Осада

Оперман решил пройти остановку, как раз доберется до кольца, а там может его уже ждет другой трамвай. Но и на кольце творилось что-то странное, и там помимо нескольких обезумевших людей, и воющей толпы, уже находилась милиция, совершенно не представляющая что делать, кажется, просто потому, что не разумела по-русски. Наконец, раздался выстрел в воздух, бесполезно, это испугало только жильцов окрестных домов да выгуливавшихся перед сном прохожих. Он не выдержал и побежал прочь. Вскорости, он вынужден был перейти на шаг, затем остановиться. Но услышав новые выстрелы и крики, заставил себя побежать. И так всю дорогу до дома. Он вошел черным ходом, у подъезда тоже собралась какая-то толпа, лучше не рисковать, он и так натерпелся. С трудом поднялся на этаж, вызвал лифт и доехал, чувствуя как с непривычки дрожат колени. В квартиру он ввалился, видя перед глазами огненные круги и едва переводя дыхание.

С порога услышал звонок телефона. Не сразу сообразил, что это его мобильник. Еле продышавшись, поднял трубку.

Звонил Тихоновецкий. Извинился, что не мог перезвонить, сообщения о пропущенных звонках до него дошли, но тут такое дело было.

– Город с ума сошел. Люди друг на друга кидаются, – едва дыша, говорил Оперман, привалившись к стенке.

– Так ты не в курсе? – удивился Валентин. Странно, но голос его был спокоен. Оперман поинтересовался, в чем дело, неужто ему уже известны все ответы на вопросы. – Не все, но часть есть. Да это с первого числа началось, а может и раньше. Нет, наверное, с первого. Меня, за изучение феномена, ФСБ привлекло, так что дело серьезное.

– Да что за дело-то? – вспыхнул Оперман.

– А послушай, – и Тихоновецкий принялся рассказывать. Леонид, забыв про одышку, слушал, затаив дыхание, и про разоренные кладбища, и про исчезнувших мертвецов, нежданно объявившихся в городах и весях с намерениями весьма недвусмысленными.

– Так они знают и молчат? И будут молчать? – рявкнул Леонид, перебивая приятеля.

– Именно. Вроде как собирается спецоперация на кладбищах. Не точно, но очень вероятно, у нас в мэрии, я звонил, такие слухи ходят. Внутренние войска прибыли, сам видел. Вот тогда, может и доложат. Сперва об успехах, потом об угрозах.

– И сколько ж времени им еще разбираться во всем этом?

– А я-то откуда знаю? День, два, может несколько дней. И мой тебе совет, не высовывайся из дому, – оборвал Тихоновецкий вопли Опермана.

– А работа что? Псу под хвост?!

– Смотря что тебе дороже – работа или жизнь. И передай всем своим, чтоб держались от кладбищ подальше. И в темное время суток не выходили. Или только группой. Или… ну ты понял. Все, мне пора. Тираж подверстывается. Звони, если что.

И отключился, оставив Опермана созерцать в тупом недоумении трубку мобильного телефона, что он по-прежнему держал перед собой на вытянутой руке. Словно старался отгородиться таким образом от разом обрушившихся новостей. Объясняющих и запутывающих виденное.

23.

Без пяти восемь вечера Корнеева позвали в конференц-зал. К сеансу связи все было готово. Секретарь положил заготовленный доклад, генерал-полковник еще раз мельком просмотрел его. И добавил в самый низ написанное от руки – еще один листок всего с несколькими строчками. Шпаргалка, на тот случай, если он не решился сказать своими словами.

Ровно в восемь его соединили. На камере мигнул и загорелся красный огонек, большой монитор, стоявший в углу конференц-зала, ожил, показывая собравшихся в Зале заседаний Совета Безопасности. Камера, установленная, вероятно, на таком же жидкокристаллическом экране находилась в углу и показывала собравшихся в непривычном ракурсе – главные места занимал отнюдь не президент (он располагался сбоку, и Корнееву был виден его профиль) а министры обороны и внутренних дел. Все остальные расположились по бокам от них, приглашенные занимали одну сторону длинного стола, поскольку премьер-министр совещался с остальными так же в режиме телеконференции. Его кабинет на Селигере обнаружился через несколько секунд – небольшим квадратом в низу экрана. Пашков сидел за просторным столом, в тот момент, когда началась трансляция, председатель правительства говорил, лицо его шло пятнами, и, говоря, искал нужные листы, среди разбросанных по столу бумаг.

– … до сих пор не было доложено, – резко заметил премьер, обретая голос. – И ничего не сделали, сопли пожевали и размазываете ровным слоем….

Не было понятно, кого именно он распекал. Президент молчал, не глядя на экран, министры сжались. Корнееву показалось странным вот такое собрание – если все действительно так серьезно, то почему бы премьеру не появиться в Кремле лично, если же ничего существенного, зачем было вообще устраивать это заседание Совбеза.

– В конце-концов, это краеугольный камень нашей безопасности. А мы сидим, будто ничего не случилось и ждем. Снова милости от Запада?

– У них в точности та же ситуация, Виктор Васильевич, – наконец, президент позволил себя ответить.

– В таком случае, прекрасно. Если до каждого гражданина дойдет простой факт, что мы, как и все остальные, остались наедине со своими мертвыми, он не станет тратить время попусту на разные акции протеста. Теперь каждому надо стать стойким и  решительным. И слушать только тех, кто уполномочен давать разъяснения. Только их, поскольку больше никто не советчик, – последние слова премьер произнес, ритмично выстукивая при каждым указательным пальцем по столу. И закончив, снова пристально вгляделся в сидящих за длинным столом.

– Вы, вероятно, хотите… – начал президент, но Пашков его перебил:

– Денис Андреевич, я хочу одного – ответственности каждого. Ситуация очень сложная и развиваться может непредсказуемо. В этой связи чрезвычайная ситуация, о которой вы говорили в телефонном разговоре, уже не блажь, а единственный реальный способ спасения страны.

– Вы все же торопитесь, Виктор Васильевич, – мягко заметил президент. – Пока, конечно, нам мало что известно, но, как мне кажется, необходимо сначала выслушать людей, знающих о происшедшем не понаслышке.

– Вы имеете в виду командующего СКВО? Хорошо. Владимир Алексеевич, мы вас слушаем.

Корнеев не ожидал столь быстрого переключения на его персону, потому нервно заерзал в кресле, затем поднялся. Камера дернулась следом, пытаясь удержать в кадре его лицо.

– Я могу отчитаться за ситуацию в подведомственном мне регионе. Прежде всего, в Абхазии, – начал он. – Но, полагаю, по стране в целом ситуация сходна.

– Итак, Абхазия, – перебил его Пашков, немедля спутав мысли Корнееву. – Мне доложили об уничтожении в Кодорском ущелье села, пожалуйста, на этом остановитесь поподробнее.

– Село Мели, – произнес генерал-полковник, – этнически грузинское, состоит преимущественно из репатриантов из Сванетии. Население триста двадцать человек зарегистрированных, полагаю, еще можно добавить сотню или больше тех, кто незаконно перешел границу и оставался там на нелегальном положении – родственники, друзья и так далее. Жители Мели в целом лояльно относились к действиям военных. Однако, именно там первого августа произошел еще один трагический инцидент, который, по прошествии суток, можно рассматривать как… – он замялся

– Вылазку живых мертвецов, Владимир Алексеевич, давайте называть вещи своими именами.

– Хорошо, – про себя Корнеев так и не подобрал нужного слова, называя восставших простым местоимением «они». Этого «они» для генерала было вполне достаточно. Имена ни к чему, когда перед тобой появился враг, который не берет в плен, не соглашается на переговоры, не предлагает перемирий, не идет на уступки и не берет контрибуции. Эдакий давно лелеемый в мечтах и стратегических планах абсолютный враг.

Корнеев в деталях изложил ситуацию последних суток, сопроводив доклад полковника Петренко первыми выводами полевых экспертов, совсем недавно приступивших к работе на кладбище у разрушенного селения.

– Таким образом, – суммировал он изыскания своего подчиненного и исследования экспертов, – мы приходим к следующим неприятным выводам. Во-первых, еще какое-то время восстания будут продолжаться, все зависит от состояния конкретного захороненного тела. Если оно удовлетворительно, то несмотря даже на долгий срок, проведенный под землей, велика вероятность появления нового живого мертвеца.