Страница 112 из 132
Перед городскими воротами их встретил полковой есаул с казаками и вежливо, но твердо спросил:
— Кто будете и куда едете?
Адам Кисель, пытаясь выразить на своем круглом лице радость от встречи с казаками, показал есаулу грамоту и льстиво молвил:
— Как бог милует полковника, пана Кривоноса? Прошу передать ему мои добрые пожелания.
Но его сладкий голос не вызвал у есаула в ответ сладкой улыбки. Есаул все так же сдержанно сказал:
— Благодарю, пане сенатор, ваши пожелания передам, но пан полковник наказал, пока не дадите своих заложников, в город вас не впускать.
— То есть как — заложников? — растерялся Кисель. — Казаки не доверяют?
— Панам-ляхам, пане сенатор, — подсказал казак из есауловой команды.
— Но ведь я...
— Ихний!
— Панове казаки, — повысил голос есаул, и они замолчали. — Что должен я передать пану полковнику?
— Мы тоже будем требовать заложников. Если нас так будут встречать, не исключены эксцессы и похуже.
— Вы тоже получите от нас заложников на все время пребывания вашего на Украине.
— Панове послы, прошу ко мне в карету!
Есаул с казаками отъехал на несколько шагов, но совещание послов длилось недолго. Сенатор Кисель высунулся из окошка кареты и с деланным оживлением крикнул:
— Согласны, панове, присылайте своих заложников.
— Со мною сначала поедут ваши, вашмость, заложники, а когда прибудут наши, тогда вам можно будет остановиться в предместье.
— Но это уже диктат! Панове послы, прошу ко мне в карету!
На этот раз послы только сунули головы в окошки, и Кисель сразу же заявил:
— Хорошо. Ради такой приятной встречи мы решили не придерживаться дипломатического этикета. С вами поедет десять шляхтичей. У вас, к сожалению, дворян нет, в таком случае просим прислать в заложники именитых казаков!
Когда казаки с заложниками отъехали. Адам Кисель, успевший уже взвесить все обстоятельства, сказал взволнованно:
— Мне это не нравится, панове.
— Однако есаул хотя и не дворянин, а вел себя вполне учтиво, — удивленно сказал Обухович.
— Панове, — вдруг крикнул Сельский, замигав своими глазками, — вы поторопились послать заложников! Если Кривонос испугался наших трех десятков драгун, значит, у него здесь казаков еще меньше. Ведь мы могли бы его захватить живьем! Или так, может быть, удобнее для пана Киселя? — уже ехидно закончил он. — Но...
— Но, — бесцеремонно перебил его Кисель, — пан Сельский забыл, для чего он сюда послан. А если вам охота воевать, надо было в войско ехать.
Сельский искал любого повода, чтобы не идти в войско, а потому съежился, как побитый пес, и умолк.
Тот же есаул привел своих заложников и разрешил открыть ворота. Кисель нетерпеливо поглядывал в окошко кареты: он все еще надеялся, что послов радушно встретит Кривонос со своими старшинами, но ни Кривоноса, ни его старшин не было, а вместо этого он увидел на улицах множество казаков.
— Вот тебе и «меньше», пане Сельский! — со злостью произнес он, хотя Сельский и не мог его услышать, так как ехал с остальными дворянами сзади в рыдване.
Обухович был прав, когда говорил, что они в несчастливый день выехали из Варшавы. То, что произошло этой ночью, могло стоить жизни не только трем драгунам, но и всему посольству. Накануне вечером Кисель послал к Кривоносу своего секретаря нанести от его имени визит, а главная цель тут была — намекнуть Кривоносу, что пан Кисель может принять его еще сегодня. Но секретаря принял не Кривонос, а полковой есаул. Он учтиво поблагодарил пана секретаря за приветствие и тоже дал понять, что у пана полковника не будет свободного времени, чтобы лично принять послов. Этого Кисель уж никак не ожидал. В сердцах он даже пригрозил отправить обратно посла Сельского, который начал вопить, что зарубит презренного хлопа, и потом не мог уснуть до поздней ночи. А когда пропели уже третьи петухи, Кисель вдруг услышал стрельбу. Вслед за тем в комнату вбежал стоявший на часах драгун.
— Пане сенатор, наши! — закричал он, захлебываясь от радости.
— Пан с ума сошел! — вскочил Кисель. — Какие наши?
— Ну, то есть польское войско, ваша милость. Приступом берут ворота. Прикажите нам отсюда ударить!
— Приказываю всех собрать сюда!
— Но они уже сами...
Стрельба усиливалась. В городе казаки уже все были на ногах. Группы казаков одна за другой вскачь неслись к воротам. Вдруг один отряд остановился перед домом, занятым послами. Сотник крикнул:
— Всех арестовать! Нам о посольстве толкуют, а сами приводят войско!
— Я протестую! — закричал Кисель. — Никакого войска в Польше сейчас нет.
— А где твои драгуны, пане Кисель? Почему они валяются у ворот?!
— Тащи его на перекладину! — раздавались возгласы среди казаков.
— Держать всех в доме под арестом! — еще раз подтвердил сотник и, оставив часть казаков, поскакал с остальными к городским воротам, где стрельба уже утихала. Несколько казаков встало под окнами. Это было своевременно, так как к дому сбегались уже горожане с топорами, дубинками; они угрожающе кричали:
— Где они? Давай их сюда!..
— Мы им покажем, как хитростью воевать!
— Не дорезали вас по поместьям, здесь дорежем!
Казаки охотно помогли бы в этом горожанам, но они были на часах, терпеливо принимали брань и даже тумаки, а до послов никого не допустили.
Только утром выяснилось, что на Острог набежал небольшой отряд навербованной шляхты, который вел ротмистр Сокол. О пребывании послов в городе он ничего не знал, а послам не было известно о существовании такого отряда. Трое драгун, самочинно ввязавшихся в бой, остались лежать зарубленные, а остальные всю ночь прятались по хлевам и собрались только утром. Однако Кривонос прислал есаула посоветовать послам не раздражать своим присутствием горожан, за которых он поручиться не может.
Адам Кисель и остальные послы, после пережитого страха и на радостях, что остались живы, выполняли теперь приказы Кривоноса ревностнее, чем приказы самого короля.
Когда кареты были уже готовы к отъезду, к ним подскакал гонец с письмом от гетмана Хмельницкого. Адам Кисель прочитал раз и другой, но все никак не мог поверить глазам: его сам гетман просит быть заступником! Он дал прочитать письмо послам.
— Вы что-нибудь понимаете, панове?
— Мне все стало понятно, — заявил Сельский. — Да здравствуют рейментари! Хмельницкий дознался, что рейментари уже собирают ополчение, а этой ночью мы сами в этом убедились, и сразу, как собака, завилял хвостом. Теперь нам нечего с ним разговаривать!
— Нет, панове, мы должны выполнить решение сейма. — Кисель уже ясно представлял, как он будет диктовать Хмельницкому условия и как потом бросит этот договор в лицо Вишневецкому, Конецпольскому, Сельскому. — Немедленно же ехать!
Но гонец, заметив эту суету, холодно сказал:
— Паны послы могут не торопиться. Когда и куда выехать — вам будет сказано! Имею еще поручение от полковника Романенко и сотника Тымоша Хмельницкого передать, что они с полком прибудут в Гощу, в маетность пана воеводы, еще на этой неделе.
— А это зачем? — удивился Кисель.
— Оберегать маетность вашей милости от грабежа. Такова воля пана гетмана.
Кисель растерянно уставился на своих послов.
— Слышали, панове? Пан Сельский, пожалуй, прав.
И верно, через неделю в Гощу прибыл полк казаков. Кисель своими глазами читал письмо, написанное полковником Романенко и сотником Тымошем Хмельницким попу. Привез письмо Киселю дворецкий, которого полковник поставил снова приглядывать за замком, а в письме значилось:
«А ты разберись, поп, кто старший — пан воевода или твои панки сельские, которые тебя не защитят от нас. А твое дело за церковью глядеть, а не за рыбаков стоять и охрану нашу баламутить. Ведает пан воевода, что чинит, а мы то же с ним в согласии приказываем. Так-то, отче, молчи и ни гугу. На сей раз прощаем, если то же еще услышим, не сидеть тебе дома».
Письмо и впрямь было подписано полковником Романенко и сотником Тымошем Хмельницким.