Страница 21 из 129
* * * Осень… Коротки дни опять, разделся мир и ложится спать. Все бурым стало; без травинки горы стена. И вспомнишь весну, и спросишь ты – была ль она. Думать пробую о весне, но невозможно поверить мне, Что птичей песней лес был полон, теперь немой, И розами был усыпан куст, теперь нагой. Зимний трепетный блеск на миг обжег земли безмятежный лик. Смотрю, как гаснет отблеск смутный, вдыхаю холод, И в сердце моем дрожит вопрос: «А был я молод?» * * * Всегда быть как осень хотел бы я, такой, как вначале бывает, когда она крепче железа, но, как ребенок, играет. Хлестнет хворостинкою каждою, в расселину каждую свистнет, туманы за ветки зацепит, ветер в ущелье затиснет. На самую маковку Боубина с громадой тумана взберется и даже не смотрит, что вниз он капля за каплею льется. Детей своих, вихрей-проказников, гулять выпускает в долину, игрушек для них набросает – листья, песок и мякину. Потом позовет басом пушечным, глаза озорные прищуря, и вдруг ниоткуда является дева могучая – буря. Горами проходит, долинами, взлетает все выше и выше, а осень учтиво ей в фартук сучья кидает и крыши. И снова свистит – так что дрожь берет - и, тучам махнув свинцовым, в лесу расщепляет деревья клином тяжелым, громовым. И, молнию вырвав из сердца их, силой хвалясь непочатой, кричит: «Срежу головы скалам этой пилой зубчатой!» * * * Но осенью быть не хотел бы я, когда уж близки морозы. Она как дитя: небо хмурится - и сразу из глаз ее слезы. А солнце бредет, словно с палочкой, глядит оно все неприветней, встает поутру меж туманами седое, как старец столетний. И осень от холода сшится, чуть ветром повеет – согнется, в лесу зашуршит – так и кажется, что кожа о косточки трется. Пойдет чуть быстрей – задыхается. Живет, еле ноги таская. Бывает, что гневом исполнится, но злость лишь забавна такая. Для этого гнева бессильного искал и нашел я сравненье: осенняя буря – лишь отблески, а гром – только старца хрипенье. ЗИМНИЕ* * * Чей лоб приник к оконному стеклу? Чьи это очи белые зажглись там? Я вижу зиму, злую госпожу, Перстом колдующую мглистым. Немеют ноги… Ах, уйти бы прочь, Уйти бы в ночь по ледяной дороге, Но за руку берет меня зима, Безмолвно вставши на пороге. Не тронь мою горячую ладонь! Угадываю я ее желанье. Губительница! Тянется обнять, Целует, пьет мое дыханье. Освободиться! Не освобожусь. Она из уст тепло живое тянет, И чувствую, как замирает пульс, А сердце падает и вянет. * * * Однажды, голову склонив в печали, Читал я басню славного Крылова. Дышало правдой каждое в ней слово,- О васильке стихи его звучали. Тот василек увял до половины И, голову к стеблю склоняя низко, Вздыхал о том, что смерть подходит близко, И горько плакал о своей кончине. Вот глупый василек! Хирея цветом И голову склонив, он в то же время Для будущей весны развеял семя,- Иль глупый василек не знал об этом? Ведь о своем конце лишь тот вздыхает, Кто пустоцветом был, отцвел бесплодно. Кто не воскреснет в памяти народной,- Пусть тот пред смертью плачет и рыдает! Что ж дальше? Ничего. Ах, это чтенье! Все знают, что нельзя читать так много И думать о прочитанном с тревогой,- Полезны ли такие размышленья? * * * Угрюмо и молча, один на один, Борюсь я с житейской волною - Неужто ничья не желает душа В ладью уместиться со мною? Прости меня, боже, за этот вопрос, Не множь ты грехов моих, боже, Смотри: я весло над волною занес, А брызги на слезы похожи. На след за кормой я взглянул невзначай И вздрогнул от страха и горя: Над пенной волной протянулись за мной Две белые длани из моря. * * * Ах, когда-то был я молод, И леса благоухали, Зелень поле одевала, Небеса в лучах сияли! Сколько песен грудь вмещала, Сколько их вокруг звучало! Все, что сердце ни встречало,- Тотчас в песню превращало! Дума песней становилась, Песней звонкой и могучей, Над вершинами парила, Как орел, гонящий тучи. Как то песни звонки были! Но заглохнет звук их, верьте, Пусть и сам усну в могиле, – Но они сильнее смерти! Все прошло – настала осень, Лес лишился аромата, На лугу мороза проседь, Небо тучами объято. Осень, осень… Все угрюмо – Утро хмуро, ночи хладны, Омрачен я черной думой О могиле безотрадной. И слабеет стих унылый, И перо держать нет силы, Все, о чем теперь пою я,- Все уйдет со мной в могилу.