Страница 10 из 69
— Стойте, товарищи! Стойте! Остановитесь!..
Я выхватил из кобуры пистолет и выстрелил вверх. Вслед за мной Чертыханов, сняв с плеча автомат, дал очередь. Брызнула с потолка цементная крошка. Толпа на какую-то секунду смолкла и застыла. И тогда Прокофий крикнул:
— Что вы делаете?! Сами себя убиваете! Тоннель не взорван! Воды нет! Потопа не ожидается!
Люди, оглянувшись, увидели стоящего на топчане вооруженного красноармейца. Исподволь, как бы издалека к ним стало возвращаться сознание.
— Ребятишки бегали за водой и краны не закрыли, — громко объяснил Прокофий. — Вон она течет! Глядите!
Из кранов с шипением хлестала вода, медленно растекалась по полу. Люди оцепенело, завороженно смотрели, как течет вода, и ни один не сдвинулся, чтобы остановить ее, — страх парализовал волю. И тогда маленькая девочка в красных лыжных штанах, приподняв носки, на каблучках, чтобы не зачерпнуть в туфельки воды, прошла по луже и закрыла оба крана. Она внимательно посмотрела на людей и улыбнулась…
Послышались тихие стоны, надсадно плакал ребенок — так плачут дети от боли…
Сверху спустились санитары с носилками. Они уносили пострадавших… Люди возвращались на свои места, несчастные и потерянные от сознания своей слабости, от необходимости скрываться под землей. Искали и разбирали свои вещи, утешали ребятишек, ощупывая их, не ушиблись ли…
Нам надо было уходить, и я сказал об этом Браслетову. Он едва-едва овладевал собой, пряча от нас глаза и старательно вытирая платком вспотевший лоб.
— Спасибо вам, капитан, — проговорил он тихо. — Если бы не вы, я, наверное, лишился бы жены. Нервы подводят, черт бы их побрал!..
Жена его сидела на топчане, покачивала на руках дочку. Паника, видимо, потрясла ее: она едва дышала, измученная до отчаяния.
— Нам придется скоро выступать, Сонечка, — негромко, как бы по секрету сказал Браслетов. — Может случиться, что мы расстанемся надолго… Как ты справишься тут одна, без меня?.. Ума не приложу, как тебе помочь…
Женщина распрямилась, глаза ее округлились, рот сжался, а ноздри затрепетали. В ней вдруг проглянула душа стойкая и гордая.
— Зачем ты ноешь? — сказала она окрепшим голосом. — Что ты все причитаешь? Не нужна нам твоя особая помощь. Мы будем жить, как все. Запомни только, Коля: нам будет намного легче жить, если мы, я и Машенька, будем знать, что ты выполняешь свой долг честно, как мужчина. — Она глубоко и трудно вздохнула, уронив взгляд, щеки заалели — должно быть, стыдилась высказывать мужу горькие слова при посторонних. Потом она добавила более мягко:
— Не тревожься за нас, Коля. Мы не пропадем. Мы выживем, честное слово. — Она обязана была приободрить мужа на прощание.
Уходя, я пожал ей руку, маленькую и сильную.
— Мы вас подождем у выхода, — сказал я Браслетову. — Не задерживайтесь.
На Таганскую площадь мы возвращались почти бегом. По мосту ветер проносился со свистом, как бритвой резал глаза. Браслетов, замкнутый и разозленный, шагал, чуть подавшись вперед, подняв воротник шинели. Прокофий следовал сзади него, часто и рывком встряхивая автомат за плечом.
Возле каждого дома стояли молчаливые женщины, вышедшие на ночное дежурство.
А ветер мел, кружил в воздухе черные хлопья сгоревших, когда-то нужных книг.
8
Мы вернулись в батальон к семи часам. Было темно и сыро, ветер приносил реденькие дождевые капли, беспорядочно рассеивал их, и булыжная мостовая на Большой Коммунистической улице отсвечивала, как чешуйчатый бок огромной рыбины… Сырость проникала под шинель. Даже Чертыханов примолк: посещение метро произвело на него тяжкое впечатление…
Лейтенант Тропинин встретил нас на улице. У ворот стоял грузовик, а сзади него — черная эмка.
— Вас ждет майор Самарин, — доложил Тропинин; лучик карманного фонаря на секунду скользнул по моему лицу, по глазам. — Что-нибудь случилось, товарищ капитан? Я еще не видел вас в таком настроении…
— Все в порядке, лейтенант, — сказал я.
Чуть заикаясь от волнения, Браслетов спросил:
— По какому вопросу прибыл майор?
— Он мне не докладывал, — ответил Тропинин, направляясь в ворота и не оборачиваясь. Браслетов испуганно замедлил шаги.
В штабе у стола сидел майор Самарин в шинели, но без фуражки, рассматривал карту, поблескивая стеклышками пенсне. Он устало поднялся нам навстречу.
— Хорошо, что вы быстро вернулись. Для вас есть срочное задание, капитан.
— Я слушаю.
— Отберите группу надежных ребят, садитесь в машину и поезжайте по направлению на Подольск, затем на Малоярославец. Проверьте лично: заминированы ли мосты, железнодорожные переезды, виадуки и готово ли все к взрыву. И вообще посмотрите, что делается на дорогах. На каком расстоянии от Москвы находится противник. Генералу Сергееву необходима точная информация. К двадцати четырем часам вы обязаны быть здесь. Я буду звонить. Выполняйте незамедлительно.
Лейтенант Тропинин незаметно вышел из штаба отбирать «надежных ребят». И когда я провожал майора до машины, они уже весело взбирались в кузов грузовика — наступила пора действий.
Я вскочил на подножку, обернулся к комиссару, стоявшему поодаль на тротуаре, безмолвному и безучастному. Должно быть, прощальный разговор с женой озадачил его, и, возможно, — бывает так — он увидел ее такой твердой и резкой впервые, она как бы повзрослела, выросла у него на глазах.
— Из батальона никого не отпускать, всем быть наготове, — сказал я Браслетову.
Машина рванулась с места. И через несколько минут мы уже выбрались из огромного, окутанного мглой, затаившегося во тьме города. На шоссе темнота перед нами сдвинулась плотнее — встала глухой стеной, и шофер, гоня машину, чутьем угадывал дорогу…
Мосты и переезды, где мы останавливались, были заминированы, возле них дежурили красноармейцы, готовые при возможном приближении противника в любую минуту поднять все это в воздух.
Возле речки Тисуль, на спуске, нас задержали. Внизу на мосту и по обеим сторонам от него — вдоль берега — копошились люди. Изредка то в одном, то в другом месте вспыхивал огонек карманного фонаря и тотчас гас. К нам из-под горы подбежал, шурша сырой плащ-палаткой, надетой поверх ватника, военный.
— Кто такие? — открывая дверцу кабины, спросил он как бы тоже отсыревшим, сиплым голосом. Это был командир саперной роты. Я объяснил. И он тут же обиженно пожаловался: приказ о минировании переправы через реку Тисуль и ее берегов получен в самый последний момент, и приходится все делать в темноте, наспех, с риском для жизни; уже подорвался один сапер и один боец из отступающих.
В это время слева от моста гулко хлестнула мина и раздался короткий, предсмертно-пронзительный крик. Затем прозвучал выстрел.
— Вот опять, — простонал командир роты. — Еще один взлетел. Прямо беда!..
Вывернулся из темноты запыхавшийся, перепуганный сапер, крикнул дрожащим голосом:
— Боец подорвался, товарищ лейтенант. Опять целая толпа накатилась. Я их гоню на мост, а они прямиком — в воду и на тот берег, в лес…
— Видите? — проговорил командир роты.
Я приказал лейтенанту Кащанову взять бойцов и расставить их вдоль берега — если не удастся остановить отходящих, то хотя бы направить их на мост.
Красноармейцы выпрыгивали из кузова, бежали под гору, пропадая во тьме за рекой.
Мимо нашей машины безмолвными тенями замелькали группы отступающих. Они огибали нас и шли дальше, скрываясь в лесной темени. Все это молча, сосредоточенно, с упорным стремлением уйти. Задержать их, если бы мы задались такой целью, было невозможно: осенняя темнота делала их невидимыми.
Через некоторое время к мосту подошла колонна наших танков. Я насчитал двенадцать машин. Должно быть, те самые, которые мы обогнали по дороге сюда. Они перебрались на тот берег и двинулись, не останавливаясь, вперед… Кое-кто из отступающих бойцов забирался на броню и уезжал в темноту заслонять образовавшуюся в обороне брешь…