Страница 106 из 141
Начальник Главного управления ВВС Рычагов вызывал меня по поводу учебы. Летать тут мне опять не дают. Боятся, как чего не вышло. Он меня вызывал и очень сильно отругал за то, что я начал вместо того, чтобы заниматься теорией, ходить и доказывать начальству о том, что необходимо летать. И приказал об этом выводе и разговоре доложить тебе, но я тебя не видел.
Все же Рычагов приказал давать мне летать столько же, сколько летают и остальные. Это для меня самое главное, так как я уже 2 месяца не летал и если бы так пошло бы и дальше, то пришлось бы учиться сначала летать…»
Глядя на эти документы, что же видишь? Подлинное письмо Василия Сталина написано короткими фразами, а когда в нем появляются длинные предложения, то автор начинает путаться в согласованиях, не говоря уже о том, что литературной правильностью его речь отнюдь не отличается. По-видимому, за последующие пятнадцать лет он полностью преодолел этот недостаток, потому что даже письмо 1955 года написано вполне гладким и правильным стилем, второе — просто поэма, передовица «Правды», а третье — это уже литературное произведение, автор которого прекрасно владеет пером и даже довольно сложным стилем памфлета. Хотелось бы знать, где и при каких обстоятельствах Василий Иосифович развил в себе такие литературные дарования, поскольку все это время он летал, пьянствовал, соблазнял женщин, командовал округом, сидел в тюрьме, да и там вряд ли читал высокие образцы мировой литературы, о несомненном знакомстве с которыми говорит третье письмо, да, пожалуй, и второе. А также о несомненных писательских способностях. Подумать только, какие таланты иной раз открывает в человеке тюрьма!
Впрочем, есть и еще одно объяснение столь стремительной журналистской эволюции пьющего генерала-летчика. А именно: то, что эти письма, — фальшивка. Кстати, в данном случае то, что это фальшивка, видно невооруженным глазом, именно по причинам абсолютного стилевого несоответствия этих писем друг другу и подлинному письму Василия Сталина. Второе письмо об этом просто кричит!
Да, но зачем? Зачем было фабриковать эти письма, с какой целью?
Ну, со вторым письмом все ясно. Оно должно было греть сердце Никиты Сергеевича и оправдывать его перед историей, а может быть, не только, перед историей, а иной раз быть и кому-нибудь показанным: вот, даже сын Сталина выражает мне преданность и одобряет мой курс на борьбу с культом личности. Хотя последнего не могло быть никогда. У Василия Сталина было много недостатков, но трусостью и раболепием он не страдал. Так, когда Василий ненадолго вышел из тюрьмы и Ворошилов спросил его, почему он не хочет встречаться со Светланой, тот прямо резанул: «Дочь, которая отреклась от отца, мне не сестра!»
А вот с первым и третьим письмом все интереснее. Читая и перечитывая их в поисках ответа: «Зачем?», я заметила две вещи. Во-первых, при общем достаточно деловом стиле время от времени он вдруг начинает многословно говорить о Берия, хотя это совсем не вызвано необходимостью. А во-вторых, каждый раз, когда заходит речь о давно покойном министре внутренних дел, автора начинает буквально трясти от ненависти.
«…Тут я должен оговориться о Берия. Отвращение к Берия внушено мне было матерью. Она ненавидела его и прямо говорила: „Он много зла и несчастья принес отцу“. До сих пор смерть матери я в какой-то мере связываю с влиянием Берия на отца…»
Здесь неплохо бы напомнить, что мать Василия, Надежда Аллилуева, покончила с собой осенью 1932 года, когда Сталин был едва знаком с Берия, а Василию было одиннадцать лет. Так что непонятно, как Берия ухитрился в то время принести Сталину «много зла» и с какого перепугу Надежда вдруг откровенничала по этому поводу с десятилетним сыном. Но читаем дальше:
«Позже я утверждался в плохом мнении об этом человеке. Часто замечал, как он разыгрывал перед отцом „прямодушного человека“. И отец, к несчастью, попадался на это, верил, что Берия не боится говорить „правду“. Невозможно было в этом переубедить отца…
…Последний разговор с Берия был в Боржоми. На этот раз отец, увидав кое-какие грузинские «порядки» своими глазами, не сердился, а задумался и даже вспомнил: "Надя его терпеть не могла ". Я вынужден воспроизвести все эти разговоры с отцом, чтобы стало ясно, почему так резко о Берия высказывался после смерти отца. Это не случайность, а последовательное, все более и более утверждаюсьщееся мнение, что он подлец. Счастье мое, что он не вызвал меня после ареста. Отец однажды при нем заставил меня повторить мое мнение о нем. Берия перевел все в шутку. Но не такой он был человек, чтобы забыть, хотя внешне разыгрывал, особенно перед отцом, моего покровителя…».
В третьем письме вообще о Берия сказано больше, чем о ком бы то ни было. Там много говорится о «взаимоотношениях» Маленкова и Берия, приводится, на правах очевидца, история с арестом Реденса.
«Когда Берия назначили в НКВД, Реденс был для него помехой… ибо Реденс знал Берия по работе в Закавказье с отрицательной стороны и был вхож к т. Сталину в любое время. Берия решил убрать Реденса с дороги. Когда Берия заговорил с т. Сталиным о необходимости ареста Реденса (я случайно был при этом разговоре), т. Сталин резко возразил Берия и казалось, что вопрос этот больше не поднимется. Но… Берия был поддержан Маленковым». И дальше, дальше в том же духе. Ну и неизменная «ругательная» часть.
«Еще несколько слов о Берия. Т. Сталину я называл его (причем при самом Берия): подлецом, лжецом, лицемером и т.д. — то есть доказывал, что он морально нечестный человек-карьерист. Для выражения политического недоверия у меня не было фактов — я этого не заявлял и не предполагал. Но в связи с разоблачением Берия как врага народа, мне кажется, надо в новом свете взглянуть на людей, бывших его друзьями, и на людей, которым он доверял…»
Нет, кто бы что ни говорил, доносы — не жанр Василия Сталина, равно как и хвалебные оды такому человеку, как Хрущев. Может быть, он и пьяница, и неуправляемый скандалист, но не трус и не подлец, и лизать сапоги своему тюремщику не стал бы…
Ну так вот — и когда я обнаружила, что в этих явно фальшивых письмах разоблачению вот уже несколько лет как покойного Лаврентия Павловича уделено непропорционально много места и что это единственное объяснение самого факта их существования, ибо никакого другого ну просто не прослеживается, — тогда-то я и заинтересовалась всерьез вопросом: что сделал Берия Хрущеву и компании, если даже не с ним, а с его памятью расправляются таким образом.