Молох Империи. Дилогия

– И съедобную желательно, – поддержал Мэк. – А то с нами будет то же, что с четвертым батальоном. Там ребята от вареных овощей наполовину с пресной водой сутки напролет из сортиров не вылазят.

– Угу, – Семенов сделал новый глоток, – я спрашивал про обед у ротного. Он и сам бесится, шипит как демон. При мне связался с интендантами, распек их так, мать их, промать, что кажется от такого концентрата ненависти тут же замертво упадешь. А те – нет! Бодро так отвечают, мол, мы на мины напоролись, мол к вечеру будем.

– К вечеру? – злобно спросил Мэк. – Тут к вечеру может быть и кормить-то некого будет.

Вино допили молча. Каждый думал о своем. Мэк заметил, что Хатан закрыл глаза и сделался мрачнее тучи. Его и без того оплывшее и пожелтевшее от постоянного недоедания и напряжения лицо налилось теперь болезненной желчью, темные круги под глазами проступили настолько, что казалось, глаза ввалились внутрь. И все это за каких-то несколько минут. Пару дней назад во время штурма одной из деревень, которую повстанцы превратили в опорный пункт обороны, он получил серьезную травму. Тяжелое бревно перекрытия подожженного дома обрушилось ему на голову и, если бы не защитный шлем, лежать бы ему в земле Ирбидоры. В госпиталь Хатана не отправили, переживать последствия сотрясения мозга он должен был в своем подразделении. Армейский медик посчитал, что если он оклемался и может ходить, значит, ничего серьезного не произошло. Теперь Хатана периодически донимали дикие мигрени и головокружения.

– Снова голова? – посочувствовал Мэк, – у меня еще осталась одна доза эстоцина.

Хатан протер глаза и начал мять виски.

– Этот гребаный котелок почти всегда болит.

Он взял протянутую другом самовводящуюся ампулу с двумя миллилитрами и ввел под кожу.

Семенов порылся в нагрудных карманах и вытащил еще две ампулы.

– Держи, – предложил он, – две дозы эстоцина и одна морфина.

– Морфин?

– Я давно его храню. Еще когда в другом полку был, попал в команду, которую выделили отыскать санитарный гравитолет. Отыскали. Его ирианцы сбили, ну а мы после захоронения прихватили, кто что мог. Это я держал для себя на черный день, мало ли, что со мной может случиться. Но, видать, тебе нужнее.

Хатан кивнул в знак благодарности и тупо уставился перед собой.

– Скоро полегчает, – попытался успокоить Мэк.

Но Хатан резко мотнул головой, от чего тут же скривился, и ответил:

– Полегчает здесь, – он ткнул пальцем в лоб, – но не в душе. Мы все тут погибнем.

– Война скоро закончится, – сказал Семенов.

– Война может и закончится, – Хатан сделал глоток, но фляга оказалась пуста. – Черт!… Но горечь, горечь останется. Она останется внутри… Это капец… Я не знаю, за что я воюю. Хотя, конечно, знаю – за свою свободу… Я уже давно не ощущаю своей правоты.

– Я чувствую то же самое, Хатан, – произнес Мэк. – Мы воюем за свободу… Но понимаем, что цена нашей свободы – свобода ирианцев… и бессмысленная… да, наверное, бессмысленная смерть наших товарищей. И я не уверен, стоит ли все это такой цены… Знаешь, иногда я смотрю на вот эти мои руки… И самое противное, мы воюем не на той стороне.

– Я убиваю ирианцев за то, что они стреляют в меня, – Хатан снова начал массировать виски. – Но, клянусь, они мне нравятся. С превеликим удовлетворением я бы убивал бээнцев. Если бы я только мог… если бы…

– И у меня те же мысли и чувства, – в голосе Семенова прозвучала невыносимая тоска. – Да, наверное, у большинства легионеров те же настроения. Я чувствую себя последним скотом… Но иначе нельзя. Я должен вернуться домой – к жене, к дочерям.

Он достал маленькую стереокарточку, потрепанную, но бережно хранимую, с изображением семьи.

– Можно? – спросил Хатан.

Семенов передал свое бесценное сокровище ему в руки, а Мэк присел рядом с другом, чтобы посмотреть. На стереокарточке была изображена русоволосая женщина в окружении трех девочек школьного возраста. Все они счастливо улыбались.

– Знаешь, я тебе завидую, – сказал Хатан, ощутив в душе щемящую безысходность. Он передал стерео обратно. – Тебе хоть есть куда возвращаться. У тебя есть цель… и есть те, кто тебя любят, кому ты нужен… У меня же нет никого.

– А откуда ты? – спросил Мэк.

– Я-то? – Семенов подкрутил пальцами роскошные усы. – Из Шерола. Слыхали? Опетский сектор.

– Да ну? – Мэк сильно удивился. Переглянувшись с Хатаном, он подметил ту же реакцию. – Я думал, в опетском секторе нет миров смерти.

– Гм… Конечно их там нет. Были когда-то, но теперь там работают вольнонаемные и зашибают неплохие деньжата. Странно даже, что вы такое подумали, – не менее их удивился Семенов.

– Тогда как тебя в черный легион занесло? Не из мира смерти?

– Так же как и вас, как и всех легионеров, – глаза Семенова застыли, он погрузился в тягостные воспоминания. – Я двадцать семь месяцев провел на Лау IV, прежде чем попасть на Уль-Тию… По профессии я инженер. На Шероле работал в крупной кораблестроительной фирме, строил корпуса звездолетов. Наша фирма должна была подписать контракт с одной компанией из Данаи. Меня и нескольких моих коллег командировали на Данаю для ознакомления с агрегатами, партию которых мы хотели закупить. Я рассчитывал всего на несколько дней, а вышло, что мы застряли на две недели. В сравнении с моим миром, Даная оказалась… как бы это поприличней выразить… В общем, Даная – дерьмовая планета. Там все значительно дороже, а заработки данайцев намного ниже, чем у нас в опетском секторе. Это планета контрастов. В глаза просто бросается роскошь нишитских домов и данайцев из правящего слоя… И нищета простых данайцев… Насколько я успел понять, низовых аборигенов давят свои же – данайцы из верхних слоев. У них там что-то вроде религиозно-олигархической системы. Непонятно, почему нишиты не навели порядок… Хотя, как мне объяснили еще перед командировкой, религиозное мракобесие БН все-таки прикрутило… В общем, я на подобное не рассчитывал и, чтобы не остаться без средств, вынужден был поселиться в дешевенькой гостинице на окраине какого-то городка, название которого уже и не помню. Слово 'гостиница' и то, наверное, чересчур для той хибары, где я жил. Не поверите, я даже не смог на Данаю перевести деньги со своего банковского счета… Так вот, однажды местная полиция провела облаву, всех постояльцев согнали в тюремные гравитолеты, потом раскидали по камерам при полицейских участках. Меня несколько раз допрашивали, избивали, называли неизвестные имена. Единственное, что я понял, в той гостинице были арестованы то ли члены какой-то преступной группировки, то ли еще кто-то из тех, кто не в ладах с законом.

– Ты им говорил, кто ты такой? – спросил Мэк.

– Конечно говорил.

– А они что?

– Данайцы не поверили. Сказали, что документы мои поддельные, внешность измененная. А когда я заявил, что они нарушают закон, нарушают мои права, что я в конце концов гражданин… Когда я потребовал защитника, они, скоты такие, просто рассмеялись мне в лицо. И избили, но уже более жестоко. Кто-то из полицейских нагло соврал, что на Данае нет граждан ненишитов.

– Тебя искали твои товарищи?

– Не знаю, но уверен, что искали. Может быть и нашли бы, если бы все не произошло так быстро. Через неделю я уже летел на Лау IV.

– А ты никогда не хотел отомстить? – спросил Хатан.

Семенов вздохнул и потупил взгляд.

– Отомстить? Конечно, я хочу отомстить. Но еще я хочу вернуться домой, это для меня важнее.

Хатан снял защитный шлем и бросил его к другой стенке траншеи.

– Мне некуда возвращаться, – прошептал он, – при удобном случае я прикончу хоть одного бээнца. Может, хоть немного душу отведу… А ты, Мэк, никогда не думал о мести?