Страница 39 из 41
Атаманы полковника уважили, проводников дали. Бильс повел свой караван вниз по Дону. Конные казаки Никиты Голого шли берегом.
Прошел час. Неожиданно поднялся сильный ветер. Несколько будар разбило на донской излучине. Никита Голый начал кричать полковнику, чтоб приставал к берегу. Бильс, опять ничего не подозревая, приказал повернуть караван.
Казаки внезапно бросились на офицеров и солдат, быстро их обезоружили. Полковника и главных его помощников утопили. Взяли несколько пушек, большой запас снарядов и пороха, ружей и пищалей. Государеву денежную казну, запрятанную в двух бочках, и офицерские пожитки тут же по своему обычаю раздуванили. Большая часть захваченных солдат присоединилась к казакам.
Весть о победе булавинцев быстро разнеслась по донским, донецким и хоперским станицам, разоренные казаки верховых городков и голутвенный люд ободрились.
Долгорукому вскоре донесли, что к атаману Никите Голому двигаются сухим и водным путем толпы конных и пеших из Микулинской, Решетовской, Вешенской, Тишанской и других станиц. А в Казанском донском городке «многие казаки и бурлаки говорят, что им, собрався, идти на самого князя Долгорукого или как он придет в Донецкой умереть им всем заодно, а Голого не выдать». А в Донецком городке, когда читали в кругу указ о поимке атамана Никиты Голого, казаки кричали, что «Голого и иных никого не выдадут, потому что и Булавин де потерян напрасно, и идти бы им на князя Долгорукого».
Вышний командир, недавно уверявший царя, будто «по Дону и Донцу все смирно», понял, что поступил опрометчиво и, по сути дела, ввел Петра в заблуждение.
Хладнокровный и мстительный царедворец успел сжечь все казацкие городки по Айдару и верхнему течению Донца, а также десятки донских городков, порешив при этом разными способами около тридцати тысяч жителей этих городков и пришлой голытьбы[35]. Но народа он не смирил, народ продолжал бороться. Одержанная булавинцами победа над полковником Бильсом и вновь начавшийся сбор голутвенных наталкивали вышнего командира на печальные размышления. Донской бунт не окончился, а лишь затих, подобно тому, как затихает бушующее пламя костра, оставляя жар под слоем пепла. Достаточно малейшего ветерка — и огонь опять вспыхнет.
А Петр между тем, уразумев из донесений вышнего командира, что донская Либерия окончилась, потребовал спешного возвращения войск с Дона. Шведы начали наступление, 16 сентября их передовые части вошли в пределы Украины. Дорог был каждый солдатский батальон!
Долгорукий выполнить царского приказа, вызванного его собственным легкомыслием, никак не мог. Известив Петра о нападении Голого на провиантский речной караван, Долгорукий далее писал:
«Получил я указ Вашего Величества… Ежели я дело свое на Дону окончил, тогда б оставить на Воронеже столько, сколько из моих полков надобно, а с остальными полками шел бы я к Москве не мешкая. И по вышеписанному случаю, за воровством Голого, к Москве идти опасен от Вашего Величества гневу».
Долгорукий с несколькими конными полками, общей численностью четыре тысячи двести человек, и с легкими пушками двинулся к Донецкому городку. Никиты Голого и Микулы Колычева там не было, они с войском ушли в станицу Решетовскую. Донецкий Городок обороняли брат атамана Никита Колычев, и есаул Тимофей Щербак, под начальством которых находилась тысяча казаков и бурлаков. Они упорно защищались, но силы были неравны. Долгорукий взял и сжег городок. Все защитники погибли. Никиту Колычева и Тимофея Щербака четвертовали, его пятьдесят человек повесили, остальных порубили в бою.
После этой расправы вышний командир подошел к станице Решетовской. Никите Голому не удалось, как он рассчитывал, избежать боя и перебраться на Хопер. Конница Долгорукого ворвалась в станицу и, выбив отсюда конных казаков и пешую вольницу, погнала их к Дону. Долгорукий отдал приказ пленных не брать. Драгуны порубили свыше трех тысяч вольных, и многих перестреляли при переправе через Дон. Сто двадцать раненых, подобранных на поле битвы, были повешены.
Голому и Микуле Колычеву с десятком казаков удалось убежать, но вскоре они были пойманы и отправлены в Преображенский приказ, где после страшных пыток им отрубили головы.
Так закончили жизнь последние, наиболее видные и упорные защитники донской либерии.
Боярско-помещичья власть огнем и кровью подавляя народные восстания, жестоко мстила всем родным и близким бунтовщиков. В застенках Преображенского приказа погибли все родные Кондратия Булавина: брат Иван, сын Никиша и племянник Левка. Жену Никиты Голого и старуху мать домовитые казаки утопили в хоперской станице Тишанской. Вырезаны были все родичи Семена Драного. Неизвестна лишь дальнейшая судьба жены Булавина и оставшегося в грудном возрасте сына, сидевших в Белгородском остроге.
Надо сказать, что не уберегли своих голов и многие из предателей. После самоубийства Булавина донские казаки послали к царю с повинною от всего войска Василия Поздеева, Степана Ананьина, Карпа Казанкина и других заговорщиков, которым за их «труды и радение» азовский губернатор и вышний командир обещали прощение и награждение. «Они сами просили у меня, — доносил Долгорукий царю Петру, — чтоб им ехать… И я их обнадежил Вашего Величества милостью».
Петр казацких двурушников не жаловал. Они переданы были в Преображенский приказ, где и погибли. Одновременно царь приказал Долгорукому взять под караул атамана Илью Зерщикова, а затем его по распоряжению Петра отправили в Черкасск и там отрубили голову.
Тимофея Соколова царь велел отдать в солдаты без выслуги.
И все же, разгромив грозную донскую либерию, царь, бояре и помещики долго еще чувствовали беспокойство. Стало потише на Дону, но не прекратилась на Руси борьба работных людей, крестьян и холопов против своих поработителей.
В 1709–1710 годах вспышки мятежей отмечаются в шестидесяти уездах. Крестьяне громят и поджигают помещичьи усадьбы, избивают господ, производят самовольные порубки леса и запашку земель. Создаются десятки повстанческих отрядов.
На верхней Волге по-прежнему действуют повстанцы под предводительством атамана Гаврюши Старченка. Они успешно отбиваются от государевых войск и появляются во многих уездах. Под Нижним Новгородом они захватывают струги с провиантом и оружием. В Лухском и Ветлужском уездах разбивают приказные избы, выпускают из тюрем колодников, грабят посадских богатеев. Костромской воевода жалуется, что от повстанцев атамана Старченка «все помещики и вотчинники костромские и кинешемские бежали в город».
В Ярославском уезде держат в страхе дворян и служилых людей повстанцы атамана Боровиченка. В Тверском и Торжковском уездах повстанцы хозяйничают во многих селах. Они разбивают высланный против них воинский отряд и вскоре появляются близ Твери, а в «городе служилых людей мало и пороха нет, а воевода Кокошкин опасен».
В деревнях на средней Волге «чинят смуту» бежавшие с Дона булавинцы. В Петровском уезде действует хорошо вооруженный отряд, состоящий из беглых солдат Бильсова полка и бурлаков, принимавших участие в булавинском восстании.
Летом 1709 года один из булавинцев, по имени Василий, называет себя Булавиным, собирает ватагу из донских беглецов и укрепляется на реках Бузулуке и Медведице, где овладевает несколькими казацкими городками. Новоявленный Булавин замышляет «собрався идти на Русь» и привлекает к себе толпы голытьбы.
Заметим, кстати, что самозванное принятие клички «Булавин» происходит не впервые. Еще зимой 1707 года, когда Кондратий Булавин находился в Запорожской Сечи, под его именем успешно собирал вольницу казак Кузьма Акимов. Эти случаи самозванства лишний раз свидетельствуют об огромной притягательной силе для широких народных масс имени Кондратия Булавина.
И хотя в дореволюционное время Булавинское восстание замалчивалось или представлялось в искаженном виде, народ из поколения в поколение в устных рассказах и песнях хранил правду о том, во имя чего и как боролся и погиб вольнолюбивый атаман Кондратий Булавин.
35
Долгорукий признает это в своих воспоминаниях. А генерал Ригельман отмечает, что Долгорукий «пойманных всех казнил и повешенных на плотах по Дону пущал. А не покоряющиеся, и бунтующиеся с супротивлением станицы, как то на Дону Старогригорьевскую, а при устье Хопра реки — Пристановскую, по Донцу, почав с Шульгинки, и все окольные их места даже до самой Луганской станицы — все вырублены и до основания истреблены и сожжены»,