Страница 37 из 280
Среди просматриваемых бумаг попался рапорт о смерти Л. Фабрегаса во внутренней тюрьме СМБ. Внезапно открывшаяся язва, да и сердце подкачало. Спасти Каналью, конечно, можно было, другой вопрос — а нужен ли он теперь, после того как из него выкачали всё интересное?
Фабрегас Саммерса не интересовал. Плевать ему было на Фабрегаса. Его волновало, как отразится убийство главы велгонской миссии на охоте за Корфом.
День был хмурый. Низкие грязно–серые тучи нависали сплошным фронтом без малейшего разрыва. При взгляде на небо, невольно создавалось настроение ему подстать — такое же хмурое и тяжелое.
Они сидели на открытой, грубосколоченной из плохо обструганных досок, веранде охотничьего домика, затерянного среди лесной чащи. Затерянного не смотря на близость к Фалонту, до которого было каких–то двадцать километров.
— …И не в деньгах дело, — заявил Йенс извиняющимся тоном, отхлебнув чай из эмалированной кружки. — Хотя от вашего золота отказываться было бы глупо. Однако это не означает, что я отказываюсь от своих слов. Просто наше путешествие на не определённый срок откладывается. Вы должны меня понять, без Гюнтера я не могу, он мой старый боевой товарищ.
— Хороший у тебя товарищ, — Кочевник покачал головой. — Положил шестерых охранников, да ещё двух эмбэшников подранил. Диверсант какой–то.
— Это просто удача, — не согласился с ним Йенс.
— А удачу зовут пистолет–пулемет "Шпир", — Кочевник улыбнулся. — Не плохая машинка. Я тут посмотрел её в твоём арсенале. Только магазин маловат — всего на двадцать пять выстрелов.
— Бывает и на больше. На тридцать шесть.
— И на сколько мы задержимся? — вмешался Краснов, колдуя над чаинками, не желавшими опускаться на дно кружки.
— Надеюсь, ненадолго, — Йенс развёл руками. — Гюнтер будет меня ждать в "Кристальной слезе" в четверг и в воскресенье. После полуночи.
— В промежутке "ночного провала"? — уточнил Кочевник.
— Нет подольше. Мало ли что.
— Почему, интересно, этот временной хвостик здесь называют "ночным провалом"?
— А кто его знает? Почему его в Хаконе "длинной полуночью" зовут, а в Новороссии "чёртовым получасом"? Фольклор местный.
— У тебя с Гюнтером есть другой способ связи? — спросил Краснов.
— Нет… — Йенс запнулся. — Уже нет. Поэтому я хотел бы вас попросить о помощи. Подстраховать нас. Больше мне обратиться не к кому. На моём судне простые моряки, с них толку — ноль. А все мои знакомые в городе наверняка под колпаком. Да и сам я в полиции по контрабанде прохожу, срок давности ещё не вышел. А про вас я наслышан, каковы вы в деле. Вон, с душегубами Губастого разделались. Так что подумайте. Четверг завтра… А я пока схожу дичь постреляю.
Йенс покинул чаепитие и зашёл в дом. Вернулся через пару минут с охотничьим ружьём за плечом и потёртой брезентовой сумкой на поясном ремне.
— Ждите как стемнеет, — бросил он и скрылся в зарослях.
Охотничьим ножом Кочевник нарезал грубый чёрный хлеб и принялся за ветчину.
— Подстраховать, блин, — пробурчал он с набитым ртом. — Знает, что в этой "Кристальной слезе" его могут ждать…
— Точно знать он не может. Не идиот же он лезть в ловушку. Другое дело — предусматривать такой вариант.
— А вам не кажется, Пётр Викторович, что наш морской волк в Фалонте только ради велгонского торгпреда объявился?
— Кажется, Дима, ещё как кажется, — Краснов без удовольствия отхлебнул. Чай был невкусный и не сладкий, сахар в домике не водился. — А ещё мне кажется, что он не только в Хаконском Воинском Братстве состоит… Хочет выкрутиться с нашей помощью.
— Во–во, и на меня он как–то быстро вышел, как будто только этого и ждал. В разговоре я не упоминал, что засёк его ещё в казино, но он каким–то образом это сообразил. Сослался на интерес к платине. Но если в этот раз в Фалонте он появился недавно, то как смог так быстро вас вычислить? Краснов отодвинул недопитый чай и прикурил.
— Вопросов много. Но Йенс до известной степени искренен с нами. Я чувствую. Почему он искренен — это другой вопрос. Ещё я чувствую, ему действительно нужна наша помощь, а для нас это как нельзя кстати.
— На охоту он неспроста помёлся. Кому, нахрен, нужна его охота? В доме запасы есть, несколько дней продержаться можно. Удивлюсь, если он с дичью припрётся, с кроликом каким–нибудь, которых как и крыс полно на этой планете… — Кочевник торопливо дожевал бутерброд, запивая поостывшим чаем. — Что ж, мы поможем ему, а он поможет нам. Все довольны. Жаль вот, Яремы с нами не будет.
— Хельгу до самого порта провели. Он нужней на "Аркадии". Кочевник согласно кивнул и встал.
— Пойду картошку чистить. Сашка припрётся голодный, сразу спать рухнет, если его не накормить.
"Ещё бы", — подумал Краснов, отодвинув так и не допитый чай. Сашка теперь был его глазами и ушами. С утра по городу мотался на своих двоих. А до него ещё двадцать ка–мэ по лесу, а потом обратно.
…Обнажённый по пояс Оракул плескался в старом рукомойнике громко фыркая, совершенно не замечая осенней прохлады. Освежившись и тщательно растёршись до красноты полотенцем, он заскочил в домик, где его уже ждал скромный незатейливый ужин. Глубокая глиняная миска с отварным картофелем в топлёном масле, хлеб из отборной сокарской ржи и вдоволь тонко нарезанной ветчины. От предложенной чарки он отказался, сославшись, что и так успел за день принять там и сям. За едой он без всяких предварительных вопросов сам начал рассказ о происходящем в городе.
Слушали внимательно, лишь иногда перебивая уточняющими вопросами. Один только Йенс ничего не спрашивал, занятый ощипыванием здоровенной буро–рябой лесной птицы, похожей на обыкновенную мутированную курицу.
В городе повсюду были расклеены листовки с фотороботами убийцы велгонского торгпреда с обещанием вознаграждения за любую достоверную информацию в десять тысяч даблеров. Их начали расклеивать ещё с утра, а ближе к вечеру стали появляться аналогичные листовки с фотографиями Краснова и Кометы, но вознаграждение обещалось поскромнее — всего по три тысячи. Кроме шумихи, поднятой газетчиками и телевизионщиками после убийства, в Фалонте осталось всё по–прежнему, разве что полицейских патрулей на улицах стало втрое больше.
Как и прочие коллеги по цеху, Оракул был озадачен редакцией на предмет свеженького, желательно эксклюзивного, как выразился замредактора, материала. Под этой маркой он осаждал вместе с коллегами–конкурентами департамент полиции, рыскал вокруг да около злополучного ресторана и, наплевав на корпоративную солидарность, для форса разбил даже одному фоторепортёру его "орудие труда", когда тот увязался по пятам, заподозрив что Оракул стал на след. С проклятиями и возмущенными воплями фоторепортёр отстал и вовсе потерял обидчика через квартал–другой.
Цели своей Оракул добился, теперь никто не мог ему помешать в "осаде" (как это называлось на жаргоне местных газетчиков) заблаговременно примеченного сотрудника СМБ. Бесцеремонно подсев за его столик в кафе, Оракул сходу представился и предложил поделиться успехами в поимке опасных государственных преступников, по ходу выразив уверенность, что не сегодня–завтра они окажутся за решёткой. Такой примитивный подход вкупе с репортёрским напором, эмбэшника не покоробили и не вызвали даже раздражения. Сотрудник оказался неулыбчивым и угрюмым типом с тяжелым пронзительным взглядом. Без эмоций и без отрыва от поглощения обеда, он сообщил, что поделиться ему нечем, что ведётся следствие и далее набор стандартных отговорок. Но потом заметил, что имя Оракула как репортёра ему знакомо, что статьи его в целом всегда выдержаны в правильном духе и что такому репортёру негоже прозябать в мелковатой газетёнке. И предложил стать негласным рупором официальных позиций по текущим и будущим вопросам. А чтобы подбодрить правильного журналиста, сотрудник выдал дозированную информацию, которую можно напечатать хоть завтра же.