Страница 35 из 37
Две основные категории, на которые делилось парижское население, – это люди, обладающие определенным («буржуазным») достатком, и люди неимущие. Существовали различные критерии, на основании которых то или иное парижское семейство можно было отнести к одной из этих категорий. Например, учитывалось наличие в доме одного или нескольких слуг: по этому критерию в 1831 году в Париже проживало около 17 % богатых семей (около 135 000 человек), а 83 % горожан были бедными, так как обходились без прислуги. Точно таким же (17 % против 83 %) было соотношение тех, кого родственники могли похоронить за собственный счет, и тех, кого хоронили за счет муниципалитета.
Существуют и другие данные. Так, известно, что и в эпоху Реставрации, и при Июльской монархии каждый десятый житель получал вспомоществование от городских властей. Во второй половине 1840-х годов число таких нуждающихся слегка уменьшилось, и теперь дотации получал только каждый четырнадцатый парижанин. Впрочем, эти цифры не вполне репрезентативны, во-первых потому, что власти, распределяя помощь, старались экономить и причисляли к неимущим далеко не всех, кто в самом деле нуждался в помощи; кроме того, приведенные цифры – средние для Парижа в целом, между тем при Июльской монархии разные кварталы Парижа стали отличаться один от другого по уровню жизни еще сильнее, чем в эпоху Реставрации.
На северо-западе столицы обитали преимущественно зажиточные парижане, на востоке – бедняки. Если в самом роскошном втором округе (куда входил, в частности, модный квартал Шоссе д’Антен) в 1844 году в помощи нуждался лишь один из 37 человек, то в самом бедном, двенадцатом округе (прежде всего в квартале Сен-Марсель) помощь требовалась каждому седьмому. При этом в Париже 1830–1840-х годов богачей было больше, чем где бы то ни было во Франции. Согласно переписи населения 1841 года, в Париже проживало 2,7 % населения Франции, а владельцев крупных состояний (платящих в год более 1000 франков прямых налогов) здесь сосредоточилось целых 12 % от числа французских богачей. Главным источником их доходов, как правило, были крупные земельные владения в различных департаментах Франции, однако желание участвовать в политической жизни и тяга к столичным развлечениям заставляли богачей переселяться в Париж; в свои провинциальные владения они уезжали только на лето.
Рантье с супругой. Худ. Гранвиль, 1841
Перейдем к профессиональному составу парижского населения. 56 % жителей составляли простолюдины (рабочие, приказчики, слуги); из остальных 44 % на домовладельцев и рантье приходилось 8 %; 7 % составляли люди свободных профессий и служащие государственных учреждений; 8 % – владельцы магазинов и мелкие торговцы; 11 % – владельцы мастерских и независимые ремесленники; 10 % – военные. К числу служащих относились не только крупные чиновники (правительственные или судейские), но и писцы, секретари, тюремные надзиратели и т. п.; хотя они получали жалованье от государства, по достатку и образу жизни такие служащие были гораздо ближе к простонародью.
Среди людей свободных профессий в 1830 году в Париже трудились 800–900 адвокатов, 280 стряпчих, 200 судебных исполнителей, 114 нотариусов, около тысячи врачей, 300 акушерок и 230 аптекарей. Однако дипломированным медикам составляла серьезную конкуренцию четырехтысячная толпа шарлатанов, продававших разные чудодейственные снадобья, которые приносили пациентам больше вреда, чем пользы. Поскольку столичные жители жаждали зрелищ, в Париже жила и работала целая армия актеров и музыкантов. В 1827 году здесь трудились 222 актера, 171 актриса, 113 певцов, 93 певицы, 97 танцовщиков, 108 танцовщиц. В оркестре Оперы было занято больше 70 музыкантов, а в каждом из оркестров драматических театров – около трех десятков. Вдобавок каждому театру требовался еще целый штат рабочих сцены, гримеров, капельдинеров и проч. – в среднем 50–60 человек.
В Париже, где со второй половины 1820-х годов шло активное строительство, трудилось около 400 архитекторов. К концу эпохи Реставрации здесь насчитывалось около 600 живописцев, работавших в разных жанрах (больше всего было пейзажистов), и свыше 200 граверов. Литераторов и журналистов было больше тысячи, а людей, занятых преподаванием, – около 6 тысяч.
Люди свободных профессий весьма различались по уровню достатка. К числу наиболее состоятельных принадлежали нотариусы и стряпчие. Чтобы получить должность стряпчего, кандидат должен был заплатить от 200 до 400 тысяч франков, но эти затраты окупались за полтора десятка лет (поскольку должность приносила от 25 до 80 тысяч в год). За это время стряпчий мог скопить достаточно денег, чтобы, продав свою контору, уйти на покой и жить на проценты от капитала. Благодаря такому положению дел штат парижских стряпчих обновлялся каждые полтора десятка лет; примерно так же обстояло дело с нотариусами.
Доходы торговцев и промышленников тоже распределялись весьма неравномерно: «наверху» были зажиточные собственники, которых можно отнести к крупной буржуазии; «внизу» – множество мелких ремесленников и торговцев, мало отличавшихся по уровню своего благосостояния от простого народа (больше того, некоторые из них жили куда беднее, чем высококвалифицированные рабочие). Тем не менее многие рабочие мечтали, накопив денег, открыть лавку и заняться торговлей; порой эти мечты сбывались. Многие парижские лавочники были выходцами из крестьянской среды: приехав в Париж, они становились поначалу приказчиками или ремесленниками, а уж потом, сколотив небольшое состояние, открывали собственные лавки. До самого ухода на покой они жили весьма скромно: хозяин с семьей обычно ютился в комнате за лавкой или на антресолях, а деньги вкладывал в развитие своей торговли.
Показателен в этом отношении сюжет романа Бальзака «История величия и падения Цезаря Бирото» (1837). Заглавный герой, сын виноградаря, в 14 лет пешком пришел в Париж из Шинона; он стал рассыльным в парфюмерной лавке, потом сделался в ней же старшим приказчиком, а потом выкупил ее у хозяев. Дела Бирото шли превосходно до тех пор, пока он не пожелал вести более роскошный образ жизни и не вознамерился расширить свою скромную квартиру, чтобы устроить в ней бал. Деньги для этого он надеялся получить от спекуляций земельными участками в центре Парижа, но враги довели его до банкротства.
В реальности многочисленным парижским лавочникам эпохи Реставрации и Июльской монархии грозили опасности куда более прозаические: многие из их постоянных клиентов бедствовали и все время норовили взять товары в долг. Кроме того, в 1830–1840-е годы в Париже начали открываться крупные магазины, которые вытесняли мелких торговцев, не имевших сил с ними конкурировать.
Существенную часть парижского населения – около трети – составляли мастеровые. В начале 1823 года, по оценкам префекта полиции, их было около 244 тысяч, а в середине 1830-х годов, согласно подсчетам современника, исследователя быта рабочих Антуана-Оноре Фрежье, их число колебалось между 235 и 265 тысячами. Значительного увеличения численности не произошло только потому, что с конца 1820-х годов все больше мастерских и фабрик покидали Париж и обосновывались за его пределами.
Примерно четверть от общего числа мастеровых составляли женщины; половина из них были надомницами. Среди мастеровых было также немало детей: в 1826 году в Париже насчитывалось 25 тысяч девочек и 20 тысяч мальчиков, отданных «в учение» на фабрики и в лавки. Как правило, хозяева не брали учеников моложе 12 лет, однако на больших ткацких фабриках трудились даже восьмилетние дети, причем наравне со взрослыми – по 14 часов, с двумя получасовыми перерывами.
Самую многочисленную «армию» парижских мастеровых составляли строительные рабочие; впрочем, эта армия делилась на многочисленные подразделения (каменщики, плотники, стекольщики, слесари и проч.), которые не смешивались между собой и существовали независимо одно от другого.