Осада

Плод в порядке, занял правильное положение, готовится выйти, с этим беспокойства быть не может, уверял он Иволгина еще раньше. Все равно тому было тревожно, ведь Татьяна рожала спустя пятнадцать лет. Он вспомнил, как вроде бы затихшие соседушки снова зашушукались за спиною, когда разглядели живот супруги. Она тщательно скрывала новость от соседушек, но разве можно подобное утаить? Особенно шептаться стали, когда начался этот кошмар. Татьяна с самого начала твердо намеревалась выносить и вырастить, он соглашался, не без внутренней гордости, как-никак, почти пятьдесят лет, а все еще гож. Конечно, пеленки-распашонки сожрали бы всю зарплату, и ее и его, но оба успели подготовить себя к этому. Настя… она одна отнеслась прохладно к прибавлению семейства. Может, поэтому и уехала в первопрестольную? Или действительно хотела помочь, поступив? Или просто не мешать? Последние год-два Настя стала скрытной до невозможности, наверное все девочки проходят через подобное. Ее отъезд напоминал не то бегство, не то подъем по тревоге. Вдруг решилась и умчалась. Никто ее не задержал, Татьяна проводила до остановки, когда пришел автобус, Настя неожиданно расплакалась. И едва сдерживаясь, скрылась в салоне старого «Икаруса».

– Придется до поры, до времени перейти на осадное положение, – грустно пошутил Суровцев, прощаясь. Андрей Кузьмич улыбнулся неловко. Не представляя, насколько слова доктора окажутся пророческими.

В понедельник оказалась повреждена ближайшая вышка сотовой – ночью шел бой между отрядом зомби и наконец-то проявившей себя ротой мотострелков. Зомби, свернувшие с «бетонки» в поселок, распотрошили ближайшие к ней дома, наведя панику на всех оставшихся обитателей. И ушли, почти не изменившись в количестве – к ним присоединились несколько десятков жителей и полдюжины мотострелков. Атаку отбить удалось, но только потому, что мертвецы убедились – их потери слишком велики, а людские запасы поселка не стоят того.

Стрельба закончилась к вечеру, тогда же стало ясно, что холодная вода, подача которой отключилась ранним утром, восстановлена не будет. Горячая перестала поступать еще день назад, но для поселка, который газифицировали четыре года назад это почиталось роскошью, тем более, газ подавали через пень-колоду, большинство жителей предпочитали баллоны. Опять зашушукались, кто-то разнес весть о тайном распоряжении военного командования, теперь решавшее все хозяйственные вопросы вместо убравшегося в Москву совета поселка: ежели опять испортится магистраль, в поселок «ввиду малозначительности» никто отправлен не будет. Это стало последней каплей – из поселка уже побежали, не скрываясь.

Так получилось, что улица Паустовского находится как раз у выезда на шоссе, Андрей Кузьмич и Лиза ведь день и вечер наблюдали, как мимо их дома спеша на автобусную остановку, идут люди, груженые самым дорогим, что они могут с собой захватить. В поселке еще к воскресенью оставались только те, у кого не было машины или родственников в ближайших городах, тем более, столице. Сейчас и они покидали родовое гнездо. Андрей Кузьмич хотел пройтись проведать, кто же остался, но на ближайших улицах никого не нашел, а двинуться дальше не решился.

В ночь на вторник в поселок прибыли мародеры. Шумно грабили дома на Пришвина, он все никак понять не мог, почему молчит рота. Утром, когда и пожар стих, и шумная кампания убыла, он сбегал к дому культуры.

Худшие предчувствия доктора оказались правы: рота разбежалась, видимо, еще прошлым вечером. Пустое здание выпотрошено, двери выломаны, стекла выбиты. К стене приклеен листок бумаги с единственным словом: «Валите!». Кто его написал, оставалось загадкой. Побродив в полнейшем одиночестве по площади возле дома культуры, Андрей Кузьмич отправился в милицию.

Их осталось уже четверо. В стельку пьяные милиционеры забаррикадировались в отделении и через дыру в окне приказывали ему катиться к известной матери, а не то просто забьют, потому как патроны только для мертвых. Нарываться он не стал, взывать к совести и увещевать, тем более. С упавшим сердцем пошел домой. Только на повороте на Паустовского вспомнив, что позабыл в прогулку взять пистолет. У Андрея Кузьмича сердце остановилось, когда он осознал, что гулял по поселку просто так, невооруженный. Будто в прежние времена.

На пересечении Пришвина и Паустовского ему почудились не то люди, не то зомби, – тенями возле забора, сокрытые кустами. Чего-то или кого-то выжидающие. Он прибавил шаг и поспешил к дому, последние метры бежал.

Вернувшись, он взял в новый поход пистолет и велел Лизе смотреть за Татьяной, которую снова начало мутить, а сам отправился с продуктовой тележкой к дому культуры. У входа он заприметил моток колючей проволоки. Ее оставшиеся жители раскупили моментально, опасаясь за свое добро. Войскам верил только он один – и теперь горько раскаивался, что тогда не взял моток-другой.

Бухта была здоровая, тридцать килограммов, модель «Ежевика», лучшее, что поставлялось в поселок: пружинная проволока, обжатая по диаметру оцинкованной лентой с рваными кромками. Если растянуть, будет как раз двадцать пять метров, на весь их уличный забор. Отправившись домой, он подумал, что на самом деле, если держать осаду до прихода войск, понадобится еще пять таких мотков, чтобы защищаться со всех сторон. Такую проволоку мертвецы не одолеют. Любая попытка ее прорвать приведет к тому, что полезший на рожон будет изрезан и разодран.

Он потащил колючку к дому, тележка шла тяжело. По пути встретились какие-то подозрительные личности лет шестнадцати, при виде него немедленно сгинувшие в соседнем проулке. Наверное, мародеры, наверное, не местные. Хотя нет. Один из парней показался ему знаком. Значит, перед тем, как уйти окончательно, грабят все, что оставили соседи.

Андрей Кузьмич как-то неожиданно для себя свернул вслед за подростками. По дороге встретился сожженный мародерами дом, один из богатых в селе, так называемый «генеральский». Хотя для генерала это двухэтажное строение с гектаром земли покажется сараюшкой, пусть даже и построено оно было в конце восьмидесятых, но название прилепилось. Но вот теперь небесно-голубой бревенчатый дом с резными ставнями и кованым флюгером на крыше превратился в безобразную груду головешек, вяло тлевших посреди обожженных берез. Хорошо, что в нынешний штиль, огонь не перекинулся на соседние строения – они и постарше и победнее, двухэтажные деревянные бараки на четыре-пять семей, вот в одном из таких, только по Гарибальди, он и родился, это потом его семье выделили нынешние, по тогдашним меркам, хоромы. Сейчас на месте того барака как раз выстроен «супермаркет». Неудивительно, что он стал работать именно там. Прошлое всегда притягивает.

Пацаны сгинули, едва он подошел к догорающему дому. Смылись, словно ветром сдунуло, и почему, Иволгин понял, едва подошел ближе и переступил через сожженный штакетник, еще день назад превышавший его рост, а ныне обратившийся в декоративный заборчик.

Возле «генеральского дома» лежало два обожженных тела. Ветер чуть качнул ветви берез в его сторону, запах гари смешался с запахом горелого мяса, его замутило. Иволгин отвернулся, но страшное зрелище словно подманивало к себе, и он переступил штакетник и подошел поближе. Жар, исходивший от дома, не дал ему приблизиться к телам. Он потоптался, покуда ветер снова не обжег ноздри тошной вонью. Андрей Кузьмич отвернулся, обтер ладонями лицо. Рядом со сгоревшими мародерами лежали изуродованные жаром бронзовые часы с ангелочками, оплавленный прямоугольник жидкокристаллического телевизора и…. И пистолет.

Против воли Иволгин потянулся к нему. И тут же отдернул руку – «Вальтер», был невыносимо горяч. Магазин раздут, видимо, патроны разорвались внутри. Андрей Кузьмич медленно поднялся, вернулся к тележке. И побрел обратной дорогой.

Снять «ежевику» у соседей, живущих на самом краю Паустовского, у березовой рощи, перед бывшим пионерлагерем, ставшим в последние годы, прибежищем для не то бомжей, не то нелегальных мигрантов или наркоманов, не составило труда. Семья Мишиных съехавшая одной из первых, вывезла все, кроме, наверное, этой проволоки. Дом был заколочен, и пока еще, странно, не подвергся нападению, возможно из-за колючки. Хотя, обычно, бывает наоборот. Андрей Кузьмич, привыкший работать с «ежевикой» на складе, споро снял все кольца, сложил готовые бухты на тележку и потянул к дому. Всего мародерство заняло три часа, пообедав, он приступил к защите участка, попросив Татьяну не выпускать Лизу из дому, пока он работает с колючкой.