Магистраль

Инструктор покусал большой палец и, положив руки на стол, неожиданно объявил:

– Нет! Неправильно… Вам ведь обещали разочарование? Обещали утрату иллюзий?.. Готовы?.. Сейчас утратите, – сказал он серьезно. – Понятие «будущее» исключительно субъективно. Любое событие находится в будущем лишь по отношению к иному, более раннему событию. Относительно же более позднего оно… нетрудно догадаться, в прошлом. Таким образом, каждый момент времени всегда будет расположен не только «после» чего-то, но и «до». Каждый момент – часть той самой сложившейся линии. И языческая Русь, и Гагарин, и верхняя граница нашей зоны, две тысячи семидесятый год, – все уже история, все уже в прошлом. Я ничего не упустил?.. Ах, да… Где-то на этой линии помещается и ваша жизнь. Которая, как и моя, объективно уже состоялась вплоть до…

У стенки опять чихнули, и инструктор покачал головой.

– Совершенно верно. И даже это. И то, что вы сделаете через неделю, через месяц… К сожалению. К великому сожалению… Объективно все это уже произошло. Мы с вами родились, потребили некоторое количество пищи, сносили столько-то пар обуви – и умерли. Примерно так мы воспринимаем людей прошлого. Точно так же кто-то воспринимает и наше настоящее. Жизнь каждого человека уже прожита – до последнего вздоха. Она вплетена в общую магистраль, которая лично мне представляется эдаким бесконечным бетонным столбом… ну, возможно, у вас фантазия окажется побогаче… Вот, что Служба подразумевает под «естественным ходом событий». Бетонный столб. Его мы и охраняем.

Инструктор снова покосился на энциклопедию и отвернулся к окну.

– Жду ваших вопросов…

Курсанты подавленно молчали. Олег несколько секунд рассматривал поверхность парты и, убедившись, что ничего нового не увидит, перевел взгляд на плачущую березу.

Америку инструктор не открыл, отнюдь. К аналогичному выводу Шорохов мог бы прийти сам, путем несложных логических рассуждений. Однако ему, как и всякому нормальному человеку, проделывать этот путь не было нужды. Даже попав на базу, в школу операторов, и уже зная, к чему их готовят, Олег не спешил забегать вперед. Будет время – все объяснят. Теперь время настало, и им объяснили. Почти все. Шорохов чувствовал собственную беспомощность и бесполезность. Он не мог избавиться от мысли, что его обманули, – в самый момент рождения, когда ему дали жизнь, но при этом отобрали что-то не менее ценное.

Вот выйти бы к доске, снять трусы и показать инструктору задницу… Или сей факт тоже записан в скрижалях истории?.. он тоже нацарапан на нашем столбе?

«Это известная фишка… – ответил себе Олег. – Во-первых, оголяться прилюдно я не стану, духу не хватит. Во-вторых, если и решусь – значит, так оно и было. И все давно уже сделано. Все, что для меня «есть» и «будет», – для кого-то уже в прошлом. А мне остается… не мне, а всем… Всем нам остается лишь катиться по рельсам. До чего же, блин, тошно…».

– Но если жизнь каждого человека уже сложилась, – начала рыжая с последней парты, – тогда тем более любопытно узнать, что с тобой будет через год, через десять лет, через пятнадцать…

«Она либо полная тупица, либо чудовищный циник», – подумал Шорохов. Рыжая была единственной сокурсницей, которая ему не нравилась, – настолько, что он уже дважды отказывался разделить с ней узкую школьную койку. Рыжая, как приличный мужик, на эти демарши не обижалась, а спокойно разворачивалась и шла искать альтернативные варианты. Дублеров она находила без проблем, кажется, с ней переспал даже робкий Иван Иванович. Олег презирал ее за распущенность и звал не иначе как «Рыжей». Рыжая не обижалась и на это.

– Да, любопытно… – процедил инструктор. – Была б моя воля, я бы это любопытство удовлетворял: сообщал бы всем желающим дату смерти их близких, месяц, когда грузовик переедет любимую собаку, день, когда единственный ребенок сядет на иглу, и день, когда он скончается от передоза…

– Чтобы люди мчались все это менять?!

– …а потом приходил бы опер вроде вас и все возвращал на место, – добавил инструктор. – Корректно изменить то, что уже случилось, нельзя. А все уже случилось, это мы с вами выяснили… Нет, я бы выдавал информацию в виде наказания. Хочешь знать – знай. Твое право.

– Что ж вы так?.. – с укором сказала Рыжая.

– Естественный ход событий нельзя подправить, его можно только нарушить. Или разрушить. Отдаленные последствия даже для ничтожного вторжения не в силах просчитать ни один вычислительный центр. Я говорю не о современных ресурсах… – он показал глазами в потолок, – …о ресурсах куда более мощных. И кто гарантирует, что спасение любимой собачки не приведет к гибели ста человек? Другое дело, что многие изменения вскоре поглощаются без остатка. Естественный ход событий обладает колоссальной инерцией и стремится к самовоссозданию… Но оператору об этом лучше не помнить. Существуют и такие моменты, или точки, где изменения нарастают в бешеной прогрессии, которую невозможно ни спрогнозировать, ни прервать. Система уравновесится, но уже в новом виде, с учетом навязанных ей корректировок. Время как часть Вселенной будет существовать – в том или ином состоянии, с человечеством или без. Я внятно излагаю?

– Получается, какую-то отдельно взятую собачку все-таки можно спасти без ущерба для рода людского… – вопросительно произнес Иван.

– Наверняка, – ответил инструктор.

– А другую собачку спасать нельзя, поскольку это грозит катастрофой…

– Не исключено, что именно так.

– Простите, но откуда людям известно об этих… э-э, моментах? – осведомился Иванов с сарказмом. – Ведь если бы в них уже вляпались, мы бы давно жили в э-э… новом мире.

– Наличие таких точек установлено сугубо теоретически. Хотя кто же поручится, что наш мир не является результатом чьего-то вторжения?.. – Инструктор криво усмехнулся. – Главное – не уповать на то, что очередная операция окажется рядовым случаем, от которого ничего не зависит. Вы можете изменить историю и увидеть, что спустя пару лет все вернулось вспять. Вы можете спасти соб… да будь она неладна!.. вы можете, к примеру, купить в киоске газету – и этим повлиять на дальнейшую судьбу человечества.

– Тем, что прочитаем интервью с Киркоровым? – рискнула пошутить Рыжая.

– Тем, что некоему дяденьке, предположим, не достанется этого номера, и он не позвонит по объявлению, и не снимет квартиру, и не познакомится с некой тетенькой, и та не родит некоего гиганта мысли… или террориста… А восполнить его отсутствие система не сможет.

– Ни влиять на прошлое, ни разведывать будущее человек не вправе, – подытожил Иванов. – Какой же тогда в этом смысл?!

– В чем? – не понял инструктор.

– В наших синхронизаторах.

– Ну, в наших-то смысла как раз много. С их помощью мы добираемся до нарушителей и компенсируем их вторжения.

– Нет, я… – Иван описал руками широкой круг. – Я не о том…

– А, вы о значении для цивилизации и тэ пэ?

– Вот именно, «и тэ пэ».

– Я убежден, что это одно из самых вредных открытий, – признался инструктор. – Две тысячи сороковой год, в котором состоялось первое перемещение во времени, проклят всей Службой и каждым опером в отдельности. Беда в том, что синхронизатор слишком доступен. Вместо того чтобы его засекретить, о нем поспешили раструбить. Лет через пятьдесят атомные бомбы продаваться на базарах еще не будут. Через пятьсот, надеюсь, тоже. А синхронизатор… Цена на него в шестидесятых годах двадцать первого века равна трехмесячной зарплате школьного учителя.

Класс шумно выдохнул.

– Или он совсем ничего не стоит, или учителя там в порядке… – заметил один из курсантов.

– Частное владение синхронизатором запрещено, но… вы понимаете. В две тысячи шестьдесят пятом, по данным местных операторов, оборот составил около трехсот тысяч единиц. Большинство из них, к счастью, никогда не заработает. В основном люди приобретают их на всякий случай, для ощущения власти над судьбой. Блажен, кто верует…

Инструктор встал и прошелся вдоль доски. Зачем-то взял мелок, положил обратно, вытер пальцы о губку и, увидев, что испачкался еще сильней, удрученно покашлял.