Страница 105 из 141
А может быть, арест Мешика был частью хрущевской платы Строкачу и Сердюку за помощь на Пленуме? Помощь-то была немаленькая. Подумаешь, шлепнуть еще одного человека — что им, привыкать, что ли? Так украинец Мешик и попал в «грузинскую» команду Лаврентия Берия.
Итак, обвинения Маленкова нам известны. Есть в них хоть что-то, объясняющее причины ареста Берия?
Почему Хрущев так пекся о Строкаче и так щедро с ним расплатился, ясно, как день. Ведь именно его письмо легло в основу осуждения Берия на Пленуме — без него еще неизвестно, какой оборот приняли бы события. Скорее всего, расправившись с Берия, Хрущев вызвал своего находившегося в Москве старого верного вассала, объяснил, что надо делать, и тот написал свое письмо, за что и получил обратно пост министра внутренних дел Украины. Потом надо было договориться с Сердюком — это нетрудно, и убрать с дороги Мешика — того арестовали 30 июня. Надо сказать, Строкач здорово их выручил. Потому что все остальное, сказанное на этом Пленуме, — такая ахинея!
Впрочем, главная цель была достигнута: Пленум постановил исключить Берия из партии и предать его суду.
За что? Ну, был бы человек, а статья найдется. В конце концов, для того и работает новый генеральный прокурор, чтобы подкрепить фактами решение Президиума. Для того и заводится дело.
И что же содержится в этом деле?
ГЛАВА 3
ДЕЛО БЕРИЯ — ПАРАД ФАЛЬШИВОК.
Зернышком, из которого выросла эта книга, стали три письма Василия Сталина из тюрьмы, написанные в 1955—1959 годы. Приводить их полностью я не буду, они слишком длинные, приведу по отрывку из каждого, чтобы читатель имел представление не столько о содержании этих писем — оно к делу не относится, сколько об их стиле.
«Мне не известно, какие обвинения предъявлены Новикову при снятии его с должности Главкома ВВС, т. к. я был в это время в Германии. Но если на снятие и арест Новикова повлиял мой доклад отцу о технике нашей (Як-9 и М-107) и о технике немецкой, то Новиков сам в этом виноват. Ведь было бы правильно и хорошо для Новикова, когда я рассказывал отцу о немецкой технике, если бы отец сказал: „Мы знаем это. Новиков докладывал“. А получилось все наоборот. Я получился первым докладчиком о немецкой технике, а Новиков, хотел я этого или нет, умалчивателем или незнайкой…
Значимость решения, принятого ЦК и правительством, о перевооружении ВВС на реактивную технику и вывозе специалистов из Германии огромна. А в том, что не Новиков оказался зачинателем этого реактивного переворота в нашей авиации, а ЦК и Совет Министров, только сам Новиков и виноват…»
«…Разговор этот был совершенно не такой, каким его мне предъявляют в обвинении. Я говорил: „Если бы на моем месте был сволочь и враг советского народа, то он дал бы интервью иностранным корреспондентам, а последние, подняв шумиху в прессе, нажились бы сами и дали бы ему нажиться, а потом он (сволочь) удрал бы за границу“. Все „если бы“ и „сволочь“ отброшены и мне предъявляется обвинение в желании связаться с корреспондентами и изменить Родине. Сплошная клевета.
Я, балда, даже не стеснялся этого говорить, т. к. не мог представить, что кому-либо придет в голову не только предъявить мне такое обвинение, но даже подумать о способности рождения в моей голове такой мысли…» и т. д.
Это письмо адресовано Президиуму ЦК КПСС и датировано 23 февраля 1955 года. Следующее — 10 апреля 1958 года и адресовано Н. С. Хрущеву.
«…Бывают моменты, когда сливаешься с выступающим в единое целое. Такое ощущение было у меня сегодня, когда я слушал Вас. Буду откровенен до конца, Никита Сергеевич! Бывали и бывают моменты, когда я ругаю в душе Вас. Потому что невозможно не ругнуться, глядя на эти 4 стены и беспросветность своего положения со всеми этими зачетами, работой, содержанием и т.д. … Но, слушая Ваши выступления, а особенно сегодняшнее, вся злость пропадает и кроме уважения и восхищения ничего не остается. Ведь верно говорите и замечательно действуете! Нельзя не радоваться за Вас, Родину и не восхищаться…»
«Уверяю Вас, я мог бы быть действительно преданным Вам человеком, до конца! Потому что (это мое глубочайшее убеждение) мешает такому сближению и взаимопониманию — не разность политических убеждений, ибо они одни; не обида и желание мстить за отца, — у меня этого в голове нет, — а Ваша неосведомленность об истине моих взглядов и помыслов о дальнейшей своей жизни…
И вообще, я считаю, что все полезное для партии должно восприниматься, как полезное! Это я о Вас говорю, Никита Сергеевич! Потому что верю, что Вы пошли на борьбу с культом не с радостью, а в силу необходимости… Были и враги принципиальной линии XX съезда. Многие вначале не поняли всей величины Ваших действий, всей Вашей принципиальности (а не кощунства) ради партии. Не осознали сразу, что так надо было поступить не от хорошей жизни, а во имя партии.
Это не была месть за что-то кому-то, а был большой политической значимости акт, — вызванный необходимостью, а не личным отношением!..» и т. д.
Третье письмо, связанное с так называемой «антипартийной группой Маленкова, Молотова, Кагановича, Булганина и Шепилова», представляет собой фактически донос на Булганина и Маленкова и датируется 19 января 1959 года.
«…Создается впечатление, что он (Булганин. — Е.П.) чувствует за собой какую-то силу (?!) или считает партию настолько глупой, что позволяет себе слишком свободно каламбурить. Номинальный лидер?!. Нет, он собирался быть не номинальным лидером, как это видно из его же выступления! Номинальным же лидером (то есть пустышкой!) он стал не по своей воле (ибо cue не от него зависело), а по воле партии. Выступление его не искреннее, а смесь фарисейства с трусостью…» и т. д.
А теперь приведем подлинное письмо Василия Сталина. Оно, правда, написано раньше, 4 марта 1941 года, но вполне дает представление об уровне литературных талантов его автора.
«Здравствуй, дорогой отец!
Я недавно (22, 23-го и половина 24-го) был в Москве по вызову Рычагова, очень хотел тебя видеть, но мне сказали, то ты занят и не можешь.