Страница 14 из 25
ГОРЕ ГОРЬКОЕ
Когда-то они вместе бегали на лыжах и по девушкам, теперь были разной степени бизнесменами. В результате Костя Сутункин раскатывал на «БМВ», Толик Синявин ездил на «Ауди», Гена Журавкин мотался на «шиньоне», то бишь двухместном «Москвиче»-фургончике. Их бизнесменства никаким боком не пересекались, как раз поэтому друзья изредка собирались семьями.
На этот раз к себе пригласили Сутункины. Костя снимал застолье на видеокамеру. Он недавно приобрел данный аппарат, еще не наигрался досыта.
— Высший класс! — возбужденно отрывался от объектива перехватить рюмашку и грибок. — Прикиньте, лет через пятнадцать какой будет исторический документ! Вика со Светкой уже невестами станут.
— А мы старыми бабками, — весело продолжила взгляд в будущее раз-наряженная в платье с обширным декольте супруга Синявина, которая ничуть не верила, что когда-нибудь на нее наедет старость.
— Мне сейчас предложи кто купить фильм, где я на горшке, — сказал Костя, — «БМВ» отдал бы не задумываясь.
— Я раз летом на горшке напрягаюсь, — вспомнил Толик, — вдруг петух, скотина, подлетает и бац под глаз клювом!
— Представляешь, сейчас бы у тебя эти кадры? Обхохочешься смотреть, р как ты верхом на горшке глазенки Е выпучил, тужишься, и вдруг петух!
— Стул после петушиного терроризма, наверняка, жидкой консистенции стал? — предположил Гена.
— Отец этой скотине тут же голову топором секернул! А у меня на всю жизнь шрам остался.
Сидела компания друзей, выпивала-беседовала, в один момент надумала позабавить себя демонстрацией интеллектуальных достижений наследников. Костя документировал достижения на видео.
Пигалица Вика Сутункина ходила в дорогой детский сад с сильно иностранным уклоном. От горшка два вершка соплюшка, половину русских букв не могла толком выпустить изо рта, но пропищала на чистейшем языке Шекспира песню «Битлз». Потом прогундосила стихотворение на французском.
— Еще на фортепиано отдадим, — с гордостью сказала Сутункина.
«Е-мое, — подумал Журавкин, — моя-то Светка что умеет?» И испепеляюще посмотрел на жену, которая никакой инициативы в развитии дочки не проявляла. «Тут с утра до вечера задница в мыле, мотаешься побольше заработать, а ей, кроме сериалов дебильских да „тетриса“ идиотского, ни хрена не надо».
Шкет Синявиных вышел со скрипкой. Казалось, его пальчонками только фигушки воробьям крутить да в носу ковыряться. Он же ловко заперебирал ими по струнам, задвигал взад-вперед смычком, извлекая музыку.
— Профессор из консерватории учит, — шепнула Гене Синявина, — домой к нам приходит. Сначала возили к нему, потом надоело.
«Опозоримся со Светкой, — опять занегодовал мысленно в адрес жены Гена. — На кой ее сюда взяли, к бабке надо было забросить. Не читать же после скрипки „Муху-цекотуху“. И ту до конца не выучила».
Светка в пять лет ни одной буквы не знала. Любимое занятие было залазить куда повыше — на шкаф, вешалку — и прыгать зверем на спину зазевавшимся домочадцам. Тещу до истерики доводит. Или на двери катается, пока под задницу не получит. У Сутункиных в детской был спортивный уголок с канатом, по нему Светка то и дело обезьяной взмывала под потолок. Слезет, банан с тарелки цапанет и с фруктом в зубах наверх. Костя визжал от восторга, снимая эти джунгли на видео. Светка ошкуривала банан прямо на верхотуре. Канат ногами обхватит, одной рукой в него вцепится, а другой и зубами банан в секунду, только шкурки в камеру летят, распотрошит. Маугли, а из умственных достижений показать нечего.
— У нас Вика такая впечатлительная, — сказала после скрипичного концерта мама-Сутункина. — Как-то смотрю, она плачет перед телевизором, там собаку машиной раздавило.
— Ха! — подскочил Гена и позвал дочь на сцену.
Раздался грохот, Светка спрыгнула с каната и с довольной рожицей нарисовалась у стола — зачем звали? ? Все примолкли в ожидании следующего номера. Папа-Гена засосал пол, набрал полную грудь воздуха и забасил народную трагедию:
Светкина мордашка, на которой до сей поры было написано блаженство от каната и бананов, начала плаксиво сжиматься.
Папа-Гена, для усиления эффекта, повернулся к дочери спиной, продолжая живописать в стену жуткую картину:
На «застрелился» из Светкиных глаз фонтаном брызнули слезы.
Она, загипнотизированная ужасом песни, вкопано стояла перед столом, по щечкам бежали горькие ручьи. А Гена ревел, описывая «горе-горькое»:
На «закопать» Светка заревела в голос. Она стояла как старушка, сгорбившись, ручонки висели плетьми, и навзрыд оплакивала кончину «буйного стрелка».
Зрители покатывались от смеха. Толик, размахивая руками «ой! не могу!», зачерпнул рукавом полтарелки холодца и плеснул на декольтированную часть супруги. Сутункина то и дело пищала: «Ай! девочки! обмочусь! Ай! обмочусь!» Костя рыготал, распахнув рот на полстола, забыв про видеосъемки.
Довела Светка взрослых до смехоэкстаза. Но как только папа-Гена перестал петь, слезы мигом высохли, Светка пошмыгала носом и, получив кусок ананаса, как ни в чем ни бывало убежала.
— Вот это номер! — вскочил Костя. — А если я? Он ринулся в детскую, рявкнул во все горло:
Горе-горькое по свету шлялося…
И по новой:
Горе-горькое…
После чего вернулся, руки трясутся в нетерпении:
— Слова напишите, не знаю.
Накатали слова. Костя с ними скрылся в детской, душераздирающе заревел по бумажке.
Зрители сидели с напряженными ушами: заплачет — не заплачет?
Почти как на стадионе: забьют или нет?
Забили. Светкин пронзительный рев раздался под потолком.
— Во шапито! — влетел восхищенный Костя. — Блеск Светка!
— А як же! — гордо сказал папа-Гена.
— Надо заснять! — схватил Костя камеру.
На съемки пошли все. Светке дали банан. Она трескала, ничего не подозревая. Папа-Гена с удовольствием завыл:
Средь высоких хлебов затерялося…
Первый «блин» не удался — кассета закончилась на самом интересном, когда Светка заплакала, месте. ? Второй дубль оператор, просмотрев, забраковал, решил: в кадре должны быть вместе и поющий, и ревущий. А то непонятно, что к чему.
— Все, снято! — наконец крикнул он. Одним словом, весело гульнули. Костя позвонил Гене через пару дней:
— Я сейчас показал цирк со Светкой корешам, они не верят: не косячь, говорят, ее за кадром щипали. У меня в некоторых местах коряво снято, до пояса брал. Так что хватай Светку и приезжай.
— Поздно, — сказал Гена, — Светку спать укладываем.
— Плачу сто баксов! — горячо убеждал Костя. — Сразу!
Гена поколебался немного и схватил Светку в охапку. Такие деньги на дороге не валяются.
У Кости тоже. Он поспорил с дружками на 200 долларов, что Светка завоет от «горя-горького».
И Светка дядю Костю не подвела. На первых словах песни заревела в три ручья!..