Клятву сдержали

— Сожгут нас! — шепнула Ольга соседям та шеренге. — Надо бежать…

Она первой бросилась в кусты, что густо росли вдоль дороги. За ней последовали остальные. Сзади послышались автоматные очереди, разрывы гранат, но Ольга не оглядывалась. Она просунула сына в дыру в плетне, протолкнула туда же сестренку Надю, протиснулась сама. За плетнем упали в кучу картофельной ботвы. Над головой густо свистели пули, рядом разорвалась граната… Потом они услышали, как совсем близко прогудела машина, прострекотал мотоцикл.

Долго еще лежали они в копне ботвы, а когда осмелились выползти, в деревне стояла жуткая тишина. Ольга отдала Валерия Наде, сама пошла вдоль плетня. Услышала, как кто-то стонет между грядками, бросилась туда. Нагнулась и узнала двоюродную сестру Серафиму Коршак. У нее была раздроблена нижняя челюсть — фашист стрелял в упор. Ольга сняла с себя кофту, разорвала на ленты, сделала раненой перевязку. Отвела сестру в хату, уложила на кровать, опять побежала к плетню.

И снова, едва сделала несколько шагов, наткнулась на соседку Людмилу Болбас. Ранена в ноги, повреждены обе коленные чашечки. Сделала Людмиле перевязку, перетащила поближе к хатам. И опять на огороды. На этот раз по стонам нашла мать своей подруги Надежду Хорошун. Женщина была ранена в правое бедро. Перевязала, попробовала перетащить на себе, но беспомощно опустила руки — силы стали оставлять ее.

Ольга поднялась во весь рост, в отчаянии осмотрелась вокруг. И неожиданно заметила, как за огородами у самого леса маячат какие-то силуэты. Смело бросилась туда, и не ошиблась — к деревне подходил отряд партизан. Они шли выручать местных жителей. Теперь стало ясно, почему фашисты столь поспешно оставили деревню — на подходе были народные мстители.

Ольга сразу узнала своих, бросилась к ним:

— Ваня! Влащенко! Трофим! Помогите, родные…

В ту же ночь партизаны собрали оставшихся в живых жителей деревни на площади, предложили уйти в лес. Все, способные носить оружие, влились в партизанский отряд. Вместе с другими окончательно ушла в партизаны и Ольга Беленко. Она стала здесь медицинской сестрой.

Меньше всего думала она об опасности, когда шла на поле боя спасать раненых. Честно и до конца выполняла свой долг партизанского медика. А в дни «рельсовой войны», когда потребовалось мобилизовать все наши силы, Ольга Беленко стала в строй рядовым бойцом. Вот как она вспоминает о той памятной ночи в письме ко мне:

«…Помню, вечером подошли к железной дороге, замаскировались в лесу, а когда стемнело, поползли к полотну. У меня через левое плечо сумка с медикаментами, а на правом — сумка с толовыми шашками. Немцы стреляют трассирующими пулями, в перерывах между выстрелами слышно, как лают овчарки. Рядом ползет политрук роты Нозик. И вдруг — шальная пуля, Нозик не успел даже вскрикнуть. Насмерть. Я ничем уже не могу помочь. Сжимаю покрепче зубы, ползу дальше…

Потом, помню, Никифоров стоит на одном колене на железнодорожном полотне, строчит из автомата, кричит: «Вперед, на железку!». Я бросаюсь к рельсам, выгребаю из-под них песок и камушки, закладываю шашки. Подбегает инструктор, проверяет, правильно ли все сделала, поджигает шнур и бежит дальше… А над головой вспыхивает красная ракета — сигнал к отходу. Кубарем скатываюсь с откоса, бегу к лесу. За спиной всколотнуло землю, упругим ударило в плечи, в голову… Потом после войны часто снилось мне все это.

Часто вспоминаю и «тифозный островок» — двенадцать человек больных партизан и я среди них во всех должностях: няня, медицинская сестра, врач, повар, охрана. Братьев Стася и Ивана Немировичей мне в помощь прислали из отряда уже потом, когда наши «тифознички» стали поправляться… Помню, как в бреду молоденький, почти мальчик, Коля Егоров все звал: «Мама… мама…» Я подходила к нему, клала руку на пылающий лоб, и он успокаивался. И потом, когда уже поправился, все звал меня «мама, мамушка».

А Коля Толстик! Он очень тяжело переносил тиф, все бредил, звал в бой. С каким трудом удалось спасти его от смерти.

Никогда не забуду, как разведчик Карпов, коренастый, сильный, в тифу все порывался вскочить, доложить командиру, что задание выполнено… Спасти его так и не удалось.

А остальные все мои островитяне выздоровели, снова вернулись в отряд. А как я за них переживала! Весь лес на острове облазила, все из-под снега клюкву добывала, потом жаропонижающий напиток делала. А из замороженных листьев медвежьих ушек готовила мочегонное…

Страшно мне было тогда? Да, очень страшно. Но не за себя, а за дорогих мне людей. Ведь была я в то время одна в лесу, на глубоком острове. Наши сражались с немцами далеко, вырывались из блокады. И страшно мне было, что, если придут фашисты, не смогу защитить их, хотя давно уже решила, что буду сражаться до последнего патрона, до последней гранаты…»

Вот о чем написала мне Ольга Беленко в своем письме. Сейчас эта замечательная женщина на пенсии, живет в городе Николаеве.

И таких героинь, как Ольга, было у нас в отрядах немало.

В начале сорок четвертого года медицинское обслуживание раненых и населения у нас значительно улучшилось. Решающую роль сыграла, конечно, помощь с Большой земли, которая к тому времени стала регулярной. Положительно сказался и наш возросший опыт, богатая практика ведения партизанской войны. Во всех бригадах постоянно функционировали госпитали, мы подготовили к тому времени достаточное количество медицинских сестер, санитарных инструкторов. Только по нашей бригаде было обучено девятнадцать медицинских работников. Среди них такие замечательные медсестры, как Ольга Груздева, Прасковья Козырева, Клара Чайковская, Татьяна Алябьева, Надежда Мельникова и многие, многие другие. К тому же мы уже располагали некоторым набором инструментария, не чувствовали, как в первое время, острой нехватки медикаментов, стерильных материалов. Теперь появилась возможность проводить и довольно сложные хирургические операции.

И тем не менее бывали случаи, когда врачи оказывались бессильны, беспомощны в спасении жизни тяжелораненым. Вот об одном из них я и хочу рассказать.

Произошло это во время боевой операции по разгрому гитлеровского гарнизона в деревне Макаричи Стародорожского района. В том бою погиб мужественный партизан Алексей Сивец. Об этом хорошо рассказал в книге «На оккупированной земле» Владимир Кириллович Яковенко. Здесь я добавить ничего не могу, хочется лишь осветить эту страничку нашей партизанской жизни с медицинской, так сказать, точки зрения.

Готовились мы к боевой операции очень тщательно. Участвовать в ней должно было несколько бригад. Гарнизон фашистов насчитывал более 300 солдат и офицеров, которые были укрыты в дзотах. Бой предстоял жестокий. Вот почему медицинскому обеспечению командование уделило очень большое внимание. Вместе с боеспособным костяком бригады к месту сосредоточения подтянули почти все медицинские силы.

К исходным позициям добрались без каких-либо серьезных осложнений. Расположились на короткий отдых, а штурмовая группа во главе с опытным командиром Виктором Хорохуриным тем временем вышла вперед. Затем к деревне начали подтягиваться и остальные. Медики по распоряжению командира бригады остались возле командного пункта, где был оборудован медпункт.

В полночь к нам донеслись взрывы гранат, послышался массированный пулеметный и автоматный огонь. Бой начался. Стали прибывать посыльные, которые докладывали, что пока все идет по задуманному плану, операция осуществляется успешно. Потом появились раненые. Они приносили с собой неутешительные вести. Оказывается, на пути штурмовой группы находились два замаскированных дзота, из которых враги открыли прицельный заградительный огонь. Партизаны были прижаты к земле, они теряли один из главных факторов успеха — внезапность. Немцы на отдельных участках перешли в контратаку.

Положение спас Алексей Сивец. Рискуя жизнью, под ураганным огнем врага он подполз к дзоту, метнул связку гранат. Дзот замолчал навсегда. Партизаны поднялись в атаку. Но сам Алексей был смертельно ранен. Товарищи вынесли его из-под огня врага, доставили в зону командного пункта, где располагалась наша санчасть.