Кондратий Булавин

Задонский Николай Алексеевич

КОНДРАТИЙ БУЛАВИН

Тихий Дон никогда не стихал. Сюда стекались со всей Руси те, кто не хотел надевать на себя крепостническое ярмо; шел на Дон и боярский холоп, и монастырский служка, пробирался работный люд с Астрахани и из-под Воронежа, беглый солдат и посадский подмастерье.

«С Дона выдачи нет». И, когда правительство Петра I попыталось силой вернуть беглых, Дон запылал. Темной ночью казацкая голытьба под предводительством бахмутского атамана Кондратия Булавина вырезала царских «сыщиков» и грудью стала за старинные вольности донские.

Книга писателя Н. Задонского рассказывает об этом замечательном восстании, в ходе которого беднейшее казачество и крестьяне создали «Донскую либерию», свое правительство, низложили зажиточную казацкую старшину, сами чинили суд, решали дела свои демократически. В основу книги положены подлинно исторические свидетельства, народные сказы и предания о славном Кондратии Булавине и вольнолюбивой голытьбе. Сочный язык, яркие, запоминающиеся образы предводителей восстания и рядовых его участников скреплены писателем документами, многие из которых он собрал сам в архивах и у любителей старины.

Восстание К Булавина, так же как и все крестьянские войны феодально-крепостнической эпохи, было обречено на поражение, но оно сделало свое дело, пробив еще одну брешь в толще феодализма и тем самым способствуя победе новых, более прогрессивных буржуазных отношений.

Внучке Леночке эту правдивую и печальную повесть о донской либерии и ее вожде посвящает автор

ВСТУПЛЕНИЕ

Я познакомился с ним давно, еще в детские годы… Это был красивый чернобровый казак средних лет, горячий, смелый, самолюбивый, упрямый. Ходил он всегда в богатых бархатных казацких кафтанах, мягких сафьяновых сапогах, с небрежно засунутыми за кушак пистолями и запорожской саблей, а в левом ухе поблескивала большая золоченая серьга. Таким выглядел Кондратий Булавин в рассказах донских старожилов и моих родных, считавших себя потомками булавинцев, выселенных после бунта в верховье Дона.

Рассказывали мне о том, что был Булавин в азовских походах и будто царь Петр чем-то обидел гордого атамана, и вскоре поднял он на царя и бояр «всех казаков и черный люд», долго и успешно воевал за вольность, а затем, преданный своим другом, застрелился.

Несмотря на то, что со времени Булавинского восстания прошло свыше двух столетий и устные рассказы о вожде восстания дополнялись всяческим вымыслом, народная память все же очень любовно хранит героический облик Кондрата, «ставшего за народ» в далекие, тяжелые времена.

Совсем другая, весьма неблагоприятная характеристика вождя одного из крупнейших народных восстаний была мною обнаружена в письменных и печатных документах, знакомство с которыми я начал в тридцатых годах по задонским и воронежским архивам. В библиотеке некогда знаменитого Задонского монастыря я нашел много всевозможных документов, в которых Булавинское восстание обрисовывалось как бунт против петровских реформ, поднятый на Дону беглыми стрельцами и раскольниками. Святейший синод прямо предлагал духовенству «рассматривать булавинский бунт как именно раскольническое движение».

А воронежские историки Дольник и Второв, работавшие в середине прошлого столетия над местными булавинскими документами, определяли причины восстания следующим образом: «Во время тяжкой борьбы Петра Великого со шведским королем Карлом XII Мазепа, гетман малороссийских и запорожских казаков, прельщенный обещаниями Карла и в надежде сделаться независимым владетелем, изыскивал средства к привлечению на свою сторону донских казаков. Не смея еще действовать открыто, он тайно избрал в соумышленники донского походного атамана Кондратия Булавина, который тогда охранял границы со стороны Донца и города Бахмута, где донское войско имело соляные варницы… Булавин под тайным покровительством Мазепы набирал в Малороссии и Запорожье всякую сволочь, отсылая их в свои отряды, скрывавшиеся в степях за Миусом…»

Подобные свидетельства на первых порах сильно смущали. Герой моих детских лет обрастал бородой раскольника, и меркла слава его, когда думалось о возможной близости атамана с предателем гетманом. Впрочем, как только я получил возможность ознакомиться с булавинскими материалами и документами, хранившимися в центральных архивах, стала ясна лживость вышеприведенных свидетельств.

Царь Петр, укреплявший государство в интересах помещиков и нарождавшегося российского купечества, первым понял, что жестоко подавленное им народное восстание, имена его вождей будут долгие годы возбуждать вольнолюбцев, и поэтому принял меры к тому, чтоб скрыть правду о размахе восстания и чтоб «о злом воровстве донских казаков» вообще поменьше говорили. Петр не разрешил даже воронежскому епископу предать Булавина анафеме, справедливо полагая, что эта поповская затея будет вызывать излишние и опасные толки в народе.

После Петра правительство продолжает замалчивать антикрепостническую сущность Булавинского восстания, умышленно стараясь очернить личность Кондратия Булавина, производя его и в «дурня», и в «раскольника», и в «агента Мазепы».

На Дону, где домовитое богатое казачество превращается в подлинный оплот самодержавия, тоже боялись правды. А. И. Микоян в одной из своих статей справедливо отметил, что «казачьи верхи скрывали от народных масс казачью историю или представляли ее совершенно в извращенном виде, зачастую выводя Разина, Булавина и др. в виде разбойников, тогда как они были подлинными революционерами своего времени».

Только после Октябрьской революции, когда были распечатаны архивные секретные документы, появилась возможность исторически правдиво воссоздать картину Булавинского восстания и образы его вождей.

И хотя до сей поры нет ни одной сколько-нибудь полной биографии Кондратия Булавина, однако место, которое он имеет право занимать среди других вождей крупнейших народных восстаний, ныне достаточно точно определилось.

«Трудовой народ — крестьяне и ремесленники — не только строили и создавали материальную культуру, — писал М. Горький, — но, начиная с восстания рабов против римского дворянства, стремились вырвать власть над своей жизнью из рук дворян. «Альбигойские войны» против феодальной римской церкви, восстание «жаков» вокруг Парижа в 1358 году, восстание кузнеца Уота Тайлера, крестьянские войны в Германии 1524–1525 годов, восстание Ивана Болотникова в начале XVII века, Степана Разина при втором царе Романове, бунт Кондратия Булавина при Петре, поход Емельяна Пугачева на Москву — вот главнейшие из битв крестьянства против бояр, дворян, помещиков»[1].

Причины Булавинского восстания, охватившего весь Донской край, Слободскую Украину, Нижнее и Среднее Поволжье и многие уезды Русского государства, кроются в весьма сложной обстановке, которая образовалась на Дону в начале XVIII века.

После взятия Азова и заключения в 1700 году мирного договора с Турцией старинные права донского казачества начинают сильно ущемляться московским правительством. Казакам строжайше запрещаются «своевольные» нападения на турецкие и крымские земли, окончательно закрывается выход в Азовское и Черное моря, ограничиваются торговые связи.

Вскоре особым указом казаки лишаются рыбного лова «по реке Дону и до реки Донца, также и на море и по запольным речкам», ибо «велено в тех местах рыбу ловить азовским жителям». Затем следует запрет на порубку и торговлю лесом, «утесняют» казаков и в разработке соляных промыслов. В то же время казаков заставляют нести непривычную для них гарнизонную службу в Азове и во вновь построенном городе Троицком, обязывают принять на себя тяжелую по тем временам «почтовую гоньбу» от Азова до Валуек и Острогожска, для чего по этим шляхам было переселено с Дона около тысячи казацких семейств.

1

М. Горький, История деревни. Журнал «Большевик», № 14; 1936 год.