Страница 11 из 22
Однако позже, прошептав: «Да, я была сумасшедшая», Анжелика порой предавалась мечтам и вспоминала те времена, когда подле знаменитого Каламбредена она властвовала над старыми укреплениями и мостами Парижа.
Именно Никола пришла в голову мысль «населить» преданными ему хулиганами и нищими развалины старой крепостной стены, некогда построенной Филиппом Августом и окружавшей средневековый Париж. За четыре века каменный пояс лопнул под натиском города; укрепления на правом берегу исчезли почти полностью, левобережные устояли, разрушенные, поросшие плющом, но испещренные воровскими норами и спасительными тайниками.
Чтобы завладеть ими, Никола – Каламбреден вел медленную осаду, тайную и упорную, стратегия которой с мастерством, достойным лучшего применения, была выработана его советником, Деревянным Задом. Прежде всего тут и там были расставлены женщины в лохмотьях, с целыми выводками завшивевших детей, которых стражи порядка не смогли бы изгнать, не всполошив целого квартала. Затем в дело включились нищие.
Старики и старухи, больные, слепые, довольствовавшиеся малым: дырой в стене и каплей воды, лестничной ступенькой, нишей, где некогда возвышалась статуя, и уголком пещеры.
Наконец бывшие солдаты со шпагами или начиненными ржавыми гвоздями мушкетонами силой заняли лучшие места: еще прочные донжоны и потерны с прекрасными просторными залами и подземельями. За пару часов они выставили оттуда семьи ремесленников и подмастерьев, рассчитывающих за небольшую цену обрести там кров. Будучи не в ладах с городскими властями, эти бедняки не отваживались жаловаться и бежали, радуясь, если им удавалось унести какую-нибудь мебель и не получить укол рапирой в живот.
Однако не всегда поспешные набеги заканчивались так просто. Среди собственников существовала категория так называемых строптивцев. Это были представители других банд, отказывавшиеся уступать насиженные места. Нередко вспыхивали страшные сражения с поножовщиной, а утром Сена выбрасывала на пляжи одетые в лохмотья трупы. Труднее всего оказалось занять Нельскую башню с галереями и бойницами, возведенную в месте впадения в Сену древних рвов. Но стоило людям Каламбредена обосноваться там, какое это было чудо! Настоящий замок!..
Каламбреден сделал ее своим логовом. Именно тогда другие главари нищих заметили, что новичок среди их «братии» прибрал к рукам весь квартал Университета, Сен-Мишель, Сен-Виктор и наконец оказался на берегу Сены, в подземельях Турнельского замка.
Избравшим для дуэлей Пре-о-Клерк студентам, мелким буржуа, любящим в выходной половить пескаря в старых рвах, прекрасным дамам, жаждущим навестить приятельниц в предместье Сен-Жермен или повидать своих исповедников в Валь-де-Грас, оставалось лишь держать наготове кошельки.
Тучи нищих вырастали перед ними, останавливали лошадей, блокировали кареты в тесных проемах ворот или на переброшенных через каналы мостах.
Чужаки – приехавшие в город крестьяне или путешественники вынуждены были платить вторую въездную пошлину страшным «шутникам», которые встречали их уже после того, как они въехали в Париж. Сделав укрепления еще более неприступными, чем во времена цепных мостов, люди Каламбредена восстановили старые укрепления Филиппа Августа.
Это был мастерский ход в королевстве нищих. Управлявший им хитрый и корыстный принц нищих, недоносок Ролен Коротышка, не стал вмешиваться. Каламбреден платил по-королевски. Любовь к точному бою, смелые решения, предложенные гением организации Деревянным Задом, с каждым днем делали его все могущественнее.
Вскоре после Нельской башни он занял и Новый мост, привилегированное место Парижа с толпой зевак с вечно открытым ртом. Срезать у них кошельки было детской забавой, так что виртуозы вроде Жактанса этим занятием брезговали.
Битва за Новый мост была жестокой. Она длилась несколько месяцев. Каламбреден победил, потому что его люди заняли уже все вокруг.
В привязанных к мостовым пролетам и сваям старых заброшенных барках он поставил своих нищих. Казалось, они спят, но это были самые бдительные стражи.
Прошло несколько дней. Странствуя по подземному Парижу в обществе Легконогого, Баркароля или Жанена, Анжелика понемногу вникла в сеть попрошайничества и грабежа, старательно созданную ее бывшим товарищем по детским играм.
– Ты хитрее, чем я думала, – как-то вечером сказала она Никола. – У тебя тут кое-что есть. – И она прикоснулась рукой к его лбу.
Такой жест, совершенно несвойственный ей, потряс бандита. Никола схватил ее и посадил к себе на колени:
– Ты поражена? Не могла предположить такого от деревенщины вроде меня? Но я никогда не был деревенщиной, никогда не хотел быть им… – Он с презрением сплюнул на пол.
Они сидели в главном зале под Нельской башней. Здесь собирались сообщники Никола и всякий сброд, пришедший выслужиться перед своим князьком.
Как всегда по вечерам, эти грязные, шумные калеки сновали под сводами зала среди невыносимой вони старого тряпья и вина, под детские вопли, звуки отрыжки, брань, стук оловянных бокалов.
Собравшимся предлагалось все самое лучшее, что могли сыскать представители воинства знаменитого прохвоста. Тот желал, чтобы в его владениях всегда были открытые бочки с вином и мясо на вертелах. Подобная щедрость укрощала самые горячие головы.
И верно, в дождливую и ветреную погоду, когда улицы пустынны, благородные господа пренебрегают театром, а буржуа – кабаком, что может быть лучше для горе-«весельчака», вернувшегося с пустыми руками, чем пойти к Каламбредену и набить себе брюхо.
Деревянный Зад восседал на столе, с высокомерием доверенного лица и угрюмым видом непризнанного философа. Его кум Баркароль кувыркался от одних к другим и играл на нервах картежников. Крысолов продавал свою дичь голодным старушонкам. Бросая насмешливые взгляды сквозь щель шляпы, Тибо Музыкант вертел ручку шарманки, а его маленький спутник Лино, мальчонка с ангельскими глазами, бил по тарелкам. Мамаша Юрлюрет и папаша Юрлюро пускались в пляс, и отблески огня отбрасывали на своды зала их причудливые тяжелые тени. По словам Баркароля, у этой парочки на двоих был один глаз и три зуба. Слепой папаша Юрлюро терзал некое подобие коробки с натянутыми на нее двумя струнами, которую он называл скрипкой. Его подруга, одноглазая, тучная, с торчащей из-под грязного тюрбана паклей буйных седых волос, стучала кастаньетами и вскидывала толстые отекшие ноги, обмотанные несколькими слоями чулок.
Баркароль говорил, что она, видать, прежде была испанкой. С тех времен остались только кастаньеты.
Здесь были и другие люди Каламбредена: вечно задыхающийся бывший гонец Легконогий, Табело Горбун, Жактанс Карманник, Трус – вор, вечно хнычущий и трусливый, что не мешало ему участвовать во всех кражах, – Красавчик, который был «котом», то есть сутенером. Он одевался по-королевски и однажды якобы обманул самого короля. Были здесь проститутки, пассивные, как скотина, и шумные, как гарпии. Шарлатаны случались редко – они предпочитали власть Родогона Цыгана. В ожидании нового места, где они снова станут обворовывать своих хозяев, приходили темные личности – лакеи, старающиеся сбыть краденое. Беспутные студенты, навсегда отмеченные порчей нищенства, в которое толкнула их бедность, заглядывали сюда, чтобы в обмен на мелкие услуги получить право сыграть с прохвостами в кости. Этих верховных помощников прозвали латинистами, они создавали законы принца нищих. Одним из них был Большой Мешок, который, переодевшись монахом, завлек Конана Беше в ловушку.
Днем наживающиеся на общественной жалости, уроды, слепцы, хромые и умирающие с наступлением темноты тоже занимали свое место в Нельской башне. Старые стены, видавшие роскошные оргии королевы Маргариты Бургундской и слыхавшие предсмертные хрипы умерщвленных после ночи любви юношей, завершали свою страшную карьеру, принимая у себя худшие отбросы творения. Ибо здесь были и настоящие больные, идиоты, полубезумцы, уроды, вроде украшенного странным наростом на лбу Гребня, вида которого Анжелика не могла выносить.