Страница 12 из 24
– Серьезный, – она отобрала сигарету. – Кофе со мной выпьешь? – ей не хотелось с ним расставаться, такой он был удивительный – совсем мальчишка, а уже такой секси, и не пошлый ни капли, не застенчивый, будто это она младше его – будто он идет своей дорогой, к Темной Башне, в Мордор, в Изумрудный город, а она всего лишь на пути.
– Давай.
Они пошли в «Black&White» – пол в шахматную клетку, столики из стекла, черные кресла; черно-белая посуда; Тео взял горячий шоколад с мороженым, Матильда – молочный коктейль с корицей и мятой; он назывался «Минтек» – «я даже знаю парня, который придумал этот коктейль, – сказала Матильда, – он владелец «Красной Мельни»» «о, да, я его тоже знаю; такой шикарный парень; похож на Нормана Ридуса; был лицом Prada два года; у них и вправду там куча необычных коктейлей из кофе, шоколада, мороженого; мне нравится «Темный рыцарь» – айриш-сироп, немного ирландского виски, эспрессо и молочная пена, и сквозь трафарет летучей мыши натерт черный шоколад – ну, я же обожаю комиксы» «да, а мятный молочный он назвал в честь сигарет «Кент» с ментолом, они раньше назывались «Минтек»» – они разговаривали о полной ерунде так тепло, будто старые друзья; даже лучше – у старых друзей есть обиды, усталость, дети и неприятности, а у них была куча свободного времени, стопка новых дисков, пачка сигарет и взгляды; «черт возьми, почему же он такой маленький?»…
Самые классные диски Тео слушал ночью – он вернулся к Артуру; но теперь того не было дома – он уехал на закрытый показ, потом прием; если надумаешь, гласила записка, вот адрес… билет твой у администратора… и смокинг на кровати; но Тео не захотел; поставил альбомы «L&M» один за другим, лег на кровать, надел наушники и так заснул; Артур приехал ночью, пьяный, пропахший табаком и чьим-то «Хьюго Босс», парфюмом из спортивной коллекции, чьим – Артур и не помнил уже через час; заглянул в комнату Тео – тот спал, левой щекой в подушку, руки под грудью сжаты; сквозь белый балдахин – как замерзшая принцесса, – подумал Артур сквозь хмель, бедненький, нашел плед, пунцовый, турецкий, весь расшитый, накрыл его, как всегда ужасно боясь коснуться, разбудить, в наушниках что-то играло, что с волынкой и скрипкой, и басами, отзывавшимися даже у соседей, Артур не стал выключать, лег у кровати, на пол, на белый пушистый ковер, поразмышлял немного гениально о просмотренном кино, жалея, что нет машинки, записывающей мысли, наутро ведь все забудется, и слова будут идти с трудом, как камни из почек; и провалился в сон… Тео чуть не споткнулся об него рано утром – он захотел в туалет; переложил плед на Артура; под «L&M» ему снились потрясающие сны, приключения Индианы Джонса, «Титаник» Кэмерона вперемешку с Жюлем Верном; хорошо, что я не взял ее телефон, подумал Тео, я ведь все время думал не о ней, а о Братстве Розы, о том, что Талбот, ее дядя знает, где оно – а это подло.
…Лето было наполнено знаками: Тео брал сигарету в рот, хлопал себя по карманам, понимал, что забыл зажигалку, покупал в маленьком магазинчике спички, а на них был нарисован маяк; и ветер сносил со лба челку – совсем не Гель-Гриновский, родной, соленый, холодный даже в середине июля, а полный запахов – другого моря, теплого, песка нагретого, сосен, по коре которых течет янтарь, целясь в насекомых; поехали с мамой на выставку цветов – исполинскую, за городом, разноцветные шатры, сахарная вата, все стоянки забиты, разговоры на всех языках, и там презентовали новый сорт розы – под названием «Каролюс» – высокий узкий тугой бутон, нежно-нежно-розовый, кончики лепестков почти белые, прозрачные, с прожилками, а внутри, сердцевина – темно-красная, будто капелька крови упала; в этой розе было что-то страстное, шекспировское, шиллеровское даже – смерть во имя любви; и яркий сладкий аромат, от которого ноги подкашиваются, «такой плотный, что кажется искусственным» услышал Тео в толпе; люди умирали от восторгов, будто им было нечем заняться, будто от новых духов в «Парфюмере»; роза к тому же, уверяли, спокойно, даже философски переносила затяжные дожди и заморозки, и была устойчива к вредителям; настоящий святой, подумал Тео, всё время на ногах, всё время радует; они с мамой купили куст, хотя стоил он как новый велосипед; «но мы же не можем устоять?» сказала мама, и они поняли друг друга, обнялись; Тео срезал и принес в «Красную Мельню», и церемонно подарил один цветок Артуру – «похож?» «на кого?» «на Каролюса Дюрана – в честь него назван это сорт» Артур был поражен, взял розу и покрутил в пальцах, рассматривая со всех сторон, вдохнул запах – «сама так пахнет? или набрызгали?» «сама» «фантастика; а я, как ни куплю в магазине, они не пахнут, или едва-едва, холодновато так… а эта благоухает…. медом и янтарем…» «да, теплая, как руки в варежках» «да… похожа… на вашего святого»; а однажды Тео проработал всю ночь над рисунками – графический роман в стиле неонуар, сборная солянка из повестей Чандлера, Кейна и Хэммета, он был одним из авторов, второй художник жил в Нью-Йорке, а сценарист жил в Праге; спать ему не хотелось; в голове грохотали «L&M»; за окном собирался рассвет – Тео нравилось, что лето такое ясное, полное солнца, не жары, а именно света – в Гель-Грине это было редкостью, колдовством, не иначе, кто-то влюблен, и хочет все лето гулять с кем-то за руку по улицам, и навел чары, чтобы никаких дождя и тумана и слякоти, и наводнений, только теплый внезапный ливень, под которым так здорово целоваться; Тео сел на велосипед и поехал опять к реке по спящим улицам; небо над городом было великим и великолепным, Тео услышал его вселенский вес, и огромные, как нефтяные танкеры, облака были как беломраморные греческие великаны, держали его на плечах: «и покоилась бело бескрайность на плечах, и цвела пунцово на груди твоей пучина»; мальчик вдыхал холодный прозрачный воздух, само небо – сам космос, звездный свет были в этой свежести; и ни одной мысли не было в голове, только радость от бытия; и вдруг на своем любимом для наблюдения за водой месте, среди нескольких больших серых камней с вкраплениями слюды, в солнце они сверкали так, будто кто-то нечаянно рассыпал новогодние блестки, в форме звездочек и сердечек, иногда такие кладут в хлопушки, а самые маленькие девчонки клеят на лицо, возле глаз, или в декольте, Тео увидел Матильду – он сразу узнал ее, со спины; она сидела и слушала плеер, покачивала ногой в такт музыке в ушах; в серой кофточке с капюшоном, отороченном кружевом, в серых вельветовых брюках, серебристых балетках; Тео уронил велосипед на бедро и смотрел на нее минут пять, потом поставил «Снежка» и подошел к ней, тронул за плечо; она не вздрогнула, не вскрикнула, обернулась просто и улыбнулась, и вынула наушники из ушей.
– «L&M»? – спросил он.
Она кивнула.
– Они прекрасны. Я уже хочу от вокалиста детей. Но ему нельзя – он из Братства Розы. Его зовут Йорик Старк, он из какого-то маленького городка в Норвегии. Будет священником, и, может быть, даже Папой.
– Знаю, – будто знал.
– Я даже стала ходить на мессы. А, знаешь, в кафедральном соборе так много красивых парней в воскресенье, больше, чем в любом ночном клубе.
Тео засмеялся, сел рядом. Камни были теплыми, хотя солнце еще не встало, а в реку было страшно даже пальцы окунуть – казалось, они сразу станут стеклянными, прозрачными и разобьются.
– Смотри, так и в Бога поверишь.
– И перестану париться насчет собственной клевости. Вылечу из клуба «баунти» – знаешь, так девчонок популярных называют везде, так как забуду про французский маникюр, новые коллекции и туфли от Маноло. Да ладно, это всего лишь группа, красивые парни и красивая музыка – это еще не свидетельство Бога на земле.
– У нас один дяденька в приходе стал католиком после того, как посмотрел фильм «Жанна Д`Арк» Люка Бессона; с Йовович…
– Круто. Страшный фильм.
– А еще есть парень, он сейчас учится в семинарии, он пошел в католики, потому что обожает Мадонну, певицу… Фотку ее на столе держит, в семинарии. Хотя настоятель не одобряет.