Страница 34 из 37
Распределение обязанностей между префектом департамента Сена и префектом полиции при Июльской монархии не всегда было логичным, и это по-прежнему создавало почву для соперничества между ними. Например, выдачей паспортов политическим эмигрантам занимался не префект департамента Сена, а префект полиции; впрочем, в данном случае причина понятна. Немецкие, польские, итальянские, испанские оппозиционеры, вынужденные покинуть родные страны из-за политических преследований, находили приют во Франции, но подвергались строгому полицейскому контролю, поскольку правительство Луи-Филиппа боялось революционной «заразы» ничуть не меньше, чем его европейские соседи.
Кроме того, префект полиции (по традиции, восходящей еще к Старому порядку) входил в рассмотрение самых мелких подробностей повседневного быта горожан. Он не только контролировал содержание заключенных в парижских тюрьмах и нищих в богадельнях, но и командовал пожарными и руководил надзором за проститутками; в его ведении находились рынки и стоянки общественного транспорта, ремонт фасадов, реконструкция или слом зданий, представляющих опасность для прохожих. Говоря современным языком, префект полиции был не только стражем порядка, но еще и «хозяйственником».
Префект департамента Сена тоже занимался хозяйством, но в его ведении находились другие, более общие вопросы, например прокладка новых улиц, устройство тротуаров и усовершенствование облика города. Но об этой стороне его деятельности речь пойдет в десятой главе, посвященной благоустройству Парижа.
Глава шестая
Население
Статистика. Парижане богатые и бедные. Профессиональный состав населения. Рабочие и ремесленники. Домашняя прислуга. Уличные торговцы. Нищие и «люди дна». Парижские мальчишки
В начале эпохи Реставрации население Парижа, согласно переписи, составляло 713 966 человек; к 1831 году оно достигло 785 866 человек. Современные историки предполагают, что эти цифры несколько занижены, поскольку переписи проводились летом, когда многие состоятельные парижане могли быть в отъезде. Есть основания считать, что к началу 1830 года парижское население перевалило за цифру 800 000. Более того, по данным префекта департамента Сена Шаброля, в Париже уже в 1828 году проживало 816 000 человек. В любом случае по сравнению с 1814 годом прирост парижского населения составил десять с лишним процентов.
При Июльской монархии темпы роста населения ускорились: к 1846 году, опять-таки согласно переписи, в Париже проживало уже 1 053 897 человек, в реальности же эта цифра, по-видимому, приближалась к полутора миллионам.
Париж эпохи Реставрации был самым густонаселенным городом Франции; в Лионе (следующем за Парижем по численности) жителей было в пять раз меньше, в Марселе – в шесть раз, а в Бордо – в восемь раз. С другой стороны, на фоне всей Франции Париж казался не таким уж густонаселенным; в эпоху Реставрации парижане составляли 2,3 % от всех французов, к концу Июльской монархии – 3 % (для сравнения отметим, что в Лондоне в это же время проживало 10 % населения Англии).
Источником прироста парижского населения был не столько перевес рождаемости над смертностью, сколько постоянный приток людей, прибывавших в столицу на заработки; их количество было прямо пропорционально интенсивности экономического развития Парижа. Больше всего иммигрантов в эпоху Реставрации пришлось на 1826 год – пик строительного бума в Париже. Тогда, по данным префектуры полиции, в столицу прибыло 45 000 сезонных рабочих, причем этот показатель явно занижен. Дело в том, что он основан на количестве «трудовых книжек», которые хозяева должны были выдавать всем рабочим, завизировав их предварительно у полицейского комиссара своего квартала; однако и рабочие, и их хозяева следовали этому правилу далеко не всегда.
При Июльской монархии приток провинциалов в Париж сделался еще более мощным, особенно в первой половине 1840-х годов, когда множество рабочих было занято на строительстве новой крепостной стены вокруг города. За эти пять лет население Парижа выросло на сто с лишним тысяч человек, большую часть которых составляли приезжие; поэтому у коренных парижан возникало ощущение, что их родной город подвергся «нашествию варваров».
Население Парижа было распределено неравномерно: в эпоху Реставрации на правом берегу Сены жило 66,37 % горожан, на левом – 33,63 %. Кроме того, в конце 1820-х годов бедняки начали переселяться за парижские заставы, где и жилье, и провизия были дешевле (поскольку торговцам не надо было платить ввозную пошлину). Появление такого «демократичного» транспорта, как омнибус, облегчало жизнь тех парижан, кто жил на окраине, а работал в центре города. За заставы переезжали и многие фабрики: это позволяло их хозяевам не тратить денег на ввозные пошлины за сырье и не перевозить громоздкие грузы по узким парижским улицам.
При Июльской монархии разные кварталы Парижа по-прежнему резко отличались один от другого по степени заселенности. На 1 кв. км центральных кварталов правого берега приходилось 100 000 жителей, причем в квартале Арси эта цифра достигала рекордной величины – почти 250 000 жителей на 1 кв. км. В западных кварталах плотность составляла около 10 000 человек на 1 кв. км, в северных – около 25 000 человек. Для правого берега был характерен и самый интенсивный прирост населения, особенно в кварталах, расположенных между бульварами и крепостной стеной Откупщиков: за 15 лет Июльской монархии население здесь выросло на 58,7 % (в центральных кварталах – на 24,5 %).
После 1830 года переселение парижан за заставы продолжалось, что привело к возникновению «малых пригородов». Так назывались кварталы, непосредственно примыкавшие с внешней стороны к крепостной стене Откупщиков; после возведения в первой половине 1840-х годов новой крепостной стены (так называемой стены Тьера; обе стены подробнее описаны в главе десятой) они оказались заключенными между двумя стенами. И по степени заселенности, и по темпам прироста населения, и по образу жизни эти загородные кварталы все больше сближались с окраинными кварталами Парижа.
В эпоху Реставрации женщин в Париже было больше, чем мужчин, так как в течение нескольких предшествующих десятилетий Франция постоянно вела войны и мужчины гибли в сражениях. Однако в середине 1830-х годов мужской пол в столице уже преобладал над женским.
Показатели и рождаемости, и смертности в Париже были выше, чем в среднем по Франции. Впрочем, показатель рождаемости, по предположению историков, не вполне точно отражал реальную ситуацию, поскольку в столицу устремлялись многие провинциалки, которые хотели разрешиться от бремени втайне от земляков. Статистика парижской смертности была более точной, так как Служба общественного призрения строго следила за тем, чтобы в подведомственные ей богадельни не принимали «чужих» стариков. При этом Париж имел репутацию «пожирателя людей», так как в начале 1830-х годов на каждую сотню умерших во всей Франции приходилась 121 смерть в Париже. В дальнейшем смертность в Париже немного уменьшилась (если исключить данные холерного 1832 года), но все же и тогда столичный показатель на 4–5 % превосходил общенациональный.
Отзывы современников о физическом облике среднего парижанина первой половины XІX века расходятся. По словам Бальзака, «парижское население – страшный с виду народ, бледный, желтый, изнуренный». Напротив, американец Фенимор Купер, проживший в Париже около двух лет (1826–1828), утверждал, что парижане в физическом отношении более крепки, здоровы и красивы, чем лондонцы, хотя средний парижанин меньше ростом, чем житель английской столицы. Впрочем, если судить по данным о французских новобранцах, парижане были не так уж низкорослы. В начале 1820-х годов парижские новобранцы имели средний рост 1 метр 68 сантиметров (при минимальном допустимом росте 1 метр 57 сантиметров), тогда как средний рост молодых солдат по Франции составлял 1 метр 61 сантиметр; департамент Сена по росту новобранцев занимал шестое место среди всех департаментов Франции.