Риэго

Снова завязалась жестокая борьба коренного населения с завоевателем. И вновь во все концы разнеслась молва о мужестве свободолюбивых жителей Иберии, о сопротивлении города Нумансии в 134 году до нашей эры.

Вся иберийская земля дрожала от тяжелой поступи римских легионов. Но нумансийцы не открыли перед ними ворот. Дрались все, кто способен был носить оружие: старики сбрасывали камни на головы осаждавших, женщины ослепляли их кипящей смолой.

Когда же в римский стан прибыл Сципион, будущий покоритель Карфагена, и город был обложен сплошным кольцом, сила сопротивления стала падать. Изнемогающий от голода, пораженный мором, город прибег, подобно Сагунту, к массовому самоубийству.

Сагунт и Нумансия — кровавые зарницы неукротимой ярости сопротивления испанского народа. Их полыхание бросает свет на всю последующую историю испанцев. От них тянутся нити к XIX и XX векам, к Сарагосе и Мадриду…

Иберия стала богатейшей провинций Римской империи. На форумах городов плодородной Бетики (Андалузии) подвизались местные поэты и ученые. Оба Сенеки, географ Мела, целая плеяда латинских поэтов, многие римские императоры были уроженцами Испании.

Но вот пришли исторические сроки, пало мировое могущество Рима. В 409 году нашей эры через Пиренеи на полуостров устремляются варварские германские племена: вандалы, аланы, свевы. Второй волной движутся вестготы. Они разрушают древнеримскую цивилизацию, ввергают страну в анархию. Теперь Испания представляет собой мозаику из мелких вестготских королевств и княжеств, раздираемых феодальными распрями. Примечательным событием этого времени было принятие христианства вестготскими королями и их подданными.

Недолго тянулся и вестготский период испанской истории. К началу VIII столетия страна стояла на пороге новых испытаний.

По северному берегу Африки двигались орды смуглолицых конников в бурнусах, храбрых, но жадных до грабежа воинов. Старинные испанские летописи красочно повествуют о том, как вестготские удельные князьки в пылу междоусобных раздоров сами накликали беду на свою землю, призвав арабов к себе на помощь против врагов-единоверцев.

Как смерч, ворвались берберийские всадники на полуостров весной 711 года. В семидневной кровавой сече у Хереса-де-ла-Фронтера полег весь цвет вестготского воинства. Белые арабские скакуны полетели на крыльях победы на север, одолели перевалы Сьерры-Морены, растеклись лавиной по плоскогорью. Завоеватели вышли к Леванту, пронесли зеленое знамя пророка до Кантабрийских гор.

В несколько лет Испания подпала под власть мусульман. Только в труднодоступных горных теснинах Астурии горстке христианских князей удалось отстоять свою независимость. Сюда стали стекаться все, кто не желал идти под власть нового завоевателя.

Началось восьмивековое господство мавров[5] в Испании.

Арабы поселились в испанских долинах и горах, оросили бесплодные земли, возвели новые города, украсили их дворцами непревзойденной красоты.

Мавры переняли духовное наследие Афин и Рима. Они углубились в тайны неба, науку чисел, алхимию, в законы жизни человеческого тела. Им открылась сокровенная гармония музыки, поэзии, танца.

К тысячному году нашей эры Кордовский халифат был светильником культуры для всей Западной Европы. Кордова с ее миллионным населением вмещала десять тысяч дворцов, мечетей, бань, школ. Ее библиотека насчитывала шестьсот тысяч рукописей. Кордова влекла к себе людей так, как за тысячу лет до того притягивал Рим.

Однако сколь широко ни раскинуло свои ветви древо мавританской государственности, корни его были слабы. Кончились завоевания, прекратился приток добычи — и начало хиреть гордое царство.

Укрывшиеся в астурийских горах потомки христианских владетелей Испанки постепенно отвоевывали потерянные их предками земли. Проходили века. Бургос и Сарагоса, потом Толедо и Валенсия, затем Севилья и Кордова сменили полумесяцы своих минаретов на кресты, эмиров халифа — на епископов и губернаторов. Выросли два королевства — Кастилия с Леоном и Арагон, охватившие почти весь полуостров. В течение двухсот лет им еще противостоял арабский островок — Гранадский эмират. К началу XV века пал и он. Арабы были изгнаны из Испании.

Вехой на историческом пути испанцев стал 1492 год.

В этом году генуэзец Христофор Колумб, как начертано на его гербе, «дал Кастилии и Леону новый мир» — американский континент. Маленькая, захолустная Испания стала первой державой мира.

Королева Испании Изабелла, расплачиваясь с церковью за помощь в борьбе с дворянами и городами, незадолго до того, в 1480 году, подписала высочайшее повеление о введении в ее владениях инквизиции.

Глава инквизиции Торквемада зажигает первые костры. В течение двух лет сжигают двадцать тысяч католиков-«еретиков», мусульман, евреев. Обнародован эдикт о доносительстве. Под угрозой отлучения от церкви все верующие обязаны доносить Святому присутствию[6] на своих родных и друзей, как только они заметят отсутствие в тех должного рвения в делах веры.

В подземных темницах инквизиторы пытают, истязают, полосуют, рвут на части тела своих жертв, заподозренных в религиозном свободомыслии. В церквах, в тиши исповедален, подавленные видением вечных мук, рисуемых духовными пастырями, женщины шепчут омертвелыми губами доносы на мужей, братьев, отцов. В пятнадцати городах заседают трибуналы инквизиции. Они жгут богопротивные книги, жгут тысячи и тысячи вероотступников.

На испанский трон в 1516 году восходит Карл I.

Ограбление недавно открытых земель далекой Америки достигает теперь апогея. Из-за моря, из Мексики и Перу, в королевскую казну, в дворянские карманы широкой струей течет золото, обагренное кровью индейцев. Литые из драгоценного металла пучеглазые ацтекские уродцы-идолы, тончайшие дворцовые украшения инков, наспех сплющенные молотками в увесистые бесформенные куски, плывут в трюмах каравелл в Севилью. Навстречу этим кораблям несутся другие, битком набитые головорезами, идущими воевать индейские земли, добывать себе богатство, «обращать в веру» краснокожих.

Монетный двор без устали чеканит дублоны. Карл богат. И в голове коронованного фантазера роятся проекты, один другого смелее и сумасброднее: золотым рычагом он опрокинет европейские троны, станет властелином мира.

А тем временем народ задыхается под гнетом фанатической монархии. Полноценным испанцем почитается только королевский солдат да еще конквистадор — подвизающийся в Новом Свете завоеватель.

Пахать землю, трудиться за верстаком, торговать — это унизительно, почти что зазорно. В глазах не только дворян, но и горожан такие занятия достойны лишь мавров, евреев и скрытых еретиков, тайных сторонников Лютера, что прячутся от инквизиции по городам королевства. Испанец, верный сын католической родины, должен найти богатство и уважение сограждан на острие своей шпаги.

Как вывезенная из тропиков птица, дрожит, не может согреться укутанный в меха горбоносый старый король Филипп II. Уже долгие годы безвыездно пребывает в Эскориале преемник Карла I. Дворец этот — самое бездушное, мрачное творение, когда-либо созданное рукою зодчего. В промозглую сырость бесчисленных зал не проникают ни звуки жизни, ни луч солнца. В каменной громаде Эскориала чувствуешь себя погребенным, хоть и бьется еще сердце и дышит грудь. Здесь король предвкушает обещанное ему святыми отцами загробное блаженство.

Филипп замыслил довершить земные дела свои великим подвигом. Снаряжен невиданный дотоле флот — армада в 160 кораблей при 2 600 пушках. Флоту приказано подойти к Англии, высадить десант в 30 тысяч солдат, захватить Лондон.

Когда осенью 1588 года в испанские гавани вернулись жалкие остатки растрепанной бурями и разгромленной англичанами «Непобедимой армады», то Филипп, как рассказывает летописец, принял страшную весть внешне спокойно: ни один мускул не дрогнул на его каменном лице.

5

Так испанцы называли завоевателей — арабов и берберов.

6

Так называлась инквизиция,