Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 39 из 41

Не передать сейчас того чувства, которое овладело мной в тот памятный день. Меня переполняло безмерное счастье: я снова возвратился в строй...

Глава шестая. Пути расходятся

После операции мне довелось еще не раз прыгать с парашютом в тыл врага, выполнять сложные боевые задания, взаимодействовать с украинскими и белорусскими партизанами, дойти до Берлина, затем служить в пограничных войсках...

Обо всем этом можно было бы писать и писать. Но это уже связано с новыми местами, другими людьми. А мне хочется закончить рассказ о тех, вместе с кем в самое трудное время сражался с врагом на дальних и ближних подступах к Москве, поведать об их дальнейшей судьбе.

* * *

В августе 1943 года мне посчастливилось снова встретиться со старшиной Леодором Алексеевичем Карпеевым. Он был здоров, бодр и продолжал воевать. С месяц назад Карпеев со своей группой выбрасывался в юго-восточной части Белоруссии.

— Между прочим, с нами был и ваш бывший ординарец Василий Мальшин, — сказал он. — Подрывниками руководил.

— Ну и как он там себя показал? — заинтересовался я.

— С самой лучшей стороны. Жаль только, погиб он...

От Карпеева я узнал о последних днях своего боевого товарища.

Было это в июле 1943 года. Парашютисты действовали в треугольнике Гомель — Мозырь — Жлобин. Они уничтожали железнодорожные мосты, вражеские эшелоны, минировали шоссе. А однажды, пробравшись на расположенный недалеко от Гомеля аэродром, взорвали бензохранилище.

Возвращаясь с этого задания, десантники обнаружили старый склад бомб. Это было очень кстати, так как запасы взрывчатки у подрывников давно иссякли. В укрытии на берегу реки Сож Мальшин наладил выплавку тола.

На следующую же ночь группа во главе со старшиной Карпеевым отправилась к железной дороге. К насыпи подошли незамеченными. Мальшин с двумя помощниками направился устанавливать самодельные мины, а Карпеев остался на месте, чтобы в случае необходимости прикрыть их огнем.

Было тихо и звездно, ничто не предвещало опасности. Мальшин с подручными спокойно вырубал углубление и начал укладывать туда заряды. Вдруг Василий увидел сигнал Карпеева. Старшина предупреждал о приближении поезда. Мальшин условным обозначением ответил: «Понял». Забрав плащ-палатку с завернутым в нее подрывным имуществом, он с ребятами побежал в укрытие.

Вдалеке вспыхнул желтый луч. Он осветил рельсы, скользнул по придорожным кустам. Состав быстро приближался. Парашютисты ожидали, что это будет эшелон с боевой техникой и солдатами. Однако увидели лишь локомотив с несколькими платформами, загруженными чем-то сыпучим.

Карпеев заволновался: разглядит ли Мальшин, что это не то, ради чего они сюда пришли? В ожидании взрыва Карпеев невольно приник к земле. Прошла секунда-другая... Колеса продолжали мерно стучать на стыках. Старшина облегченно вздохнул: значит, заметил Мальшин, понял, в чем дело...

Вскоре до Карпеева снова донеслось тяжелое пыхтение паровоза. Старшине показалось, что к линии кто-то метнулся. Однако, сколько он ни вглядывался в темень, никого не увидел.

Неприятельский эшелон грохотал уже совсем близко. Вот он, длинный-предлинный, уже весь вытянулся из-за поворота, вот дошел до двух старых вязов, а вот... Карпеев спрятал голову в выемку. И почти в то же мгновение местность озарилась багровой вспышкой, словно сверкнула молния, и страшной силы удар сотряс землю.

Старшина подал сигнал на отход. Когда собрались в условленном месте, Карпеев не увидел Василия Мальшина. Бывшие вместе с ним подрывники рассказали, что, после того как прошел контрольный поезд, Мальшин, решив усилить заряд, схватил авиабомбу и подался с ней к полотну. Но уложить ее в вырытую нишу не успел. Он мог бросить ношу и спастись, но не захотел пропустить состав. Буквально перед самыми колесами Мальшин стукнул взрывателем по рельсу.





Так погиб горьковский комсомолец Василий Мальшин.

* * *

Узнал я и о дальнейшей судьбе Петра Павловича Балашова. Известный парашютист стал летчиком. В штурмовом авиационном полку, куда он был зачислен на должность заместителя командира эскадрильи, Балашов очень скоро зарекомендовал себя самоотверженным и волевым бойцом.

26 июня 1942 года Петр Балашов вылетел на очередное задание. Группу, которую он возглавлял, атаковали вражеские истребители. Балашов вступил в бой с четырьмя Ме-109. Из жестокой схватки он вышел победителем, сбив одного «мессершмитта». Но и сам получил ранение в руку.

Петр Павлович отказался идти в госпиталь. Лечился в полку, продолжая службу. Поправился сравнительно быстро и опять — в небо.

Однажды вместе со всем подразделением отправился на штурмовку неприятельской моторизованной колонны. Она сильно прикрывалась авиацией. Но «илы» пробились к войскам противника и нанесли по ним удар.

Во время третьего захода, когда оказались над тонким слоем облаков, встретились с «мессершмиттами». Их было много. Разгорелся жаркий бой. Штурмовики отбивались. Но вот, объятый пламенем, полетел к земле сначала один «ил», затем другой... Чтобы группа могла уйти от преследования, капитан Балашов, пропустив вперед ведомых, развернулся и пошел навстречу истребителям. Более десяти минут продолжалась неравная схватка. Балашов поджег одного «мессера», в другой машине в упор расстрелял пилота, но и его нашла вражеская пуля. Уже смертельно раненный Балашов повел свой «ил» навстречу «мессершмитту». На огромной скорости самолеты столкнулись. Раздался взрыв...

Капитан Петр Павлович Балашов прожил чуть больше тридцати лет...

После войны я взял на себя печальную миссию разыскать родителей тех, кто сложил голову на поле брани, и рассказать все, что мне удалось узнать о последних днях и часах их сыновей. Я писал на Украину, в Чувашию, Горький, Ленинград, во Владимирскую область... Многие из погибших парашютистов считались пропавшими без вести. Их отцы и матери, возможно, тешили себя надеждой, что они еще вернутся. Я должен был сообщить им жестокую правду. В чувашском поселке Вурнары мое письмо нашло Евфалию Михайловну — мать Бориса Гордеевича Петрова. Из него ей стало известно, что одной августовской ночью 1943 года ее Борис, ставший уже инструктором парашютной службы и получивший звание лейтенанта, вместе с десантной группой полетел за линию фронта. Над территорией, занятой фашистами, Ли-2 был обнаружен. Вспыхнули прожекторы, их голубоватые лучи зашарили по черному небосводу, открыли огонь зенитки. Взрывные волны начали швырять самолет из стороны в сторону. Один снаряд угодил в мотор. Командир корабля распорядился: «Быть в готовности к вынужденному прыжку». Летчик предпринимал все, чтобы выйти из зоны обстрела. Еще чуть-чуть, и ему, пожалуй, удалось бы это сделать. Однако новое попадание вывело из строя второй мотор.

Теперь оставалось только одно — улететь как можно дальше от неприятельских позиций и выбросить парашютистов. Пилот потянул к лесу. Ли-2 горел. Наступила та самая минута, когда ничего больше не оставалось, как покинуть машину.

Борис Гордеевич ПЕТРОВ

Командир экипажа подал сигнал. Включив автопилот, он и сам намеревался воспользоваться парашютом. Но система самоуправления не работала.

Борис Петров в это время стоял у открытой двери и помогал десантникам покинуть самолет. Вот уже выпрыгнул последний боец, потом радист, штурман, воздушный стрелок... Где же остальные? Петров обернулся. К нему подбежал бортовой техник:

— Второй летчик ранен в ногу, оставлять корабль не хочет. Командир за штурвалом... Не дослушав его, Петров крикнул:

— Давай ныряй скорее, а то вот-вот взорвутся баки!

Подтолкнув товарища в спину, Борис бросился к пилотской кабине. Она освещалась ярким пламенем пожара. Второй пилот стоял бледный, прижавшись спиной к перегородке. Петров взял его за плечи: