Страница 11 из 24
«L&M» Тео нашел только в пятом магазине – большом, старомодном, с кабинками для прослушивания; он назывался «Башня»; у них было три альбома: «Двести сигарет», в честь одной эмтивишной новогодней комедии, «Девушка в красном платье» – «Ну как она тебе?» «Кто?» «Девушка в красном платье! Это я ее придумал; если хочешь, могу устроить встречу» – первая «Матрица», подумал Тео, больше он не помнил девушек в красном платье, и «Пьяный корабль» – в честь самого известного стихотворения Рембо, Тео знал его наизусть, он рисовал к нему иллюстрации в классе пятом, на конкурс графики, и победил всех взрослых; Тео даже устал от совпадений; на обложках никаких крестов, пылающих сердец, четок, Дев Марий, священников, монашек, костелов – ни следа католической символики; только отличные фото – красные платья в разных магазинах девчачьих, на плечиках – Тео узнавал дизайн магазинов, он часто с сестрами ходил за одеждой по их просьбе; потому что смотрел все швы, знал ткани, и всегда говорил, что думает; пачки старинных сигарет, русских, американских, английских, французских; и кладбище ржавых кораблей, такое грустное и фантастическое; где они его только нашли; Тео зашел в кабинку для прослушивания, в кабинке слева кто-то на всю громкость в наушниках слушал Сесилию Бартоли, арию из оперы «Siface» Порпоры, в кабинке справа подпевали Backstreet Boys, старенькой теме «Straight through my heart»; Тео улыбнулся – он любил и то, и другое; он вообще любил музыку; она была как одежда – если она подходит, значит, всё получится; он рисовал часто под определенную музыку; работать над судебными рисунками было здорово под Брайана Ферри или под тяжелые финские группы; делать комиксы – под бойз-бэнды, Доницетти, Россини, саундтреки – к «Гарри Поттеру и ордену Феникса» и «Звездной пыли»; а когда он просто сидел и водил пером, отрабатывал технику, как например, на «Деревьях» – то слушал брит-поп или женский вокал, Лили Аллен, Тори Амос, Бьерк, Пи Джей Харви; музыка для него была безгранична из-за старших братьев и сестер – дом и компьютеры были забиты-завалены записями разных стилей и направлений. Тео включил диск «Пьяный корабль» и слушал, закрыв глаза, вызывая образы, будто напившийся абсента, – пока ему не постучали в кабинку, Тео не сразу услышал, испугался, уронил наушники – тяжелые, профессиональные, чебурашные, – но это оказался не нетерпеливый следующий в очереди и не работник магазина, а красивая девушка, просто мечта – златоволосая, в рок-н-ролльной короткой пышной красной юбке с розовым подъюбником, розовых балетках из блестящего атласа с бантиками, от «Карнаби», белой футболке с Одри Хепберн и маленькой розовой сумочкой-клатч в розовых стразах – девушка-баунти; красивые ноги, тонкая талия, прекрасная кожа, грудь не большая и не маленькая, а как книги-покетбук – само то.
– Привет, – сказала она. – Прости, что ломлюсь к тебе, как в туалет… я просто хотела спросить, что ты слушаешь… у тебя такая громкость, что слышно в моей кабинке, я сняла наушники, собиралась купить свой диск и уходить, и тут услышала твою музыку, она мне очень нравится, я по радио слышала недавно, но не знаю, кто это…
– Это «L&M», – ответил Тео; лицо его побелело, так он напугался стука в дверь; черноволосый, взъерошенный, смазливый, зеленоглазый, в приталенной бледно-розовой рубашке с коротким рукавом, шикарно сидящих коричневых вельветовых штанах, малиновых кедах, малиновом атласном галстуке – «ликер «Амаретто», вишня в шоколаде, о, Боже, какая лапочка, – подумала девушка, – жаль, маленький». – А вы слушали Backstreet Boys?
– Да, – она засмеялась. – Ты тоже услышал? С первого класса обожаю Ника Картера, всё никак не проходит.
– А Вы в каком классе?
– Заканчиваю первый курс. А ты?
– Перешел в девятый.
– А я тебя даже знаю… ты Теодор Адорно? Я знаю твоих брата и сестру, Сильвера и Сильвен Адорно, мы с ними в одном потоке слушаем лекции по технологии; я учусь на дизайнера-книжника. Сильвер показал твой рисунок, никто из нас не поверил, что так рисует подросток; еще он сказал, что один твой комикс издала французская компания каким-то немыслимым тиражом.
– «Кастерман», бельгийское. А комикс называется «Бэнд в бегах» – про группу музыкантов, одного из которых принимают за молодого итальянского мафиози, и за ними гоняется и полиция, и мафия; такой смешной, в стиле американских черно-белых фильмов, Билли Уайлдера, «В джазе только девушки». Он всем нравится, красивый очень. Я ребят рисовал с Duran Duran времен «Свадебного альбома». Они хорошо на характеры разбиваются: Ник все время беспокоится о том, как он выглядит, Саймон – самый ответственный и сильный, всех бьет, Уоррена как раз таки принимают за мафиози, он переживает, что всех подвел, а Джон просто красивый… ну, он же бас-гитарист…
– Да, я читала сканы в Интернете. Очень смешной. Сильвен, чтобы мы поверили, что тебе тринадцать, показала в журнале твое фото – «Искусство кино»; там была твоя статья про фильмы по комиксам…
– Мне уже четырнадцать. Спасибо Сильвен за подъем авторитета. А как Вас зовут?
– Матильда Макфадьен.
Тео сдвинул брови. Уровень совпадений хотелось замерить – как у Джаспера Ффорде – какой-нибудь банкой с перемешанной крупой – гречневой и тайским выпаренным коричневым рисом – когда все ненормально, зашкаливает, крупа выкладывается спиралью или елочкой; носить в кармане, поглядывать иногда, как на песочные часы, быть готовым…
– А… Седрик Талбот…
– Это мой дядя… двоюродный. Откуда ты его знаешь?
– Он покровитель нашего прихода – имени Сердца Марии.
– Ой, я даже такой не знаю.
– Он очень маленький. В центре, на пересечении улицы да Винчи и Андерсена…
– Ну, наша семья куче католических церквей покровительствует. А я даже в Бога не верю. Хожу только в Рождество и на Пасху. А ты католик? Кошмар. Мама меня постоянно мучает, пытается свозить то в Лурд, то еще куда-нибудь, четки и книжки мне кладет на столик… А ты католик?
– Ну да.
– Простите, у вас занято? – спросил кто-то в спину Матильду; это оказался покупатель с кучей дисков и пластинок Pink Floyd; «нет, я уже всё» сказал Тео, взял «L&M» – «дай, еще раз посмотрю название, ой, как дешевые сигареты, у нас в типографии такие начальник смены курит, крепкие» – и на кассе сказала: «а можно мне такие же диски, как у этого мальчика?»; потом они вышли на улицу – после полумрака – красные и желтые лампы – магазина – улица показалась Тео сверкающей, металлической, отполированной.
– Ты домой? – спросила Матильда, вытащила тонкую белую сигарету, щелкнула серебристой зажигалкой. На них все оглядывались – так хороши они были; как охапка выпущенных в небо разноцветных воздушных шаров – в самые будни – летят над городом, и люди останавливаются даже на переходах, и улыбаются, и видят небо.
– Нет, я живу сейчас у друга.
– Его родители уехали за город или за границу, и вы гуляете – пиво, игры компьютерные, легкая порнушка?
– Нет, мой друг взрослый.
Она что-то заподозрила – посмотрела на него еще раз – изящный, но уже мускулистый, будто жеребенок от дорогого скрещения, веснушки, прямой нос, шикарные, как вечернее платье от Версаче – перья, бархат – черные ресницы – черт возьми, конечно, такое счастье никогда не достанется девочкам.
– Ты гей?
Он засмеялся, взял у нее из губ сигарету, затянулся; губы его были как Рождество – красное с золотом, шоколад и апельсины, огонь в камине в сердце зимы, подарки и тайна сущего.
– Как-то не думал об этом.
– Не думал о мальчиках и девочках?
– Да.
– Так много рисуешь?
– Я много чем занимаюсь. Смотрю кино, пишу про него иногда, а это сложно, как в шахматы играть на звание мастера спорта, слушаю музыку, катаюсь на велосипеде, обожаю математику, учу детей рисовать, – между бровей пролегла складочка; миллион долларов, подумала она, я хочу его, как вещь; отдать за поцелуй; как женщина хочет драгоценности и меха, обручальное кольцо или развод; как мужчины хотят машины, красные, гоночные, дорогого виски, выиграть на бирже, раздавить кого-то, победить; так я хочу этого мальчика, хищнически, запустить пальцы в его волосы, привлекательные, как редкий цвет – лиловый с серебром в глубине…