Страница 37 из 49
Образ Фильдинга — один из наиболее значительных в романе. Фильдинг смел и прям в своих суждениях. Он справедливо и трезво оценивает положение дел в Индии, понимает обреченность колониальной политики и несостоятельность тех приемов подавления и запугивания местного населения, к которым обращаются англичане. «Все это ни к чему, все мы строим на песке; чем больше страна осовременивается, тем ужаснее будет катастрофа».
После ареста Азиза Фильдинг смело встает на его защиту, не боясь пойти против своих соотечественников. Он не страшится, что за это его будут называть «антибританцем» и «бунтовщиком». И хотя пропасть между ним и его соотечественниками устрашающим образом расширялась, это не пугало закаленного и умного директора колледжа. «Он верил в то, что земной шар — это мир людей, которые стремятся общаться друг с другом и лучше всего могут это осуществить с помощью доброй воли плюс культура и разум, — вера, весьма мало подходящая для Чандрапора, но для него было уже слишком поздно терять ее. У него отсутствовало расовое чувство». «Я верю в возможность научить людей быть людьми и понимать других людей. Это единственное, во что я верю», — говорит Фильдинг. В рассуждения Фильдинга Форстер вкладывает свои раздумья о судьбах Индии. Вместе со своим героем он понимает обреченность проводимой Англией колониальной политики. Однако весьма характерно, что заключительные слова о будущем Индии и о том, возможна ли дружба между индусом и англичанином, принадлежат в романе Форстера не англичанину Фильдингу, а индусу Азизу. Встретившись после двухлетней разлуки с Фильдингом, Азиз, много передумавший за это время, в дружеской беседе говорит ему:
«Индия должна стать нацией! Никаких иностранцев! Индусы и мусульмане, и сидхи, и все должны быть одним!… Долой англичан, во всяком случае! Это ясно. Выметайтесь, ребята, и побыстрее, говорю я вам. Мы можем ненавидеть друг друга, но вас ненавидим больше всех. Если я не заставлю вас уйти, Ахмед заставит, Карим заставит, если даже это займет пятьдесят пятисотстоле-тий, мы избавимся от вас, да, мы прогоним каждого проклятого англичанина прямо в море, и тогда… вы и я будем друзьями!».
Эти слова — итог, к которому вместе со своим героем приходит и сам Форстер. Поездка в Индию оказалась для него плодотворной.
Ричард Олдингтон
Поисками героя — напряженными и непрекращающимися — был творческий путь Ричарда Олдингтона.
Один из значительных мастеров реалистического романа, он имел право утверждать, что «сколько-нибудь стоящая книга всегда возникает прямо из жизни и писать ее надо собственной кровью»[85]. Это право было дано ему опытом жизни.
Годы первой мировой войны, участником которой был Ричард Олдингтон, определили его мировоззрение. Он уходил на войну одним из ведущих. поэтов английского имажизма; он вернулся с фронта переосмыслившим
Олдингтон Р. Смерть героя. 1935, стр. 92.жизнь и по-новому взглянувшим на ее истинные ценности. Величайшей из них он признал человека и свою деятельность писателя посвятил борьбе за него. Веру в человека Олдингтон сохранил до конца своих дней. Писатель-гуманист, он отстаивал ее в борьбе с эстетикой модернизма и выразил в созданных им художественных образах.
Если в начале своего творческого пути Олдингтон полагал, что такой поэт, как Т. С. Элиот «влил новую силу в интеллектуальную традицию английской поэзии»[86], а Джеймс Джойс и Олдос Хаксли привлекали его поисками новых путей в искусстве, то с годами его оценки этих писателей меняются. Он называет «Улисс» чудовищной клеветой на человечество»[87] и не только не приемлет, но и решительно осуждает пессимистическую точку зрения Джойса на жизнь и его бесстрастное экспериментаторство. «Можно ли допустить, чтобы восхищение талантом Джойса ослепило нас настолько, чтобы мы не заметили его ложных взглядов на жизнь?»[88],— спрашивает Олдингтон в одной из своих послевоенных статей, не допуская для себя возможности подобного ослепления. Фрейдистская позиция Джойса и его антигуманистический взгляд на человека стали не только чужды, но и враждебны ему. Не случайно и то, что в послевоенные годы Олдингтон решительно порывает с имажизмом и отзывается отрицательно о формалистических течениях в области поэзии. И если раньше его увлекала борьба с устаревшими канонами поствикторианской поэзии, то уже в период 20-х годов нигилизм и нарочитая беспредметность творений декадентов оказались ему совершенно чуждыми.
Война стала для него тем рубежом, который положил начало новому периоду его жизни и творчества. Познав страдания и боль, страх и отчаяние, уже нельзя было оставаться прежним — далеко отстоящим от жизни эстетом. Действительность предъявляла свои права. Жизнь вытесняла условный мир несуществующей красоты. Темы современности заняли ведущее место в творчестве Олдингтона. Это ясно чувствуется в стихотворениях сборника «Образы войны» (1919). И все же это были лишь первые шаги к большому искусству, способному взволновать современников.
Ценным вкладом в английскую литературу стал роман Олдингтона «Смерть героя» (1929), одно из лучших антивоенных произведений тех лет. Он появился в то же время, когда были опубликованы «На западном фронте без перемен» Э. М. Ремарка и «Прощай, оружие!» Э. Хемингуэя. Эти три романа были отнесены критикой к литературе «потерянного поколения».
Как и многие из его сверстников, Олдингтон примыкал к той части молодой буржуазной интеллигенции, чьи иллюзии и надежды погибли в огне войны. Война заставила представителей «потерянного поколения» не только разочароваться в нормах буржуазной жизни, но и утратить веру в перспективы капиталистического общества. А их оторванность от народа и непреодоленный индивидуализм привели к тому, что круг страданий и отчаяния, тесным кольцом сомкнувшийся вокруг них, породил мотивы безысходной тоски в их творчестве.
Через все это прошел и Ричард Олдингтон. Война пробудила в нем ненависть к «старой доброй Англии», пославшей своих сыновей на смерть. Война привела его к бесконечному пессимизму. Героям писателей «потерянного поколения» не было дано обрести ту ясность сознания, то революционное прозрение, которые в огне войны стали достоянием героев Анри Барбюса. Великая истина и смысл жизни остались для них скрытыми. Опустошенные и сломленные войной, герои писателей «потерянного поколения» уходят из жизни. Но даже и те, которые остались в живых, не становятся ее активными участниками. «Я люблю жизнь не как действие, а как переживание», — говорит Энтони Кларендон — герой романа Ричарда Олдингтона «Все люди — враги», и эти слова очень точно определяют его взгляд на жизнь и свое место в ней.
Однако было бы несправедливо акцентировать только эту сторону творчества Олдингтона, как, впрочем, и других писателей «потерянного поколения». Его книги, созданные в условиях послевоенной Англии, когда со всей очевидностью проявился ускоренный событиями военных лет кризис буржуазной культуры, противостояли волне модернистской литературы. Это были книги суровой жизненной правды; они учили ненависти к войне, рассказывали о трагедии миллионов простых людей, ставших жертвами империалистической бойни.
В отличие от модернистов, Олдингтон не встает на позиции циничного нигилизма. Несмотря на безнадежность и пессимизм, столь часто звучащий в его произведениях, ему свойственен гуманизм. В предисловии к роману «Смерть героя» Олдингтон писал: «Я верю в людей, я верю в какую-то основную порядочность и чувство товарищества, без которых общество не может существовать».
Романы Олдингтона написаны в традициях критического реализма. Верность им писатель сохранил на всем протяжении своего творчества. Однако к решительному осуждению индивидуалистической психологии он не пришел.
Ошибочность и несостоятельность индивидуализма и бегства от жизни уже давно осуждены самим ходом истории. И все же опыт людей «потерянного поколения» не прошел бесследно. Он многому учит и заставляет задуматься над ошибочностью занятой ими позиции. К осознанию ее бесплодности ведет своего героя и Ричард Олдингтон. И в этом плане эволюция характера его героя представляет несомненный интерес.
85
Олдингтон Р. Смерть героя. 1935, стр. 92.
86
Aldington R. Literary Studies and Reviews. London, 1924, p. 191.
87
Aldington R. Life for Life's Sake. Hew York, 1941, p. 213.
88
Aldington R. Literary Studies and Reviews. London, 1924, p. 199.