Без права на покой (сборник рассказов о милиции)

У дежурного ему велели посидеть. С билетом куда-то ушли. Он сперва не мог понять: чего к нему прицепи­лись?... Продавал билет? Что, собственно, особенного в этом? Человеку так пришлось, что ехать самому не удалось. Сдавать через кассу? Хлопот на полдня. И ему выходить на работу во вторую... Ну-у, крючки-законники!..

Чем дольше длилось ожидание, тем настойчивее кучились его мысли: неужели Семен подсунул нечистое дело? И все же не мирился с этими предположениями — Чабан предупредил бы!..

И милиционеры в форме, и приевшийся ему запах казенных коридоров, и зарешеченные окна — все напоми­нало недавнее прошлое, и сердце дрогнуло, защемило, когда его повели на второй этаж.

Лейтенант Бардышев пристально рассматривал Фим- ку. Лупой прижимал билет. Бородка, как говорят, в три волоска. Заметный шрам на щеке. И испытывал острую радость: нашелся!.. Старуха точно описала своего благо­детеля.

— 

Мера пресечения... Вам этот термин знаком? — спросил наугад.

Фимка встрепенулся, как заяц, схваченный за уши:

—  

Какая мера? Шуткуете, начальник!

—  

Ясно! Термин вам известен... Где покупали билет?

—  

Не я покупал... человек один. Ехать не может. Попросил вот.

—  

Фамилия? Где живет?

—  

А в чем, собственно, дело? Нельзя продавать билет, если отпала нужда в нем?

—  

Так у нас не пойдет! — Бардышев потребовал документы. Медленно прочитывал каждую страничку новенького Фимкиного паспорта. А Фимка все еще надеялся, что вышло недоразумение. С обидой вспоминал Семена: «Вот почему Чабан не посылал Томку! Оберегал от ментов!».

— 

За что были осуждены?.. Так, попытка грабить — ответ понятен. Освобождены досрочно? Проверим, Солуянов!... Так кто послал с билетом на вокзал?

—     

Что вы заладили: билет, билет, билет. В чем моя вина? — Фимка сердился на себя: зачем связался с этим Чабаном?! Всегда с ним наколешься!..

—   

Придется побыть у нас, покамест вспомните хозяина билета.

—  

А если не вспомню?

—   

Будете отвечать за мошенничество по закону! А это — опять баланда и срок! — Бардышев не верил Фимке. И чем-то нравился ему этот взъерошенный парень: Рабочие руки у него: пальцы в ссадинах, ногти облома­ны — такими тонкой кисточкой владеть трудно в мастер­ской фальшивобилетчиков!..

Оставив Фимку в комнате, Бардышев пошел к Жукову посоветоваться.

Фимка окончательно уверовался: дело нечистое! В новом свете обрисовались просьбы Чабана, сбор билетов Томкой в поезде, шикарный стол в кафе «Чайка». Тоска охватила Фимку: и на волю толком не посмотрел!.. Опять укрывать Семена. Ведь они в интернате дали слово: друг друга не выдавать

ни при каких обстоятельствах!.. А зацепят Семена — выплывет киоск на Полевой... И протестовало все существо Фимки: как мог Чабан подсунуть такую свинью?! Он ведь знал, что с билетами можно погореть, — не предупредил. Предал! Предал, как тварь последняя!..

Жуков не стал скрывать от Фимки суть дела:

—   

Кем-то открыта подпольная мастерская по подделке железнодорожных билетов. Такие билеты вам всучили дважды. Первый раз вы продали негодный билет ста­рушке. Со вторым вас взяли сегодня. Я допускаю, что вы не знали об этом. Так кто же использует вас в своих преступных целях? — Евгений Васильевич терпеливо ждал ответа.

Молчал Фимка. «Эх, Чабан!.. Веру мою порушил! Пойти б сейчас же да набить рожу!..» Фимку отправили в КПЗ. Билет его приобщили к делу.

Не заметили дружинники, уводившие Фимку из кассового зала, девушку в светлом плаще. Она проводила их тревожными глазами. «Сгорели!» — решила Тамара. Припомнилось, как было, когда Фимка продал билет старухе. Она помчалась тогда в «Чайку», встретилась с Семеном. Он посчитал, что Фимка переслал вырученные деньги. Тамара рассказала ему про лейтенанта.

—  

Подошел он к старухе, а у меня живот повело!.. Влипли! Слушай, Семен, а не валяет дурака твоя Клава?..

Прошлый раз место занятым оказалось. Теперь сунула вагон без места. Как это понимать?.. Может, она на милицию работает?..

—   

Не психуй, Томка! — Семен огляделся, заученно поулыбался. — Милиции положено охранять стареньких пассажиров. А ты уж подумала!.. Лечиться тебе приста­ло... И на Клаву не вали!..

И вот новый «прокол». Она взяла такси — ив мастер­скую к Семену. Ее обуял страх: Фимка расколется! Нужно заметать следы. Теперь и Семен трухнул: настроение Фимки ему сразу не поглянулось. Он и сам понимал: зарвались!...

—  

Пойду к Знакомому! — сказал он Тамаре. — Тебе лучше всего смыться. На квартиру не показывайся.

—  

У меня там все — вещи, деньги, документы! — Тамара комкала поясок платья под распахнутым пла­щом. — По-твоему, бросить?

Семен презрительно косил на нее глаза:

—  

Не ходи!.. У тебя уже засада милиции, дура!.. Встретимся в магазине «Самара», в колбасном отделе. Иди на набережную Волги, а через два часа — в ЦУМ, как штык!.. — Он оглядел мастерскую в раздумье. — Зря, наверное, доверились Фимке! Колония подломала его. Зарвались! Выход один — рвать когти!.. Но и мне нельзя показываться домой, если Фимка «пополз»...

Они разошлись. В смятении. В панике. С надеждой на Знакомого.

На очередном допросе Фимка отмалчивался. Он обреченно думал: «Все, Ефим

Сидорович, гуляй снова на Север!». Им владело одно желание: встретить Чабана и рассчитаться! За подлость. За предательство...

Жуков и Бардышев поглядывали на календарь: через сутки нужно брать санкцию прокурора на арест Солуянова.

—  

Давайте рассуждать житейски, Владимир Льво­вич, — говорил Жуков. — Теперь мы знаем: Солуянов одинок. Как это он ловко сказал?.. «Я сам себе возок — куда хочу, туда и качу!». Бардышев думал: «Почему не отвечает Фимка? Чувство товарищества? Боязнь мести?.. Его подставили как вернувшегося из ИТК, можно считать, подбросили, как для приманки...»

—              

Едет мужик из колонии. Ни близких, ни родных. Квартира занята. Куда податься с вокзала? — Жуков думал вслух. — Дело к ночи. Допустим, к соседке. Но, как вы выяснили, у соседки он не ночевал. Зачем переоде­вался?.. Где-то нельзя было появляться в серой одежде. Где?.. Кино?.. Театр? Учтем, что было это поздним вечером. Может, ресторан?.. А?

—  

С кем-то он встретился, — продолжил Барды­шев, — вернул соседке одежду в половине двенадцатого ночи. Пора закрытия ресторанов и кафе. С кем встре­тился?.. С лучшим дружком. Кто он?

И опять перед Бардышевым Фимка. Лицо осунулось. Шрам на щеке четко обрисовался. А в глазах — злое напряжение.

—  

Вы приехали вечером. У кого ночевали?

—  

Нашел место. Сказал вам: своих не продаю!

— 

А они вас — прямым путем в тюрьму!.. Не упрямьтесь!.. Не надоело скрывать?.. Вы оказываетесь преступником. В первый раз скрыли дружка. Не он ли вновь вмешался в вашу судьбу?..

—  

Выдавать не учен! — устало отозвался Фимка. Он понял, что следователь уже знаком с его прежним делом.

В тот же день Бардышев наведался в школу-интернат, где учился Солуянов. Там помнили толкового, понятливого мальчишку. Замкнуто жил — понять можно: без материн­ской ласки!..

—  

С кем дружен был? — спросил Владимир Львович.

—  

С Гераськиным. Сенькой кликали. Чабан его кличка ребячья была-к. — Пожилая няня пожевала блеклые губы. — Намедни сторож наш видел его в городе. Иваныча он не признал. С обидой рассказывал мне: дескать, лощеный такой! Другой бы без всяких-яких обнял бы Иваныча,  чать, оберегал он его в интернате... А эн- тот —

шасть в ресторан!.. Будто и не видывал никогда — вот вам нонешняя молодежь!

Бардышеву явно везло. Вернулся он в отдел, и тут звонок. Знакомый участковый.