Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 22 из 280

— Слушаю, — раздался в трубке отягощенный отдышкой бас.

— Кладоискатель у Канальи в "Фунте", — произнёс он и нажал на рычаг, бросив трубку болтаться в опустевшей кабинке.

Краснова к этому времени провели через вереницу служебных помещений на третьем этаже. У громадной двери, оббитой чёрной кожей, дежурили два быкообразных громилы, похожих друг на друга как близнецы. Тот, что справа, ловко и профессионально обыскал его, забрав из нагрудной кобуры пистолет. После чего открыл дверь и, пропустив визитёра вперёд, вошёл следом.

Скрывавшийся за дверью зал не имел строгих функциональных признаков. Помещение можно было назвать как залом для совещаний, так и обеденным, да и залом для отдыха тоже — настолько в нём всё было, с одной стороны, обезличено, а с другой, намешано. Добротный бильярдный стол в дальнем конце соседствовал с миниатюрной оранжереей. Рядом с ней размещался раскладной диванчик, на котором Фабрегас, бывало, забавлялся с проститутками или падкими на халяву любительницами. По центру располагался настоящий министерский стол, обставленный со всех сторон явно некогда музейными стульями с высокими спинками из резного дерева. Даже следы инкрустации на спинках сохранились. На одной стороне стола лежала груда канцелярских папок, и тонких, и разбухших от бумажной начинки. А с другой сгрудились в кучку атрибуты ресторанной сервировки — всякие соляночки, перечницы, подставки для салфеток, графинчик со стаканом и прочая ерунда.

— Так вот вы какой, господин Корф, — вежливо, по собственному представлению, сказал Фабрегас, рассматривая гостя.

Краснов кивнул и, в свою очередь, тоже принялся изучать хозяина. В облике Фабрегаса он не нашёл ничего выдающегося. Стянутые в косичку чуть вьющиеся чёрные волосы, длинный и мясистый нос, который прямо таки хотелось назвать шнобелем, выпученные неподвижные глаза. И все это на худом заострённом лице. До этого момента, Пётр Викторович представлял этого преступного князька этаким толстяком. Но Фабрегас оказался худощавым, в чём, наверное, была виновата давняя плохо залеченная язва. Из–за худобы, дорогой деловой костюм смотрелся на нём мешковато и из–за этого, видать, он был расстёгнут на все пуговицы, да и ворот шёлковой рубашки, не отягощённый бабочкой или шнуроподобным галстуком, был широко распахнут.

— При нём был "Ситч–кар", — доложил громила, выкладывая перед боссом пистолет, название которого он не мог правильно выговорить. Вообще "Сичкарь" для коренного сокарца был словом почти непроизносимым.

Одним небрежным жестом телохранитель был отправлен к двери. Краснов же, не дожидаясь приглашения (да и поступило бы оно — это приглашение?), уселся на стул, незаметно при этом активировав "нюхач" в режиме подавления. Его продолжала досаждать "таблетка" – миниатюрный приёмопередатчик, прикреплённый к правому верхнему клыку. С "таблеткой", активированной ещё в "Адлоне" перед вызовом такси, он до сих пор не освоился, не психологически конечно, просто она создавала во рту дискомфорт, язык то и дело норовил по собственной воле отковырять её. С помощью приёмопередатчика, всё что слышал и говорил его обладатель, фиксировалось на "Реликте", и в то же время капитан мог передать любое сообщение, которое по внутрикостным колебаниям достигало среднего уха и создавало слуховой эффект. Кроме Краснова, такие же "таблетки" имелись и у остальных членов группы. Только вот работать они могли непосредственно в фокусе прямого облучения узколокализованной зоны, как сейчас, например, в зоне вокруг "Фунта счастья". Технические ограничения с "таблетками", пожалуй были самыми жёсткими, с которыми группа столкнулась на Темискире. На порядок лучше дело обстояло с переговорниками, которые по идеи должны были быть спутниковыми. Но в этом мире отсутствовала развитая сеть необходимых ретрансляторов, отсутствовали спутники, да и много чего ещё отсутствовало. Поэтому переговорники вместо спутников использовали "Реликт", не очень–то приспособленный к такому виду связи. А капитан Еронцев зачастую исполнял роль телефонистки из какой–нибудь темискирской АТС.

То, что гость бесцеремонно расселся напротив, Фабрегаса ничуть не тронуло. Всё–таки не шпана из подворотни. Фабрегас спокойно подгрёб к себе чужой пистолет, для виду повертел его и отложил в сторону.

— Вы оказались благоразумны, господин Корф. Или как вас там?

— Я всегда благоразумен.

— Это радует. Хотите что–нибудь выпить? У меня тут не плохой выбор.

— Спасибо, нет. Спиртное мне сейчас ни к чему.

— Хорошо. Тогда давайте сразу приступим к обсуждению нашего соглашения. Краснов слегка улыбнулся и поудобней устроился на стуле.

— Разве я сказал что–то смешное? — со скрытой угрозой процедил Фабрегас.





— Нет. Просто мне интересно, что вы можете предложить.

— Многое. Вплоть до технического обеспечения вашей новой экспедиции. Кроме того, я готов оставить за вами некоторую степень свободы действий.

— И естественно, я получу вашу защиту и многие–многие блага отсюда вытекающие.

— Естественно. Только я не люблю, когда в отношении меня иронизируют.

— А я не люблю, когда мне так нагло навязывают условия.

Фабрегас моргнул и с шумом выдохнул через нос. А на лице его проступил багрянец. В нём без труда читалось жгучее желание схватить не весть что возомнившего о себе старика за волосы (или за уши — за коротенький ёжик не очень–то ухватишься) и пару–тройку раз стукнуть лбом о стол. В его воображении прямо таки предстала эта картина во всей своей красе. Но неожиданно воображаемая картина сменилась другой — как его самого плющат мордой об стол. И вот, с усилием подавляемый порыв, сошёл на нет. Ошарашенный Фабрегас сдержался. Глядишь — уже и ноздри его перестали раздуваться.

— Скажите, — произнёс он поддельно мягким голосом, — а кого вы представляете?

Где–то внутри Краснов порадовался своей маленькой победе, для которой и усилий–то особенных не потребовалось, благодаря бурлившим в котле черепной коробки эмоциям Канальи.

— Ах, вот, что вас терзало все эти недели? — ответствовал Пётр Викторович с лёгкой издёвкой. — Не стоит ли за мной кто–то, кто вам не по зубам? А может я, как говорят в Фалонте, вольная птица, а? Хотя нет, в это вы не поверите, поскольку способны осмыслить уровень организации экспедиции в запретные территории. Так кто же я, по–вашему? Подставной кладоискатель? Тот самый крючок, с помощью которого коварные фараоны мечтают упрятать вас за решётку? Но, право, не серьёзно же как–то пытаться потопить вас на нелегальной платине. По местным законам, тут и криминал–то едва ли есть. Вопросы–вопросы. Одни вопросы. А ответов у вас нет.

Краснов ухмыльнулся, наблюдая, как у Фабрегаса начинает набирать обороты бешенство, и продолжил:

— Да, ответов у вас до сих пор нет. В полиции, на том уровне, который вам доступен, вы ничего про меня не узнали. Ни с одной из фалонтских группировок я, по вашим сведениям, не связан. Так что, насколько видится лично мне, у вас остаются лишь два более–менее логичных вывода. Первый — я как–то связан с СМБ. Но право же, вы для них фигура из другой плоскости, да и мелковатая фигура, чтобы мараться, возясь с вами. Для эмбэшников гораздо интересней и привычней выявлять "коварных и подлых" ютонских шпионов и их пособников. Поэтому, этот вариант мы отбросим. Второй вариант — я один из удачливых расхитителей древних ценностей, по каким–то своим причинам решивший осесть в Фалонте. А раз так, тогда я заведомо нахожусь в невыгодном положении и буду только рад найти чьё–то покровительство. А если вдруг я с гонором окажусь, то всегда есть отлаженные способы моего вразумления… Надеюсь, я близко к истине описал ход ваших умозаключений?

Фабрегаса прорвало. Вскочив, он навис над столом. Он учащенно дышал. Он уставился немигающим, полным бешенства, взглядом в глаза Краснову. Последовавшие за тем слова, он просто выплёвывал:

— Ты!!! Скажи мне, ты сумасшедший?!! Кого ты из себя корчишь?!! — он чуть не поперхнулся и задышав более ровно, перешёл на родной язык: — El cretino!!!