здесь что и перемещалось, так это мирные длинные тени, вслед за солнцем. Пьетр честно сидел в очерченном Каппом кругу. Только теперь мятый пакет в его руках был почти пуст, а нарисованную в пыли кинжальную линию примерно на расстоянии броска повторяла широкая белесая полоса из рассыпанной муки.

Оборону Пьетр держал, не дремля. И бросил пост, всхлипнув от облегчения, лишь когда увидел егерей.

…Непоседа все же догнал Яна почти у самого выхода. Заступил дорогу бесцеремонно, но не грубо, а лишь кипя избыточным дружелюбием.

— Подождите, Ян!

И в памяти тут же в ответ откликнулось: «Дан». Его зовут Дан. И теперь никаким образом это оттуда не выбросить.

— Я хотел сказать, что бы неправ насчет вас… И вообще.

— Все? — осведомился Ян нелюбезно.

— Нет, — егерь улыбался во весь рот, только что хвостом не вилял, как приветливый пес. — Еще я хотел поблагодарить за помощь. Вы спасли мне жизнь. Считайте, что у вас есть друг и… — он размашисто протянул исцарапанную ладонь.

— Мне казалось, что в егеря не берут ротозеев, но видно я ошибся. Впредь смотрите по сторонам внимательней, — безразлично перебил Ян, — и никому не понадобится спасать вас и насильно превращаться в вашего друга.

Дан опешил, явно не веря своим ушам. Выражение лица менялось за секунды. Дружелюбие утекло из потемневшего взгляда. Рука, повисев в воздухе, опустилась.

— Я же ясно сказал, вы мне ничего не должны, — Ян нарочито поморщился, — и не попадайтесь на моем пути снова.

Дан отрывисто втянул воздух сквозь зубы. Собирался что-то ответить, но смолчал недобро. Капп, находившийся поодаль и вроде бы занятый разговором по ожившей, наконец, рации, тревожно обернулся, присматриваясь к ним. Ева громко вздохнула и, демонстративно обогнув Яна, двинулась к выходу. Даже ее коса за спиной качалась негодующе, как хвост рассерженной пумы.

— И я был бы признателен, если бы вы отошли с моей дороги прямо сейчас.

Дан стиснул челюсти, кивнул напряженно и отступил в сторону, освобождая проход. В глазах его плескалась ярость, но держать себя в руках егерь умел.

«…Посадил крестьянин капусту. Да вот невезение: то гусеницы ее пожрут, то птицы налетят, то соседская детвора потравит. Осерчал крестьянин, да и позвал на помощь горелома (тогда-то нравы попроще были и гореломы простой работы не гнушались). Чтобы, значит, отвел горелом беду от крестьянской капусты, чтобы никто покуситься на нее не смог.

Уродилась капуста знатная, на загляденье. Ни единая гусеница не надгрызал листок, ни единой ямки от птичьих клювов нет на тугих белых боках, ни одного кочана жадные соседи не унесли с грядок… Да что там! Даже лихие люди на дороге, когда повез крестьянин урожай на рынок, обоз не тронули.

Только вот несчастье — не продал крестьянин ничего. Покупатели ту изумительную капусту тоже обходили стороной. Ибо НИКТО не смел на нее покуситься… Такая беда!»

8.

Казалось, что уже глубокая ночь, а на самом деле — солнце едва село. Любые часы в башнях сходили с ума, свет из окон и бойниц бессовестно лгал, так что сверяться приходилось разве что с внутренним хронометром, а уж его-то Замок сбивал с толку в первую очередь.