Горечь

Лида попросила меня приехать в редакцию и сразу стала вынимать из своей папки и показывать некоторые письма, но поговорить хотела о том, которое продемонстрировала напоследок.

— Вы говорили, Юра, — сказала она, — что едете в командировку в Уральск. Там в школах выступать будете. Оттуда как раз пришло к нам письмо тоже со страшными угрозами. Вот поглядите.

Я поглядел: обыкновенный конверт, слева изображена улица Разина в Москве (сейчас снова Варварка), боярский домик, из-за него гостиница «Россия» выглядывает; машины на ней все радиаторами в одну сторону — недавно там одностороннее движение ввели. Лида вынула из конверта листок в клетку, на котором наискосок написано: «Не напИчатали гады. Ждите рОсплаты! Чёрный Бен».

И она стала говорить, что первым делом хотела выбросить письмо в мусорную корзину, но потом подумала: а что же всё-таки мы «не напИчатали» — из-за чего впали в такую немилость у грозного Чёрного Бена? Что он нам посылал? И когда?.. Впрочем, погодите, Юра…

Она разыскала в своей папке более раннее письмо, тоже из Уральска, с таким точно штемпелем, на котором название города написано по-казахски: «ОрАл». Конверт заметно толще — в него вложено два… нет, три листка. Обратного адреса нет, а подпись довольно странная — «Гело». Что это — имя, фамилия, кличка?.. Посмотрите сами, Юра.

Я пробежал глазами написанное и сначала почти ничего не разобрал, кроме рекордного числа ошибок. По привычке хотел поворчать насчёт жуткой невежественности нашего народонаселения, давно охваченного стопроцентной «грамотностью», но Лида, угадав моё намерение, попросила прочитать внимательней и сказать своё мнение. Я подчинился, и постепенно, сквозь частокол изуродованных глаголов и покалеченных прилагательных, не говоря уж об истерзанных наречиях, до меня стало доходить содержание.

Это был вроде бы рассказ с двумя главными героями: он — Гело, она — Янат, о которых сразу же становилось известно, что он высокий и сильный, а она очень красивая. Сначала я подумал, действие происходит где-нибудь на Марсе или Альдебаране, который, кажется, раз в сто ярче и жарче Солнца, однако ничего подобного: всё случилось у нас на Земле. Впрочем, кто знает — может, на других планетах и даже на звёздах тоже сидят за одной партой Янат и Гело, дружат между собой, ходят вместе из школы, хотя некоторые дураки их дразнят. (Насчёт дураков сказал не я — так написано у автора.) И взрослые тоже придираются, глупости всякие говорят… Хуже маленьких… Но Гело никого из них не боялся и не слушал. И однажды совершил такое!.. Всем доказал!

А произошло вот что. Уже первые морозы ударили, но снега всё не было. Как-то после уроков ребята решили на реку Урал сходить — посмотреть, замёрзла или нет. Наверно, уже каток самый настоящий… Ну и пошли. По проспекту Ленина, там памятник Мише Гаврилову — может, вы знаете: он во время гражданской войны пакет очень важный у белого офицера добыл и красным доставил. Потом влево свернули — где раньше настоящая казачья станица была, а после и к реке вышли. Ветер тут вовсю гуляет, а пахнет, можете не верить, жареными пирожками, хотя их с лета не продавали…

В общем, дальше можно было уже догадаться: ребята, конечно, подошли к самому берегу, кто-то прыгнул на лёд, за ним другие. И Янат тоже. Но лёд вдруг треснул, и она провалилась в воду!..

«Все застыли в ужасТном страхе», — так написано у автора. Девочка уже стала уходить под лёд, течение у них в Урале «жуДкое»… Но никто не двигался. И тут Гело бросился ей на помощь! Под ним обвалилась ледяная кромка, он тоже оказался в воде, однако успел ухватить Янат за пальто и стал тянуть к берегу. Лёд всё обламывался и обламывался, и никто из ребят не мог помочь. Гело крикнул: пускай найдут палку или сломают ветку карагачА и протянут ему… Только скорей, скорей!.. Ну же!..

Ребята всё-таки их вытащили. Да он и сам бы, наверное, выбрался, не верите? У Янат после этого насморк был, зато другие болезни как рукой сняло! А ему, Гело, — хоть бы хны! Даже из носа не потекло!.. Его хотели потом наградить медалью «За отвагу», но у них в городе такой не нашлось, а медаль «За спасение на воде» тоже не подвезли — да ему и не надо. Как-нибудь в другой раз…

Вот, в основном, и всё.

— Ну, и что? — спросила Лида. — При всех преувеличениях со стороны автора ясно, что мальчик совершил хороший поступок и обижен, что на это не обратили внимания. А вы как думаете, Юра?

Я вспомнил, как лет десять назад сделал что-то похожее — только не зимой, а летом, и не на реке Урале, а на Оке: вытащил на берег девочку, не то захлебнувшуюся, не то попавшую в водоворот. Но о медалях я как-то не думал — наверное потому, что был старше этого Гело раза в четыре, да и немного знал уже, как, по большей части, достаются поощрения и награды. Но Лиде об этом говорить не стал, а сказал, что ладно: постараюсь, когда буду в Уральске, узнать, если удастся, в какой школе произошло событие и кто скрывается под именами Гело и Чёрный Бен…

Город Уральск до Пугачёвского бунта был казачьей станицей и назывался Яицкий Городок, а здешняя река — Яик. Но после бунта Екатерина II решила уничтожить всё, что напоминало о нём, и повелела сам городок, и реку, и яицких казаков… нет, не уничтожить и даже не изгнать навеки — как, например, в советское время храм Христа Спасителя в Москве, или чеченцев с их земли, а переименовать и называть их всех отныне от слова «Урал». Городу было уже триста пятьдесят лет и столько же — красно-каменному собору с голубыми главами, что стоял недалеко от центра, по соседству с кинотеатром, и внутри был похож на огромный коридор коммунальной квартиры (как у нас с Риммой на Лубянке), только вместо сундуков, корыт, лоханей и велосипедов полы и стены были загромождены чучелами птиц и зверей, гербариями, коллекциями насекомых, книжными томами и фотографиями. Здесь находился краевой музей, где представлялась возможность узнать многое, но только не информацию о том, кто такой Гело и в какой школе он сидит на одной парте с Янат. И так же я не мог там, к сожалению, узнать, где в их городе находилось реальное училище, в котором в самом начале XX века учился мой отец. Следа не осталось…

Поиски Гело тоже мало обещали оказаться успешными. С чего же начинать? Прогуливаясь по улицам, вытянутым с юга на север и с востока на запад под прямым углом друг к другу, и свернув с улицы Фурманова на проспект Ленина, о котором упоминал в своём сочинении Гело, я увидел вывеску «Почтовое отделение № 3» и решил туда зайти: этот номер почты стоял на конверте письма, которое я взял у Лиды. Но что я смогу там выяснить: какие школы находятся вблизи от него? Правильно. Не ходил ведь Гело на дальний конец города, чтобы послать своё письмо в редакцию? Но, с другой стороны, он мог жить совсем не в этом районе, а учиться где-то здесь. Или, наоборот, жить поблизости, а учиться в ином месте?.. Голова у меня немного шла кругом — в детективы я определённо не годился.

На почте удалось лишь узнать, что туда приходят письма для трёх школ. Ну и что? Попробуйте разыскать в них одного «Гело»! То есть «Чёрного Бена»… Нет, всё-таки «Гело»… А на самом деле как? Иванов? Петров? Нурбаев?

В сочинении, которое написал Гело, было упоминание о памятнике Мише Гаврилову, о том, что ребята проходили мимо него к реке. Может, и мне пройти туда же? И начать «плясать» от реки, как от печки?..

Я шёл по старой части города, по неширокому тротуару, отделённому от проезжей части глубоченной канавой, мимо низеньких деревянных домов в один-два этажа. Один из домов, неизвестно почему, был весь облеплен голубями — словно какая-нибудь выставленная на продажу крымская шкатулка ракушками, и казалось, весь он сложен из голубого камня. А вон на том, посеревшем, в тёмных заплатах домишке сразу несколько мемориальных досок: под его крышей останавливался Пушкин, когда собирал материалы для «Истории Пугачёвского бунта»; бывали тут Лев Толстой, Короленко, Владимир Даль… В общем, не только я сюда заглядывал. Хотя, признАюсь, мемориальные места меня никогда не интересовали. Быть может, потому, что на протяжении всей жизни — и в детстве, и потом, в роли туриста, я подвергался изощрённому насилию воспитателей и экскурсоводов, настойчиво водивших меня по домам, комнатам и шалашам, где ступали ноги Ленина, Сталина, а также многих других разными делами прославленных персон. Никаких чувств, помнится, я по большей части не испытывал, кроме скуки и усталости…