Осада

– И все же, – упорствовал сторож, – что я охранять буду? И для чего?

– От мародеров. Забыли, вчера ночью аптеку разграбили.

– Там хоть было что брать. У нас уже нечего. А ну как мертвяки сунутся? Знаете, я так просто своей шкурой рисковать….

Директор велел ему закрыть, заложить, заколотить, что можно, и уходить. Иволгин помочь, но сторож, разозленный свалившейся работой, его прогнал. Домой возвращаться было непривычно в такую рань, покрутившись немного у магазина, словно цепной пес, он отправился на Паустовского. Полученная тележка с магазинскими продуктами и кое-каким скарбом, остатками былой роскоши, разошедшейся меж сотрудниками в качестве своеобразной компенсации и в память о былом союзничестве, тряслась на колдобинах щербатой асфальтовой дороги.

Так рано его никто не ожидал. Лиза играла во дворе, жена смотрела телевизор. Андрей Кузьмич постучал в калитку, поприветствовал Лизу, конечно, та только обрадовалась столь скорому его возвращению.

– Все продали, наконец? –спросила она. Лиза не раз обращалась с подобными вопросами к нему, и теперь, получив-таки утвердительный ответ, пришла в восторг. – Значит, ничего-ничего в магазине не осталось? И ты туда больше не пойдешь, честно?

Для нее это было главным. Чтобы никто никуда не уходил. Особенно теперь, когда вокруг нее образовалась новая семья, потерять которую она никак не могла. Ведь после того, как ушла мама, кроме них, у нее никого не осталось. Лиза радостно бросилась на шею Андрею Кузьмичу, мгновенно позабыв и про куклы и про содержимое привезенной тележки, которое, без сомнения, таило в себе немало интересных открытий и находок. Так вместе они и вошли в дом. Татьяна обернулась, улыбка невольно коснулась ее губ. Лицо было бледным, видимо, опять копошилась без меры сил по хозяйству, она иначе не может.

– Ты вовремя пришел. Как раз президент начал выступать.

– Я вам гостинцев принес. Видимо, последних из «супермаркета».

Она поднесла палец к губам, когда Марков заговорил вновь. Иволгин подсел к ней на диван, прислушался. Замерла и Лиза, уткнувшись ему в бок. Она очень любила, когда все вместе собираются на диване, и смотрят телевизор, и неважно что, пусть это будет говорящая голова, торжественно, и вместе с тем, встревожено, вещающая о чем-то скучном и непонятном. Главное, все были вместе. Остальное ее заботило куда меньше.

Иволгин слушал президента как-то отстраненно, будто бы речь Маркова его ни в коей мере не касалась. Обращал больше внимания на отекшее лицо Татьяны, белевшее в полутьме занавешенной комнаты. В который раз поймал себя на мысли: как странно, что эта молодая веселая девушка, ей тогда едва исполнилось двадцать два, выбрала именно его, человека на двенадцать лет старшего. А по прошествии года всего вышла замуж, переехала в этот поселок из самой Рязани. Что она нашла в нем, чего он сам не может по сию пору найти в себе?

Отец Дмитрий венчал их, говорил напутственные речи и провозглашал долгие лета. А соседи шушукались за спиной, как делали это все время их знакомства. И утихли только сейчас, разбредшись или разъехавшись. Улица Паустовского опустела, некому больше судачить об их браке, о первенце, которого ждали с таким нетерпением – и с перешептыванием за спинами. О том, как Настя росла, пошла в школу, училась, и вот теперь, в пятнадцать лет, почти самостоятельная, уехала в Москву, себя показать, а заодно подать документы в техникум – она всегда мечтала стать модельером, а тут училище при совместном российско-итальянском предприятии, высокий конкурс, строгий отбор. Она изредка позванивала, последнее время, как началась эта пандемия, немного чаще, раз в два-три дня.  Рассказывала о себе, и всегда одинаково – пусть не прошла, но устроилась на подготовительные курсы прямо при предприятии, можете не беспокоится, я может даже денег буду вам посылать из стипендии. Возможно, поздней осенью, в ноябре, будет добор, она снова попытается. А пока очень много работы, никак не вырвется. Иволгин ее отговаривал возвращаться – в столице безопасней. Настя соглашалась немедленно, добавляя, лучше уж им выбираться – да хоть в ту же Рязань, это уже когда говорила с мамой. Таня согласилась, но когда закончила разговор, лицо было грустное.

– Так мы нескоро дочку увидим, – и замолчала надолго. Ее тревожило что-то, но что… Андрей Кузьмич так и не решился спросить.

Вот и сегодня, он смотрит на нее, и лишь про себя пытается задать вопрос, волнующий все эти шестнадцать лет знакомства. А она, словно чувствуя это, изредка поворачивает к нему белое свое лицо, покрытое бисеринками пота, и тихо улыбается. Словно успокаивает.

После речи они немного поговорили, Татьяне понравился костюм Маркова, похож на твой, заметила она, только сшит немного лучше. Лиза поддержала, чем насмешила обоих. И нимало не смутившись, побежала разбирать подарки, принесенные Иволгиным из «супермаркета».

Вечером пришел Суровцев. Ему хотели звонить, но он, словно шестым чувством догадавшись, прибыл сам. С порога, посмотрев на Татьяну, тяжело вошедшую в горницу, покачал головой и заверил, что рожать ей на днях.

– Чуть потерпите. В четверг, самое позднее. Если хотите, мы можем ускорить, – но семья немедленно отказалась. – А то у нас принято во вторник рожать. Для роддомов так удобнее. Понедельник день тяжелый, в выходные все хотят отдохнуть, а вот вторник, самое оно. И почти вся неделя перед доктором на ознакомление с результатами, – немного помолчав, он прибавил: – Знаете, свой саквояж я, пожалуй, у вас оставлю, чтоб не таскать туда-сюда. В нем инструменты на случай родовспоможения, а вы у меня одни только остались. Как больницу закрыли, мне хоть в Москву уезжай. Кстати, своих я туда уже отправил. То же и вам рекомендую сделать.

– Мы, наверное, в Рязань поедем. Но еще не наверное, спецоперация ведь будет.

– Будет, не будет, а подстраховаться надобно. Знаете, в столицу просто поток идет. Два потока. По «бетонке» и по шоссе. Сегодня воскресенье, дачники домой ломятся, несмотря на всех мертвецов. А вот по старой дороге войска: БМП, БТРы, еще что, я не особо разбираюсь, не служил. Они, чтоб асфальт гусеницами не топтать, прут по «бетонке». За два часа, что я своих провожал, они ее в кашу превратили.

– Так много?

– Не то слово. Москву ведь зачищать будут. Как и все крупные города. Вы же слышали, – ему кивнули три головы. – Так что гонят все, что можно.

– Ну еще бы, столица.

– Знаете, мне кажется, вам лучше все равно в Москву поехать. Я туда с вами отправлюсь, – и в ответ на немое удивление, Суровцев сказал: – Сами посудите, если из Москвы всех мертвецов выдавят, они ж сюда попрут.

– Но ведь войска потом и сюда прибудут. Да ведь у нас, на Тургенева, рота мотострелков стоит. В доме культуры, – напомнил ему Иволгин. И напомнив, как-то поежился – ведь военные не больно-то жаловали выбираться из обустроенного, тщательно огороженного места пребывания. Так, редкие вечерние прогулки. А всю остальную работу делала милиция. Недаром осталось… теперь только пятеро. Из целого отделения.

– Я нехорошие разговоры слышал про всю это операцию. Сарафанное радио, конечно, но все равно екнуло. От бойцов, когда ходил самострел осматривать.

– Самострел? – переспросил Андрей Кузьмич. – А что они говорят?

– Ерунду, выбросьте из головы, – твердо ответил доктор. – А что вы хотите, пацаны, они тоже боятся, – он вздохнул. – У вас какое оружие…. – ему показали. Доктор покачал головой. – Не густо. Мне хоть Макаров выдали. Сегодня на электриков напали, когда они возвращались из поселка в горэнерго. Так что прошу вас, будьте осторожны. Стационарный телефон ведь с Константина не работает, так что не дай бог…

Он оборвал себя и вскоре уже, сразу после осмотра, поспешил проститься. Андрей Кузьмич проводил его до перекрестка, они немного поговорили по дороге, в основном, о Татьяне. Доктор еще раз настоятельно советовал не давать ей ничего делать по хозяйству, раз уж он остался так кстати, без магазина, следить, чтобы жена занималась дыхательной гимнастикой и побольше гуляла, но, ради бога, только с вами и вокруг дома.