Жуковский

К революции Жуковский примкнул сразу — ведь именно она несла русскому народу то, чего он ждал так мучительно и долго. «Только наука и демократия, знания и труд, вступив в свободный, основанный на взаимном понимании тесный союз, осененный общим красным знаменем, символом всего мира, все превозмогут, все пересоздадут на благо всего человечества».

Жуковский был полностью согласен с этими гордыми словами своего старого друга — Тимирязева.

Государственное здание предстояло сооружать сызнова. Вот почему так нуждалось молодое правительство в помощи ученых, поверивших в дело народа.

28 ноября 1917 года на заседании Совнаркома, проходившем под руководством Ленина, возник вопрос об организации Совета Народного Хозяйства. К 15 декабря подготовка этого вопроса закончилась и новое учреждение, призванное координировать хозяйственную жизнь страны, начало свое существование. В состав ВСНХ, помимо представителей ВЦИК, Всероссийского совета рабочего контроля и народных комиссариатов, включили «сведущих лиц, приглашаемых с совещательным голосом». В их числе очень скоро оказался и профессор Жуковский.

Семимильными шагами движется по стране советская власть. В миллионах сердец находят отзвук ее призывы. Народ, сломавший старую, заржавевшую государственную машину, откликался на них, чтобы строить новое, еще не слыханное на земле государство.

Тяжело рождался новый мир. Вот 1917 год уступил место 1918-му. Еще тоньше стали ломтики пайкового хлеба, еще плотнее прижимаются друг к другу в очередях голодные, иззябшие люди. 31 декабря 1917 года в Москве ввели четвертьфунтовую хлебную норму.

Вместе с другими москвичами Жуковский стойко переносит тяготы. Погруженный в мир формул и расчетов, он работает при тусклом свете масляного светильника, грея руки подле жестяной печки-«буржуйки». В топке весело пляшет желтый огонек. Он безжалостно и удивительно быстро пожирает топливо. Но дров нет, в печурке сгорает мелкая домашняя утварь и даже книги.

А в те дни, когда маленький огонек с трудом обогревает профессорскую квартиру, на просторах России бушует пламя революционного пожара. Декретом ВЦИКа распускается Учредительное собрание, ставшее знаменем буржуазной контрреволюции. III Всероссийский съезд Советов утверждает «Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа».

Вот теперь-то и начать бы строительство светлого будущего, во имя которого сражались русские революционеры. Но до мирных дел еще далеко. У ворот молодой республики первый враг — германский милитаризм. Ленин провозгласил боевой призыв:

«Отечество в опасности!»

Человек с ружьем становится самой значительной фигурой в России…

Положение в стране очень тревожное, и правительство решило перенести столицу в Москву. 12 марта 1918 года В. И. Ленин и В. Д. Бонч-Бруевич ходили по Московскому Кремлю, осматривая помещения. Выбитые стекла, пробоины в стенах, горы пепла от сожженных бумаг… Так выглядел Кремль в те грозные дни.

— Здесь должна совершенно укрепиться рабоче-крестьянская власть! — сказал Владимир Ильич.

И в здании палаты судебных установлений начали размещать свое нехитрое хозяйство работники Совнаркома.

В длинном коридоре, соединявшем квартиру Ленина с его кабинетом, выстроились телеграфные аппараты. Прямой провод разносил по всей стране пунктир точек, тире, связывал Кремль с многочисленными фронтами. Все, кто работал там в эти дни, помнят невысокую фигуру человека, прохаживающегося вдоль строя телеграфных аппаратов, — Ленин диктовал распоряжения правительства.

Нелегко ввести жизнь страны в новое русло. Рука голода сжимается все туже и туже, а бороться с ним все труднее. Власть в руках народа, но старый мир еще живет, сопротивляясь с отчаянностью обреченного, огрызаясь заговорами, саботажем, предательствами.

Удивительно пестры газетные полосы тех далеких лет: суровая действительность, борьба с уходящим переплетается на них с грандиозностью грядущего.

Испытания глиссера ЦАГИ.

Письмо К. Е. Ворошилова в ЦАГИ.

Постановление Совета Народных Комиссаров о Н. Е. Жуковском.

Московский Совет озабочен проблемой продовольствия. Он обсуждает вопрос об эвакуации — все, чья работа без ущерба для государства может быть перенесена в другое место, должны оставить город. Газеты сообщают о решении вывезти таких людей в губернии, менее затронутые продовольственным кризисом. А рядом, в соседних номерах, сообщения совсем иного рода: на первом (пленарном заседании ВСНХ, состоявшемся в конце марта, поставлены задачи, которые выглядели несбыточными мечтами. Шутка ли, оборудовать крупный центр добычи угля в Кузнецком районе Сибири, электрифицировать петроградскую промышленность, оросить Туркестан, чтобы дать стране хлопок, соединить каналом Волгу и Дон!

Высший хозяйственный орган республики широко распахивал окно в будущее, но как труден путь к грядущему! «Мелочи» жизни преграждали ему дорогу. Вот один из таких, казалось бы, мелких фактов. Постовой милиционер у Курского вокзала задержал одиннадцать подвод с грузом. Груз принадлежал братьям Елисеевым. Сопровождающий утверждает, что в мешках находятся орехи. И действительно, там лежали орехи. Но за их тонким слоем пряталось самое дорогое для Москвы тех дней — пшеничная мука. Так действовали те, кого Владимир Ильич Ленин называл главным внутренним врагом республики, — спекулянты, мародеры торговли, пытавшиеся сорвать государственную монополию.

Интеллигенция еще оглядывается. Ей далеко не до конца ясно свершившееся. От товарищей по университету и Техническому училищу Жуковский слышит о широкой программе работ, которую готовят ученым большевики. В городе перебои с водой, нет топлива, а Ленин мечтает об электрических тракторах, мощных водяных и ветряных двигателях…

Трудно представить все это, но Жуковский верит Ленину. Идеи и замыслы коммунистов в области науки, их надежда на силы ученых своей страны полностью отвечают его внутренним запросам и устремлениям— ведь он сам из породы романтиков. Недаром стал большевиком Павел Карлович Штернберг, не зря так искренне верит в будущее коммунизма Тимирязев. И, сколь ни тяжел груз лет, Николай Егорович понимает, что его знания нужны республике. Он готов их отдать без промедления.

«Отечество в опасности…» Сегодня это самое главное. Человек науки потеснился, уступив место человеку с ружьем, но это вовсе не значит, что ждать работы придется долго. Искренняя убежденность Жуковского вскоре находит первые подтверждения.

Человек в кожаном пальто, с коробкой маузера на боку стучит в двери профессорской квартиры. Ему открывают не сразу. Трудные времена — много лихих людей. Но стук настойчив, и в ответ на знакомый голос, звякнув, снимается цепочка, которой заложена дверь:

Батюшки, Борис Иллиодорович, какой вы страшный! — Жуковский с нарочитым испугом косится на маузер. Но смеются уголки глаз.

Жуковский помнит своего гостя еще гимназистом, страстным голубятником, жившим на одной из соседних улиц. Николай Егорович подолгу беседовал с мальчиком, отвечая на его пытливые. вопросы, объясняя ему секреты полета. Мальчик вырос, стал студентом Технического училища, одним из самых деятельных членов воздухоплавательного кружка. И вот они встретились снова. Уполномоченный по авиации Московского окружного комиссариата по военным делам Россинский пришел с долгожданным предложением, одной фразой конкретизировавшим все разговоры, которые вели профессора:

— Нужны летчики, конструкторы, исследовательская работа. Республика должна иметь свою авиацию!

Да, он будет работать. Это неважно, что ему за семьдесят и уже нет больше тех сил, которыми так богата молодость. Он обопрется на помощь учеников, руководя их работой, направляя их поиски.