Магистраль

– Вообще-то, вам крупно повезло, господа опера… Период активного применения пока только надвигается. Частота вторжений достигнет пика к две тысячи десятому, и в следующее столетие вряд ли снизится. Прибор попадет на черный рынок уже к концу сорокового года, сразу после изобретения. Тридцать-сорок лет – опасный возраст, особенно для мужчин: хочется что-то поменять в жизни. Иногда – саму жизнь… Сейчас рождаются те, кому в две тысячи сороковом будет около тридцати пяти. Первое поколение, получившее в руки такую игрушку. Ну как не воспользоваться, правда? Они вторгаются и в более ранние года, с целью повлиять на своих родителей, но это достаточно сложно. Даже полным кретинам понятно, что результат может не совпасть с ожиданиями.

Инструктор, щурясь, покачался на носках и вернулся за стол.

– Когда вы жили дома… – продолжал он, – еще до школы… когда ездили в транспорте, гуляли по паркам… Вы не думали о том, что среди вас находятся люди из будущего?

– Кто думал – тот лежит в психушке, – отозвалась Рыжая.

– И всерьез об этом не говорят. Значит, Служба пока справляется. Дальше будет тяжелее. Многие нарушители в наше время уже родились, и теперь у них есть возможность вторгаться не в папину-мамину жизнь, а в собственную. Самый простой вариант… и поэтому самый распространенный… но, на мой взгляд, один из самых неумных… Так вот, способ в корне изменить свою судьбу – это…

– Простите! – неожиданно вклинился Иван. – У нас сейчас перерыв, и мы…

– Серьезно? – Инструктор посмотрел на часы. – Надо же… Ладно, к этому варианту вернемся позже. А кто любит кино, тот должен сообразить сам.

– Тебе что, приспичило?! – зашипели на Иванова отовсюду, но инструктор уже поднялся и вышел из класса.

– Иван Иваныч! – воскликнул Олег. – Ты что здесь делаешь? Ты учишься, или повинность отбываешь?

– Ничего я не делаю… – Тот вдруг улыбнулся. – И ты тоже. Разве нет?

– В каком смысле? – растерялся Шорохов.

– В прямом.

Олег, было, задумался, но вспомнил, с кем он разговаривает, и, чертыхнувшись, направился в курилку.

Шорох с досадой посмотрел на мигающую лампочку, и Олег лишь сейчас понял, как сильно она его раздражает, – не двойника, а его самого, хотя разницы между ними не было.

Шорох пожал руку Лопатину и по-свойски чмокнул Асю, Олегу же он просто кивнул. Тот кивнул в ответ и машинально опустил недочитанный лист в прорезь уничтожителя.

Двойник выглядел изможденным и, похоже, здорово торопился.

– Василь Вениаминыч, я тут еще часа два проторчу. В смысле, он, – двойник показал на Олега.

– Откуда ты знаешь? – нахмурился Лопатин. – Ах, да…

– Вот именно, – сказал Шорох. – Бумажки и Прелесть порезать может. Когда полы домоет. А мне бы сейчас… то есть ему… сгонять бы кой-куда. Работы, Василь Вениаминыч!.. – Он провел ладонью по горлу.

– Не пойму я твоей логики, – заметила Ася. – Что ты пытаешься на этом выиграть? С синхронизатором все равно не опоздаешь.

– Первый день службы?.. Посмотрю я на тебя через месяц, Прелесть. Субъективное время идет, и фиг ты его остановишь. Оно идет – и проходит… Можно двадцать лет прожить в одном году, и в нем же состариться. Отдыхать мне положено, или нет?! А вы тут бумажки кромсаете… Выручайте, Василь Вениаминыч! – взмолился он. – Дело простое: полная замена, прямо в роддоме. А?..

– Лучше я, – решительно произнесла Ася.

– Ну уж нет! – отозвался Олег. – Швабра на кого останется, на меня? Я бычки по полу не раскидывал. Справлюсь, Василий Вениаминович, не волнуйтесь.

– Орел… – буркнул тот, глядя почему-то не на Олега, а на двойника. – Показывай материалы.

Шорох протянул минидиск в прозрачной коробочке.

– Задача из учебника, – сказал Олег, посмотрев на экран.

– Нехорошо это… – Василий Вениаминович снова снял шляпу и бросил ее на стопку серой бумаги. – Нехорошо и опасно.

– Как и все в нашей жизни, – изрек Шорох.

Лопатин недоверчиво покосился на двойника, затем на Олега, и сказал, неизвестно к кому обращаясь:

– Быстро ты стал… философом.

У него на языке явно вертелись какие-то вопросы, но он терпел. Любой обмен информацией, даже на тему погоды, не мог не вызвать последствий, которые всегда негативны, – просто потому, что в «естественном ходе событий» они отсутствуют. Олег сознательно брал это определение в кавычки, уж очень оно ему не нравилось. Называть поток времени «бетонным столбом» было, кажется, удобней, но лишь на первый взгляд: пресловутый «столб» мгновенно возникал в воображении и тянул за собой мыслишки о бренности, тленности и полной предопределенности. Мысли, одним словом, не полезные.

Олегу и самому хотелось расспросить двойника, но он был уверен, что Шорох ничего не скажет, иначе эту встречу классифицируют как типичное вторжение. И тогда за ними нагрянут – либо сейчас, либо позже…

«Не за нами, – поправился Олег, – а за мной. В настоящем или в будущем, – но это я. Один человек в двух лицах. В разных временах. Нет уж, пусть он молчит… Да, я уж помолчу…».

– Ты там… далеко?.. – спросил Лопатин.

Шорох погладил небритую шею и с неохотой ответил:

– Не настолько, чтобы успеть забыть.

– Помнишь сегодняшний день?

– И весьма подробно.

– Василий Вениаминович!.. – вмешался Олег. – Если он знает, что это было, то… так оно и было. Фактически я уже все сделал.

– Ты мне голову не дури! – рассердился Лопатин. – Пока ты не включил свой синхронизатор, ничего еще не сделано, ясно? А помнить можно все что угодно, в том числе и то, чего никогда не было. Вернешься с задания – убедишься… Добро, пошел, только без экспромтов, – закончил он неожиданно.

– Спасибо, Василь Вениаминыч, я верил, что вы не откажете. – Шорох повернулся к Олегу: – Главное, не дергайся. Все у тебя получится.

Тот набрал на табло время и глубоко вдохнул. Школьные тренировки позволяли почувствовать физический процесс, но не могли передать того, что испытываешь при самостоятельной отправке.

Олег обнаружил, что прибор у него в руках подрагивает, и, пока начальство не передумало, придавил круглую кнопку старта.

Контуры предметов стали нечеткими, а голоса зазвучали низко и тягуче. Каждое из трех тел при движении размывалось в длинный прозрачный шлейф. Свет плавно померк, и Олег, переступив с ноги на ногу, услышал, как под подошвой зашуршал сухой мусор.

Прибыл…

Вокруг была тьма. Сообразив, что в комнате нет окон, Олег дотянулся до стены и, проведя по ней ладонью, нашел выключатель.

Молочные плафоны затрещали и по очереди вспыхнули – за исключением среднего, который спустя несколько секунд все-таки зажегся, но, щелкнув, тут же погас.

На полу плотным слоем лежала нетронутая пыль, а столы опять были доверху завалены макулатурой, – хотя Олег подозревал, что уничтожитель документов Лопатин уже приобрел.

От субъективного настоящего его отделяла всего неделя. Это было не страшно, совсем не страшно. В школе они перемещались и на год, и на два… Могли бы и на двадцать, ничего особенного… И все же Олега трясло.

– Поговорим?.. – раздалось рядом.

Олег чуть не вскрикнул: в кресле Василия Вениаминовича, умиротворенно сложив руки, сидел все тот же двойник.

– Ты?.. Ты откуда?

– Откуда и ты, – ответил Шорох, поднимаясь. – У меня к тебе просьба.

– Так я ведь… я уже… – Олег посмотрел на синхронизатор и еще до того, как увидеть дату финиша, понял, что все в порядке: ни Аси, ни Лопатина в кабинете не было.

– Другая просьба, не эта, – сказал двойник.

– Настоящая, – догадался Олег. – А эта, значит, для прикрытия…

– Нет, отдохнуть мне тоже не помешает. Но ради лишнего часа я бы к вам не поперся. Скоро в моей группе… то есть в твоей… пройдут повторные тесты. Убеди Лопатина, чтобы Иванова поручили тебе. Вот, собственно, и все.

– И какой нужен результат?

– Из Ивана Ивановича славный опер получился бы…

– Понятно, – проронил Олег. – Значит, он опять тест завалит.