Страница 229 из 280
Тридцатишестилетний прапорщик Буткевич, ещё полгода назад бывший в числе лучших унтеров в своём полку, два последних года воевал фельдфебелем роты. Буткевич застал войну с самого начала, за четыре года получил два Егория и Крест Славы, а весной его приказом отправили на ускоренные офицерские курсы, с которых он вернулся в часть прапорщиком. Но в родном полку он пробыл недолго, в начале августа после страшного боя в болотах его взял на заметку новый особист и отправил донесение начальству, которое вскоре переадресовало его «конкурентам» — Главразведупру. В итоге Буткевич попал в учебный лагерь ГРУ, где его зачислили в «Зарю-25». Вахмистр Докучаев недавно справил тридцатилетие. На фронте он со второго года войны, призвался в 9–й драгунский полк, в котором служил срочную. Стремительно дорос до вахмистра, воюя в полковой разведке. Потом, как водится, его особые таланты были подмечены и Докучаева отрядили на учёбу в «Зарю-22». Остальные трое — молодёжь, девятнадцати–двадцатилетние парни, повоевавшие по шесть–семь месяцев рядовыми в разных стрелковых дивизиях. Все трое учились в «Заре-23», выпустились ефрейторами и с той поры имели на своём счету по три успешные операции по захвату «стирателей». В общем–то, везунчики. Из их выпуска — тридцати двух бойцов в живых на сегодняшний день оставалось девять.
Поворот на Сеченовку Масканин благополучно проспал и потому, когда машину сильно тряхнуло на рытвине, слегка удивился пустой дороге. Не прошло и двадцати минут как грузовик подъехал к селу — пункту назначения группы.
Что или кто расположился в Сеченовке Масканин не знал, но предполагал, что село занято какой–нибудь тыловой частью и выбрано как пункт сбора всех групп.
Водитель — хмурый пятидесятилетний дядька с обветренным лицом, по всем признакам служил в управлении не первый год, а может и не первую войну. Та лёгкость, с которой он двигался в его возрасте, вкупе с «интересным набором» — наградным «Сичкарём» и явно не серийным автоматом «Ворчун» с четырёхкратной оптикой, никак не позволяли отнести его в разряд простых шоферов. Мало того, Масканину перед поездкой запретили задавать ему вопросы. Не бытовые, естественно, но тем не менее запрет выглядел просто дико. Водитель подогнал машину к шлагбауму и вылез из кабины, протягивая унтеру полевой жандармерии документы. Бумаги унтер проверял не торопясь и наконец махнул солдату рукой, мол, полезай обратно, а сам обошёл тент и вежливой интонацией предложил пассажирам:
— Попрошу всех на выход. По одному. Проверка документов.
Первым выбрался ефрейтор Оковитый, оставив вещь–мешок в кузове. Жандарм дотошно проверил его документы и жестом показал отойти в сторону.
— К будке дежурного пройдите, ефрейтор, — добавил он через пару секунд.
Следующим подвергся проверке вахмистр Докучаев, затем ефрейторы Петриченко и Рябинкин. И все были отправлены к будке. Когда шла проверка Буткевича, Масканин успел заскучать. Раздражения или злости на жандарма за затянувшуюся проверку он не ощущал, унтер делал своё дело и в случае чего стал бы первой мишенью диверсантов.
— Теперь вы, господин штабс–капитан. Документы, будьте любезны.
Максим спрыгнул на землю, машинально осмотрев дежурного. Кобура расстёгнута, ноги расставлены так, словно он в любую секунду готовился рвануть в сторону. Полевая форма практически не отличалась от армейской, принадлежность к Войскам Охраны Тыла выдавали лишь эмблемы с гербом и нагрудный жетон над левым нагрудным карманом бушлата.
Протягивая удостоверение и предписание, Масканин боковым зрением заметил, что вокруг КПП наличествует пулемётное гнездо и как минимум три стрелковых окопчика. Кроме того, кусты, что росли метрах в десяти от обочины, идеально подходили для секрета. Можно даже не сомневаться — начнись пальба, из кустов стеганёт очередь или прилетит граната.
— Всё в порядке, прошу, — вернул документы унтер и козырнул строго по уставу.
Масканин ответил на приветствие и полюбопытствовал:
— Как–то странно вы проверяете. Обычно сначала представляются и уж затем смотрят документы.
Жандарм усмехнулся. Однако в цепких серых глазах не было ни капли веселья.
— У нас теперь новые правила, господин штабс–капитан. Второго дня спустили инструкцию… Теперь я даже не то что армейцам, но и своим представляться не должен. И при малейшем… скажем так, подозрении, имею право открыть огонь по конечностям, а если надо и на поражение.
— Сурово.
— Как уж есть, — выдохнул вахмистр. — Зовите своих орлов и счастливого пути.
— Так мы же вроде приехали. Почти…
Жандарм пожал плечами и, медленно пятясь, отошёл к обочине, встав так, чтоб не перекрывать сектор обстрела пулемётчику и невидимому наблюдателю в кустах.
Масканин махнул рукой своим и запрыгнул в кузов. Поведение дежурного он обдумывал и так, и этак. То, что унтер в глаза не смотрел при разговоре и старался держаться боком к проверяемому, Максим отметил сразу же. Ну ладно боком стоять, а в глаза почему не смотрел? Инструкция? Очень смахивает на попытку защиты от внушения. Интересно, а если бы остальные жандармы заметили бы неестественное поведение командира, огонь бы открыли? Прикинув ситуацию, Масканин решил, что открыли бы, даже не взирая на вероятность подстрелить унтера. И дежурный, похоже, это прекрасно понимает. Знать бы, на кой хрен все эти меры введены, неужели где–то пост целиком вырезан?
— Поехали! — дважды стукнул по кабине Масканин, когда вся группа собралась в кузове.
Мотор зарычал и грузовик с толчком тронулся.
Вопреки ожиданию, водитель повёз их не в село, а в парк машино–тракторной станции, находившейся в трёх километрах от Сеченовки. К МТС вела единственная дорога, попасть на которую можно лишь миновав жандармский пост. Ангары, в которых некогда размещались тракторы и всевозможная сельскохозяйственная всячина, были заняты ремонтируемой боевой техникой. Танки, САУ, реже тягачи. Стук, лязг, грохот — жизнь в бывшей МТС била ключом, обосновавшийся здесь ремонтный батальон возвращал в строй подбитую технику. В отдалении двухсот метров от огороженных крепким забором ангаров стоял хутор. Ремонтникам в него ходу не было, ночевали они в селе.
Грузовик подкатил к воротам и, не успел водитель просигналить, створы открыл боец с автоматом наперевес.
— Вылазь, приехали, — скомандовал Масканин и выбрался вслед за остальными.
— Ба! Макс, и тебя к нам? — подошёл обрадованный Торгаев.
Они сцепили руки и обнялись.
— Ермаков! — крикнул Торгаев маячившему на крыльце бойцу. — Размести людей! И покорми!
Оставшись вдвоём, Торгаев провёл Масканина на завалинку у сарая и они расселись на лавочке рядом с поленицей.
— А я, Макс, думал, тебя куда подальше забросили. Вижу, у тебя теперь своя группа.
— Да и у тебя.
— Ну, мне не впервой, — улыбнулся Торгаев.
— Ты давай, Стёп, рассказывай. Что да как и, самое главное, когда. А то я ни сном, ни духом, как говорится. Выделили машину и отправили в Сеченовку, мол, там всё узнаешь.
— Я не больше тебя знаю, — вздохнул Торгаев с улыбкой, — сам только утром с колёс. Всё что мне сообщили, что поступаю в распоряжение штаб–майора Красевича.
— Ну и?
— Что «ну и»? Неужто про Красевича не слыхал?
— Краем уха кое–что, — ответил Масканин ровным тоном.
— Во даёшь! Впрочем… я всё время забываю, что ты не так давно у нас. В общем, Красевич, можно сказать, живая легенда. Десятки операций и ни одного провала. Говорят, его звезда начала восходить при подавлении мятежа.
— А сам он где сейчас?
— Ждём. Должен прибыть со своей группой.
— Ладно, посмотрим, что за гусь такой, — улыбнулся Масканин. — Пошли, Стёп, обедом угостишь да потом за чайком покалякаем.
— Пошли, — поднялся Торгаев. — Супчику свежего поедим. Достали эти сухпаи…
Начальство прибыло перед закатом. Первым к воротам хутора подкатил бэтээр, за ним подошли два грузовика — десятитонные ВежАвтоКоны с ящиками и бойцами. Из кабины первого ВежАвтоКона вышли два офицера: широкоплечий и высокий штаб–майор в полевой форме и, смотревшийся на его фоне щупловато, полковник в повседневке. Встречал прибывших Торгаев, предварительно отдав команду открывать ворота.