Страница 36 из 49
Над Чандрапором вырисовывается силузт старинной мечети, а вдали тянется гряда Марабарских холмов с их знаменитыми пещерами. Непроходимая пропасть отдаляет местное население от колонизаторов. И хотя в доме коллектора Тэртона время от времени устраиваются вечера, имеющие целью сблизить образованных индусов с представителями британских властей и «проложить мост между Востоком и Западом», бессмысленность подобных предприятий вполне очевидна и для англичан и для индийцев. «Барьер оказывается непреодолимым».
Рисуя портреты английских чиновников, — недалекий, но самоуверенный Тэртон, сухой и надменный Ронни Хэзлоп, — Форстер подчеркивает присущую им ограниченность в понимании людей и событий, неоправданное высокомерие в отношении к индусам. Весьма характерно, например, такое замечание об англичанах, живущих в чандрапорской резиденции: «Их невежество в области искусства было поразительно; и они никогда не упускали случая возвещать о нем друг перед другом; это было умонастроение типичное для привилегированных школ и расцветшее здесь гораздо более пышным цветом, чем оно может надеяться расцвести в Англии».
Форстер объективен: и в образах англичан, и в образах индийцев он стремится подметить как положительные, так и отрицательные стороны. Но сама логика жизни и происходящих в Чандрапоре событий такова, что она делает позицию англичан несостоятельной и со всей очевидностью обнажает враждебность проводимой ими политики интересам Индии и ее народа. Форстер понимает это. Потому в его романе звучит тонкая, а подчас и весьма язвительная ирония в изображении английских чиновников, привыкших надменно повелевать и все еще не чувствующих, что почва под их ногами становится все более и более зыбкой. И те, сначала едва уловимые, а затем вполне определенные элементы фарса, которые появляются в некоторых эпизодах романа (сцена суда над Азизом) помогают писателю передать нарастающее в нем чувство уверенности в неизбежной обреченности колониальной политики.
Форстер знакомит нас и с представителями чандрапорской интеллигенции — врачом Азизом, старым профессором Нараяном Годболом, адвокатом Хамидуллой.
С большой теплотой и уважением пишет Форстер об индийцах. В его изображении они лишены традиционных для многих колониальных романов черт примитивизма и варварства. Они умны и обаятельны, непосредственны в проявлении своих чувств, которые по глубине не уступают, а во многом и превосходят мировосприятие англичан. Таков доктор Азиз. Он хорошо образован и увлечение медициной сочетает с живущей в нем страстью к поэзии. Азиз пишет стихи, свободно читает «по-персидски, на урду и немного по-арабски. Память у него хорошая, и для молодого человека он очень начитан». Азиз горяч и несдержан в выражении своих чувств: он неспособен скрывать свою неприязнь к английским чиновникам, которых презирает, и не желает принимать участия в комедии официальных приемов в доме коллектора. Но Азиз становится искренним другом таких людей, как директор колледжа англичанин Фильдинг и искренне расположенная к индийцам мать Ронни Хэзлопа миссис Мур. Вместе с Фильдингом он мечтает о всеобщем братстве народов и как истинно форстеровский герой склонен видеть путь к его осуществлению прежде всего в доброте, любви и отзывчивости людей: «Чуткости, больше чуткости, — и после того еще больше чуткости. Уверяю вас, в этом единственная надежда… Мы не можем строить Индию на иной основе, кроме наших чувств». От правильного понимания политической ситуации в стране Азиз очень далек. Он импульсивен и вспыльчив. Нельзя не заметить, что Форстер склонен чрезмерно акцентировать необузданность «его страстей и чувств». Это нарушает убедительность и цельность создаваемого им образа индийского интеллигента.
Форстер не претендует на исчерпывающее и всестороннее освещение жизни Индии. Еще очень многое в этой стране остается для него неразгаданным и неясным. Отсюда и возникает несколько усложненная символика романа.
Для всех героев романа, выросших и воспитанных в Англии (Ронни Хэзлоп, Фильдинг, миссис Мур, Адела), поездка в Индию становится серьезным испытанием, проверкой их человеческих достоинств и жизнеспособности их взглядов.
Миссис Мур — мать Ронни Хэзлопа — вместе с невестой своего сына Аделой приезжает в Чандрапор. В отличие от многих своих соотечественников, миссис Мур мечтает познакомиться с подлинной Индией, и она открывает ее для себя не в памятниках древней архитектуры и не в восточной экзотике, а в людях Индии. Она обладает даром чувствовать людей, ее тонкая интуиция способна улавливать самые незаметные изменения их настроений и чувств. Азиз не случайно называет ее «настоящей дочерью Востока», Азиз дорожит своей дружбой с этой пожилой и такой обаятельной женщиной, которая верит в то, что только «добрая воля, еще и еще раз добрая воля» сможет сблизить людей, принадлежащих к разным нациям. Миссис Мур хорошо понимает Азиза и без труда находит с ним общий язык. Но, оказавшись в Индии, она вступает в конфликт со своим собственным сыном, так как его отношение к этой стране и ее людям для миссис Мур неприемлемы. Ронни Хэзлоп рассуждает: «Мы здесь не для деликатного обращения. Мы здесь не для того, чтобы отправлять правосудие и сохранять мир… Я приехал сюда, чтобы работать, чтобы силой удерживать в повиновении эту злосчастную страну… Мы здесь, и мы тут останемся, и эта страна должна с нами примириться…» Но Индия не желает примиряться ни с Ронни Хэзлопом, ни с британским владычеством. Хэзлоп оказывается полным банкротом, и несостоятельность его суждений очевидна. Он не выдерживает испытания: все его недостатки — самодовольство, придирчивость, отсутствие чуткости и неспособность видеть в индусах таких же людей, как и он сам, — «пышно разрослись в нем под тропическим небом».
Серьезной жизненной школой посещение Индии становится для Аделы. Впервые задумывается она над своей жизнью, над своим отношением к людям. Ей становится ясно, что она и Ронни не любят друг друга. Теперь все свое прошлое и настоящее Адела определяет как «жизнь на холостом ходу». Она уезжает из Индии, приняв твердое решение начать свою жизнь заново. «У меня такое чувство, — говорит Адела в период переживаемого ею кризиса, — что всем нам надо на несколько столетий вернуться в пустыню и попытаться исправиться. Я хочу начать с самого начала. Все, чему, как мне казалось, я научилась, — просто помеха, а совсем не знание». Глубокий кризис переживает и миссис Мур. Непредвзятость ее суждений, ее впечатлительность и отзывчивость претерпевают сложную трансформацию. Посещение Марабарских пещер и услышанное ею там эхо «качали расшатывать ее жизненные устои». Основы христианской религии миссис Мур покачнулись, она утратила присущую ей внутреннюю гармонию. Развиваемая ею прежде теория всепрощения и любви перестала для нее существовать. «Ее христианская нежность исчезла».
Образ Марабарских пещер и звучащего в них эха вырастает в романе в весьма усложненный символ. Толкования его, как это часто бывает в произведениях Форстера, затруднены. Вполне возможно, что с образом Марабарских пещер писатель связывает свое представление о всем том сложном, а во многом и необъяснимом для человека, скованного предрассудками буржуазной цивилизации, что таится в безграничных возможностях стран Востока. Вместе с тем на протяжении всего романа Форстер полностью отказывается от того налета ложной романтики, которым многие из его предшественников старались украсить свои описания Индии. Откровенно, с нескрываемой иронией осмеивает он подобные приемы (эпизод катания на слоне, сцена завтрака у входа в пещеру и т. д.). В его описаниях индийская действительность и более проста и более сурова.
Центральный вопрос, поставленный в романе, — возможна или нет дружба между индусом и англичанином? Он возникает в самом начале романа в споре между Махмудом-Али и Хамидуллой. Ответ на него содержится в финале, а рассказанная в романе история дружбы между индусом Азизом и англичанином Фильдингом составляет основу произведения. Азиза и Фильдинга — людей диаметрально противоположных характеров и темпераментов — сближает их общая мечта о братстве людей.