Страница 4 из 9
Речь идет об очереди к раздаче, если кто не понял.
Впервые мы обедали, сидя за одним столом. Меня словно что-то распирало и я острил напропалую. Мне хотелось красиво молчать, но не получалось. Красиво молчал Сашка. Я попытался помолчать, но при этом за столом повисла тягостная, напряженная тишина. Нет, уж лучше я буду говорить.
Слово — серебро, молчание — золото.
Придется обойтись серебром.
День пролетел совсем незаметно. Тоня с подружками после обеда дважды заглядывали к нам. Мы угощали их соком. Ожидание вечера приобрело новый, особый смысл. Потому что мы пригласили девчонок погулять после танцев.
Луна. Огромная. Видно, как днем. Стожок сена. Неподалеку еще один. Здесь с утра до обеда торжествовал крестьянин, думая о грядущей зиме и о своей скотинке. Второй покос. Ночью мы арендуем место под стожком. От коровенки или козы не убудет, если мы слегка разворошим сено.
Не сидеть же нам на стерне! Особенно нашим девушкам.
Два стожка. Не сидеть же нам под одним стожком.
Три стожка. Нас-то ведь шестеро.
Сказать честно — мы слегка выпили. Повод — за знакомство. Хотя с Тоней мы, конечно, уже знакомы. Был Дон, были танцы. Но нельзя быть «против», если все «за». Да и винцо классное. Болгарское — «Варна». Десертный вариант словно специально предназначен для контакта с девушками. Плюс два десятка яблок, которым мы не дали погибнуть под нашим безжалостным прессом.
Итак, яблоки и «Варна». Ноль семь на шестерых. Это почти ничего, но в коленках чувствуется. И внутри тепло. Хорошо.
Выпив, мы расходимся по полю.
Каждой паре по стожку сена.
Кладу на сено свой пиджак, девушка осторожно садится на него.
Прямо над стожком, который облюбовали мы с Тоней, проходит высоковольтная линия. И мы слышим тихий, заунывный звук ветра в проводах. В нем столько печали! Какая-то нескончаемая песня. Но мне она нравится. В ней есть что-то философское, вечное. Говорю от этом Тоне. Радуюсь, что она согласна со мной.
Сашка с Наташей расположились неподалеку. Но сели так, что мы их не видим. Колян с Таней ушли далеко. Мы лишь угадываем контуры их стожка. Но мы вместе.
Я обнимаю Тоню за плечи. Она поворачивает ко мне свое лицо.
«Я влюблен в нее», — думаю я.
— Тоня, ты мне нравишься, — тихо шепчу я и легонько тяну ее к себе.
— Не может быть, — смеется она.
— Может, — ее губы совсем близко.
«Сейчас я ее поцелую», — думаю я.
Первое касание моих губ к ее губам. Осторожное, словно мы вновь знакомимся. И ликование в моей душе. Потому что она не отворачивается, не старается избежать поцелуя. Может, она даже ждет этого. И я целую ее снова, только теперь я делаю это смелее и увереннее. От Тони слегка пахнет «Варной». Видимо, от меня — тоже. Так мы пьяненькие или не пьяненькие? Не знаю…
— А разве у тебя в институте нет девушки? — спрашивает Тоня.
— Нет. Откуда ей быть?
Боже, какой я дуб! Что значит «откуда?
От верблюда. Идиот. Болван. Козел.
Ведь не на необитаемом острове я живу.
И девушка у меня вполне могла бы быть.
Но нету — и это правда.
Но Тоня словно не замечает нелепости в моих словах.
Мы снова целуемся. У нее такие нежные губы. Я целую Тоню так, чтобы ее губы не были сжаты. Мне хочется ее так целовать. Моя правая рука как-то сама собой ложится на грудь девушки. Сквозь лифчик я ощущаю волшебную упругость ее груди. Но Тоня берет мою руку и отводит в сторону, лишая меня моих завоеваний. Мне хочется сказать ей, чтобы она так не делала, что я без ума от нее, что мне безумно хочется ласкать, гладить ее тело.
Что я не сделаю ей ничего плохого.
Что я не сделаю ей ничего такого, чего она сама не хочет.
Разве она не хочет, чтобы я гладил, трогал ее грудочки?
Но я молчу. Еще и потому, что мы продолжаем целоваться.
При этом она все также держит мою руку. Не доверяет!
Народный контроль!
Наконец, мы прерываем поцелуй и смотрим друг другу в глаза.
Мне кажется, что ее глаза как-то по-особенному блестят.
— Зачем ты так держишь мою руку? — спрашиваю я.
— Чтоб не шалила, — Тоня улыбается.
— Она у меня очень смирная.
— … когда спит лицом к стенке.
— Она робкая.
— В этом нет никаких сомнений.
— Она тихая.
— Только за ней нужен глаз да глаз.
— Нельзя быть такой строгой.
— Нельзя быть таким нахальным.
— Я не нахальный.
— Знаем.
— Что ты знаешь?
— Что ты не нахальный.
И мы снова целуемся.
Я чувствую, что Тоня больше не держит мою руку. Значит, можно? Снова касаюсь ее груди. И вдруг понимаю, что Тоня обняла меня за шею. Бог ты мой! Как здорово! Я совершенно чумею от этой ее ласки и начинаю бережно заваливать девушку на спину. Тоня слегка противится мне, но я напираю, и она ложится. Я прижимаюсь к ней.
Я кладу ладонь под ее голову.
Мы целуемся, целуемся, целуемся.
Я хочу сказать Тоне, что влюблен в нее.
Я прерываю поцелуй, чтоб посмотреть вокруг. Вдруг наши собратья по разуму захотят подойти к нам. Но нет, вокруг совсем никого. Значит, Колян и Сашка воюют на своих любовных фронтах. Вперед!
Поворачиваю голову к моей девушке.
Могу ли я ее так называть? Моя девушка.
Тоня смотрит на луну и капризно спрашивает:
— Ну почему американцы высадились на Луне первыми?
Актуальный вопрос!
Сказать по правде — меня это тоже сильно огорчает.
Но еще больше меня огорчает то, что Тоня удерживает мою ладонь и не дает моим пальцам осторожно проникнуть под поясок ее тонких спортивных брючек. Может, тему Луны нужно углубить и расширить?
И мы снова целуемся. До беспамятства.
Неожиданно я слышу женский визг. Поднимаю голову. Вижу, что к нам быстро приближается девичья фигурка. Похоже, это Таня. Да, это она.
— Татьяна метелит, — говорю я.
Тоня садится, поправляет футболку. Я все еще держу ее за руку.
Таня подходит к нам. Все ясно, Колян перестарался.
— У вас все такие? — сердито спрашивает девушка.
— Не все, — отвечаю я.
— Я одна боюсь идти, — говорит Таня, глядя на Тоню.
— Так Колян… — я пытаюсь вставить ценную мысль.
Тем более, что вижу идущего к нам Коляна.
— Я не хочу с ним идти, — голос Татьяны дрожит. Она едва не плачет.
Ну, Колян, ну, слон. Нельзя же так.
Гулянка закончена.
А что делать с Сашкой и Наташей? Оставить их здесь?
Вроде нехорошо. Сходить к ним? А вдруг они того…
Крикнуть им? А вдруг они того… и еще испугаются?
Говорят, что без врача тогда не обойтись.
Только вчера эту тему обсуждали четверокурсники.
Мы делали вид, что не слушаем, а сами держали ухо востро.
Но Тоня и Таня не думают об этих проблемах. Они громко зовут Наташу.
Никакой реакции. Девушки зовут еще раз. Напрасно.
Словно их и нет. Точно, придется вызывать врача.
А вот и Колян подошел. Стоит поодаль. Как провинившийся.
Ну вот! Слава богу! Из-за стожка показываются Сашка с Наташей.
Вшестером мы идем обратно. Я держу Тоню за руку.
В ее другую руку вцепилась Татьяна. Обеими руками.
Немного позади нас топают Сашка с Наташей.
Наташа держит Сашку под ручку. По-взрослому.
И совсем сзади плетется Колян. Один. Как наказанный.
Таня дала ему отлуп, и больше он с нами не ходил.
Начиная с этого дня мы с Тоней почти каждый вечер идем к нашему стожку и подолгу сидим под ним. Я осторожно обнимаю девушку, она смотрит на меня доверчиво и радостно. Наши лица сближаются, и мы целуемся. Я ласкаю ее плечи, мои ладони касаются нежных холмиков ее груди, и я едва не подскакиваю, сообразив, что на ней нет лифчика.
Как что-то святое я глажу сквозь футболку ее соски и поражаюсь тому, что они почти мгновенно твердеют под моими пальцами. Я хочу большего, но боюсь, боюсь, что она рассердится. Мы продолжаем наш бесконечный, жаркий поцелуй.
Устав целоваться, мы начинаем разговаривать. Мы шепчемся.
— Мне кажется, что я полюбил тебя.