Осада

– Я думал, с малярией ее бы не взяли.

– Она никому не говорила. А карточку подробно не изучали. Раз так захотела. – он замолчал и опустил голову. – Ей надо много пить, она ведь сильно потеет. Надо очень много пить, чтоб жар выходил… – и снова замолчал, на этот раз надолго.

А мертвые все ломились, и кажется, дверь, уставшая сопротивляться за семьдесят часов непрерывной атаки, стала потихоньку поддаваться им. Надежда осталась лишь на этот невозможный, иллюзорный вертолет. Из-за которого уже и Бахва до боли всматривался в белесое небо, пытаясь расслышать шум мотора, увидеть черную точку в небе. Нет, не черные круги.

Важа поскользнулся и едва не скатился к краю крыши. Иван, вот уж на что крепкий организм, ничего не берет, сидел на самом солнцепеке рядом с Мананой, бережно овевая ее листом картона от разорванной папки с грифом «Совершено секретно». Девушка тяжело дышала, то и дело пытаясь облизнуть шершавым языком пересохшие, потрескавшиеся губы. Иван смочил их водой, в бутылке оставалось на донышке. Но и этого оказалось много, Манана выхаркнула воду и снова потеряла сознание.

Бахва подошел и присел рядом. Лекарств не осталось, да и какие лекарства, разве что физраствор, могли бы ей сейчас помочь хоть чуть-чуть. А вода кончилась, даже эта мертвая из холодильника, которой Иван периодически смачивал губы Мананы. Все закончилось. И медленно наступал вечер новой черной, непроглядной ночи.

Бахва недвижно смотрел на сестру, Манана не шевелилась. Только грудь порывисто вздымалась и опадала. То часто, то очень редко. Начинало сбоить сердце. Брат медленно поднялся и спустился на чердак, кроме него крышу никто не оставил.

Поставив карабин рядом, он сидел у самой двери, слушая размеренные удары мертвецов и пристально наблюдая за железным массивом, ограждающим их от вторжения. Сложив ноги по-турецки, ждал, тяжело дыша, не замечая, как начинает ломить затылок и давить на переносицу. Наконец, он медленно, через силу, поднялся и выбрался на крышу. Свежего воздуха не было, только жар, один лишь жар повсюду. Странно, кажется, даже на чердаке легче дышать, хотя бы потому, что нет солнца. Совсем нет солнца. Очень темно.

Он потряс головой и едва не упал.

– Важа, – крикнул он, просипел, но показалось, что крикнул. – Важа, поди сюда! – и когда тот, казалось, через час добрался, сообщил: – Дверь скоро сдастся, как мне кажется. Хоть и железная, но замки ржавые. А у этих молочная кислота не накапливается в мышцах. Им все равно. Их бы в армию посылать. Винтовку в руки и пошел, пошел…. – он проморгался. Кажется, на несколько мгновений отключился. Возможно, нес чушь это время. – Важа, надо решать. Вертолета, возможно, мы не дождемся.

– Даже верить в это не хочу.

– Я знаю, что не хочешь. Но придется. Сколько мы тут – и ничего.

– Они прилетят. Не могут не прилететь.

– К кому, Важа? Кто знает, что мы здесь.

– Они должны проверить. Все проверить. И… – он замолчал. Бахва долго смотрел на молодого человека, а затем произнес тихо свой вердикт:

– Следующая ночь может быть их. Сестра… ну ты видел. Сам понимаешь. Если с ней что-то случится…. Ты понимаешь, о чем я? – Важа не понимал. Наконец, до него дошло. Он вздрогнул и оглянулся на люк.

– Она дотерпит. Обязательно дотерпит, – и пошатнулся сам.

– Кажется, и ты не дотерпишь. Тут никто не дотерпит. Надо решать, кому это делать. Иван!

Куренной с трудом поднялся и подошел, едва не упав по дороге, к люку. Богатырь, а тоже едва держался на ногах.

– Манане совсем плохо. Ее бы в госпиталь, что мы тут можем.

– Ничего. Мертвые кажется расшатали дверь. Скоро влезут. Или не скоро, но…. Ты видишь, что происходит. Ты понимаешь, о чем я? – Бахва дернул карабин, Иван вздрогнул всем телом. Затем покачал головой.

– Я не смогу – в нее. Даже в восставшую. Ты должен это понять.

– Но я… что нам остается.

– Ты сам смог бы выстрелить в сестру? Ты, смог бы? Тогда почему я?

– Ты чужой, – бессильно ответил Бахва, сам понимая, что говорит неправду. Иван покачал головой.

– Слишком поздно вы начали решать, кто чужой, а кто нет. Это надо было делать раньше.

– Не понимаю тебя.

– Важа, стреляй ты, – Куренной выхватил у Бахвы карабин и протянул молодому человеку. Тот отшатнулся, ноги подломились, он упал навзничь. Они с трудом подняли его.

– Нет, – прошептал Важа. – Я… нет. Я еще ни разу ни в кого. Тем более, в Манану. Я не смогу.

– А что нам остается? Стать их частью?

– Я не хочу этого.

– Никто этого не хочет, – спокойно сказал Иван. – Но раз так, кто будет стрелять. Ладно, меня вы убьете, но последнему придется убивать себя. А это куда тяжелее. На меня даже не надейтесь. Сил нет… – тихо добавил он последние слова и сел, утомленный разговором, на пол. И добавил после долгой паузы: – Без толку все это. Часть их или не часть. Все одно.

– Я не хочу быть, как они, – повторил Важа, разом осипшим голосом. – Не могу. Это… – и сам замолчал на полуслове. В это время они услышали, как Манана едва слышно зовет Ивана. Сколько она призывала его, они не знали, увлеченные бессмысленным спором, не слышали никого вокруг.

Иван поднялся, вылез на крышу, за ним последовала вся группа. Манана не спала, она пыталась подняться, но тело налилось свинцовой тяжестью, сил не оставалось совершенно. Даже на то, чтобы приподнять голову. Только на едва заметную улыбку, когда она увидела подошедшего.

– Нам не выкарабкаться, – улыбка по-прежнему не сходила с ее белых уст. – Я это знаю. Да и неважно. Жаль, что мы так… что у нас так получилось. Не получилось ничего.

– Мне тоже очень жаль, – наступал вечер, в воздухе едва заметно повеяло прохладой. Иван коснулся лба Мананы, но лоб был сух. Началось обезвоживание. – Тебе надо попить. Дайте бутылку.

Бахва покачал головой. Иван опустил глаза.

– Не надо, – тихо ответила она. – Капля, что она. Только капля, а не море. Море слишком солоно, – и выкарабкавшись из бреда, спросила: – Скажи, а как ты нашел нас. Я столько думала об этом. Я хотела бы знать.

– Но Манана…

– Ответь.

Он долго молчал. Так долго, что казалось, не заговорит никогда. Наконец, произнес:

– У нас в управлении узнали, что ваша группа в Мели, ведет сбор информации и агитирует. Но в составе есть снайпер, значит, возможны теракты. Как раз через Мели должна пройти колонна мотострелков. Когда она попала в засаду, мы подумали…

– Это Серго, – произнес Важа, отстранившись.

– Меня послали вместе с десантом, выяснить, что происходит в Мели, что за группа, почему такой урон. И насчет снайпера тоже….

– Значит, ты из-за меня пришел. Я знала. Я как чувствовала, – голос пресекся, Иван продолжал:

– Потом я получил распоряжение выяснить подробности деятельности группы, у нас предполагали, что вы используете какое-то новое оружие. Когда выяснилось, что это не так… словом, вы меня уже взяли и вели к Ираклию Талахадзе. Впрочем, у нас все равно должен был состояться разговор. По поводу общих действий в новой ситуации. Я должен был прощупать…. Если я не ошибаюсь. Здесь темно… странно, я не помню своей задачи в точности. Глупость какая-то, – он замолчал. Повернулся к Манане. Но та уже забылась беспокойным сном, так и не дослушав ответ Ивана. Бахва внимательно вслушивался в ее прерывистое дыхание, потом поднялся и сказал едва слышно:

– Наверное, хорошо, что она не услышала окончание. Все это, то, что ты принес… одна грязь и только. А ей достаточно было услышать первое.

– Грязь, – согласился Иван. – Мы все в грязи.

– Именно, – шум внизу стал сильнее, возможно, дверь начинала подаваться. Манана снова очнулась, попросила пить, и, вспомнив, подала руку Ивану. Он сжал ее бережно, потом осторожно нагнулся над девушкой. Она что-то прошептала прямо в его губы, он так же тихо ответил. Бахва попытался отойти, ноги не слушались. Слишком сильно устал.

Неожиданно Иван поднялся. Вместе с его сестрой, как только сил хватило. Обняв, едва держась на ногах, он обернулся к брату.