Страница 34 из 57
— Сиди! — велел он строго. — Мы должны ее дождаться!
И протянул мне большую плитку шоколада.
Все-таки он очень предусмотрительный, потому что при виде шоколада нахальный вопрос, что будет, если Наталья Ивановна вообще сегодня из дому не выйдет, застрял у меня на языке.
Я развернула упаковку, зашуршала фольгой, и в это время Шурик толкнул меня в бок:
— Смотри!
Из подъезда вышла высокая нескладная женщина. Я сразу поняла, что это именно она, та самая Наталья Ивановна, о которой нам говорила Варвара. Однако не зря Варвара вращается среди художников, пусть даже таких странных, — она очень точно описала свою знакомую. Женщина была какая-то неуклюжая, мужеподобная, одежда на ней казалась неподходящей по размеру, причем непонятно — то ли мала, то ли велика. Все в ней было некрасивым, неловким, несуразным — и тяжелая мужская походка, и длинные, болтающиеся руки, и сутулая спина. Единственное, что, пожалуй, можно было назвать красивым, — это волосы, темно-рыжие, густые, слегка вьющиеся. Но даже их Наталья Ивановна умудрилась испортить отвратительной стрижкой — не короткой и не длинной, открывающей большие, неприятно розовые уши.
— Она! — прошептала я, схватив Шурика за руку.
Он кивнул и повернул ключ в зажигании.
Наталья Ивановна, тяжело, по-солдатски печатая шаг, подошла к припаркованной неподалеку от подъезда машине — бежевым «Жигулям» первой модели, примерно таким же, как те, в которых сидели мы с Шуриком, — и открыла дверцу.
Я отломила кусок шоколада и торопливо запихнула его в рот, не сводя с нее глаз. Шоколад показался мне каким-то безвкусным, как будто я жевала кусок картона.
«Жигули» глухо рыкнули и сорвались с места.
Мы поехали следом.
Шурик сохранял довольно большую дистанцию, чтобы не попасться ей на глаза, и поэтому мы едва не потеряли бежевую машину из виду, когда она свернула в тихий переулок. Вернувшись к повороту, мы, к счастью, заметили «Жигули». Они стояли перед входом в продовольственный магазин.
Шурик притормозил, и мы увидели Наталью Ивановну. Все той же солдатской походкой она вышла из магазина, нагруженная несколькими тяжелыми сумками.
Бросив котомки на заднее сиденье, она снова села за руль и поехала дальше.
Шурик ехал следом за ней, стараясь держаться на две-три машины позади.
Бежевые «Жигули» выехали на Московский проспект, затем свернули на Седьмую Красноармейскую улицу. Здесь они остановились возле мрачного шестиэтажного дома из красного кирпича. Наталья Ивановна собрала все сумки с продуктами и вошла в подъезд.
Шурик припарковал машину за газетным киоском, чтобы ее не было видно от подъезда. Затем он взглянул на меня, строго приказал:
— Сиди! — и бросился вслед за нашим «объектом».
Через минуту он вернулся и снова сел за руль.
— Ну, что? — спросила я с понятным любопытством, хотя вряд ли он за такой короткий промежуток времени мог узнать что-нибудь действительно интересное и важное.
Шурик пожал плечами:
— Она поднялась на пятый этаж, больше я ничего не узнал.
— Как-то нерационально мы время проводим… — недовольно протянула я, ожидая, что Шурик рассердится и станет выговаривать, что у меня абсолютно нет терпения и так далее. Но он неожиданно согласился, порылся в карманах и показал мне маленький плоский кружочек с магнитной серединкой.
— Это микрофон, — сказал он, не дождавшись вопроса.
— Откуда это у тебя?
— От одного человека, — коротко ответил Шурик. — Я подумал, что нам могут понадобиться разные шпионские штучки…
— Как интересно… И когда же ты их добыл, ты же практически все время был со мной?..
Я задала этот вопрос совершенно машинально, но тут же почувствовала, как Шурик напрягся.
— Ну, я же ходил вчера в магазин за продуктами, вот и встретился с… со своим приятелем…
Я отметила неуверенность, с которой он произнес последнюю фразу, и тут же решила прояснить ситуацию. В самом деле, раз уже у нас с ним теперь совершенно другие отношения, то я должна все про него знать.
— Дорогой, — прошептала я и погладила Шурика по плечу, — ведь это очень опасно…
— Да я тебя умоляю! — отмахнулся он. — В наше время все это можно купить в магазине! Я бы и сам мог, да некогда сейчас. А у Таньки этого добра дома навалом, у нее друг этим профессионально занимается…
Так-так. Значит, всплыла какая-то Танька. А он говорит — приятель!
Я так красноречиво замолчала, что до Шурика дошло.
— Ну… это… мы с ней вместе учились… знакомы сто лет…
Я прислушалась к себе и поняла, что ревную Шурика к этой Таньке, которую в жизни не видела. Осознав этот факт, я так удивилась, что издала какой-то странный звук, не то всхлип, не то вскрик.
— Ну что ты, — забеспокоился Шурик, — нашла тоже время, мы же делом заняты…
— Точно, а что ты сейчас собираешься делать? — спросила я, чтобы сменить тему.
Он вышел из машины, огляделся с вороватым видом и подошел к бежевым «Жигулям». Там он покрутился немного вокруг, наклонился якобы для того, чтобы завязать шнурки на ботинках, которых у него, надо сказать, вовсе не было, то есть шнурков, а не ботинок, после чего вернулся ко мне.
— Не слишком-то у меня получилось, — смущенно произнес он, — машину открывать побоялся, вдруг у нее сигнализация…
— Да какая у нее там сигнализация? На такой-то развалюхе…
— Не скажи, — заметил Шурик, — тетка явно непростая… Так что я прилепил на днище, сам не знаю зачем.
Не успела я расстроиться из-за таких скудных результатов, как Наталья Ивановна появилась на крыльце.
Оглядевшись по сторонам, она прошла через двор, даже не обернувшись на свои «Жигули». Мы с Шуриком переглянулись в полном недоумении, он выждал минуту, потом тронул машину с места.
Тетка маршировала по Седьмой Красноармейской, дошла до Московского и остановилась на троллейбусной остановке.
— Черт! Здесь и встать-то негде! — занервничал Шурик и въехал в просвет между домами, чуть не задев припаркованный грязно-белый «Опель».
Троллейбуса не было минут пятнадцать, после чего у Натальи Ивановны лопнуло терпение, она вышла на проезжую часть и подняла руку. Остановились такие же бежевые старенькие «Жигули», как и у нее.
Теперь Наталья Ивановна направлялась в центр города. На Фонтанке мы попали в плотную пробку и двигались с черепашьей скоростью, стараясь не потерять из виду бежевые «Жигули».
Выбравшись из пробки, машина свернула на Невский. Мы ехали следом, стараясь не слишком к ней приближаться.
Бежевые «Жигули» свернули на тихую пешеходную улицу и остановились перед богатым, хорошо охраняемым подъездом.
Мы с Шуриком растерянно переглянулись.
Это был тот самый дом, в котором жил Михаил Николаевич Руденко, Великий и Ужасный. И тот самый подъезд, из которого несколько дней назад я вышла, еще не зная, что Дашкиной свадьбы не будет и наша с ней вечная дружба даст такую трещину, которую не заклеишь никаким клеем, а моя собственная жизнь стремительно покатится под откос, как потерявший управление автомобиль.
— Что и требовалось доказать, — непонятно к чему произнес Шурик.
Я почему-то очень рассердилась на него за эту многозначительность, за типично мужскую самоуверенность — можно подумать, он с самого начала знал, что мы приедем к этому дому, и уже сообразил, что означает наше последнее открытие.
— Что такое ты доказал? — недовольно осведомилась я. — Мне лично кажется, что все только еще больше запуталось!
— Во всяком случае, нам теперь ясно, что все это как-то связано. Кража документов у Руденко и исчезнувшая из дома Гусаровых горничная — это звенья одной цепи…
— Любишь ты многозначительно выражаться! — фыркнула я. — Впрочем, как все мужчины.
— Что еще за женский шовинизм! — возмутился Шурик. — Надеюсь, ты согласна, что сюда нам не пробраться. — Он кивнул на подъезд, увешанный телекамерами и всякими непонятными устройствами, как елка игрушками. — Так что я предлагаю вернуться на Седьмую Красноармейскую и посмотреть, кого там прячет наша очаровательная знакомая…