Страница 30 из 33
Кристина закрывает рукой глаза, стараясь скрыть слезы. Магнус… сдавленным голосом. За твою искренность я хочу ответить тем же! Эта любовь убила королеву; осталась только женщина… Меняя тон. Фу, как мне стыдно!..
Гарди. Канцлер!
Кристина вздрагивает. Во что бы то ни стало надо быть королевой, хотя королевы больше нет. Магнус, передай моей матери, что я прошу ее прийти через некоторое время. Отыщи доброго Штейнберга, я сейчас жестоко поступила с ним. Попроси его простить меня… Распускает подколотый шлейф. И прости меня сам…
Гарди. Я друг твой. Меняя тон. А может быть, прикажешь еще передать что-нибудь Пиментелли.
Кристина недовольно. Иди, я презираю и тебя… и твои насмешки!
Гарди надменно. Благодарю, Кристина, я постараюсь сделать то же… Итак, прежде всего к матери! Прежде всего мать и после всего мать!
Кристина. Мать… Задумчиво… Почему нельзя стать матерью… не выходя замуж?
Гарди. Кристина… молчание. Канцлер!
Кристина снова принимает вид королевы.
Камергер входит. Канцлер граф Оксеншерна!
Кристина кивает в знак согласия.
Гарди уходит.
Оксеншерна мрачен; имеет вид человека, приготовившегося выдержать борьбу. Холодно кланяется.
Кристина сухо и надменно. Я за вами посылала. Мягче. Благодарю, что пришли!
Оксеншерна смотрит удивленно.
Кристина указывает на стул.
Оксеншерна садится. Ваше Величество! Усталым голосом. Вам без сомнения известно, что в городе волнение?
Кристина мягко и рассудительно. Да, я знаю, и знаю также, кто причина этого волнения. Поэтому я считаю необходимым, чтобы одна человеческая жизнь была принесена в жертву за все.
Оксеншерна. Мессениусов — двое.
Кристина, улыбаясь. Вы жестоки! Меняя тон. Канцлер знает, что он получил Высочайшую милость.
Оксеншерна равнодушно. Титул герцога. Да, но это для меня не важно.
Кристина глухо. Вы правы… Для Аксель Оксеншерны что может значить…
Оксеншерна. Осмелюсь предложить один скучный вопрос.
Кристина злобно. Опять, конечно, относительно пяти миллионов? Хорошо: часть их ушла на награды, часть «растрачена» мною, как говорится, после смерти моего отца…
Оксеншерна грустно. На награды?
Кристина задорно. Да, конечно, потому что для этого необходимы наличные суммы. Не правда ли?
Оксеншерна, смотря вниз. Другой вопрос: известно ли королеве, что Швеции объявлена война?
Кристина испуганно. Война? Нет… С кем?
Оксеншерна. Это в высшей степени странно! Королеве неизвестно! Совет, который также должен был бы знать, не имеет об этом ни малейшего представления!
Кристина. С кем война?
Оксеншерна. С свободным имперским городом Бременом.
Кристина. С Бременом?
Оксеншерна. Королеве совершенно ничего не известно?
Кристина. Нет… Видите ли, Кенгсмарк написал мне письмо, в котором жаловался, на бременцев… тогда… конечно, я ответила… Ответила ему…
Оксеншерна. Что королева ответила?
Кристина испуганно. Разве это так важно?
Оксеншерна. Что ответила королева?
Кристина. Я написала… что по-моему… конечно их следует поколотить… или как это военные говорят…
Оксеншерна. Господи Боже мой!
Кристина. Что? Что такое?
Оксеншерна. А вот что: Кенигсмарк незаконным образом построил укрепления и предпринял осаду города, — при чём всю местность затопил водою.
Кристина. Нельзя ли как-нибудь это поправить?
Оксеншерна. Дорогая моя, как же можно так поступать!
Кристина. Так выручите меня как-нибудь, Оксеншерна, ведь вы же опытны и сведущи в таких делах!
Оксеншерна. Да, дитя мое, когда я сам вызывался помочь тебе — эта помощь оказалась лишней, теперь же, когда она тебе необходима — слишком поздно.
Кристина. Что же случилось?
Оксеншерна. А то, что Голландия и сам король приняли сторону бременцев.
Кристина. Сам король! Бросается на колени. Помоги нам! Помоги нам!
Оксеншерна. Кристина, дитя мое, встань! Я готов тебе помочь, но ты не должна более так поступать! Видишь ли, для того, что бы управлять государством, нужен человек практичный — мало ли с кем приходится сталкиваться в риксдаге, где заседают граждане и крестьяне. Ты же не от мира сего, у тебя натура художественная… Ты беспечна, непостоянна, легкомысленна… тебе это не под силу.
Кристина. Это не так трудно, — но скучно.
Оксеншерна, улыбаясь. Да, это скучно… А ты стремишься прежде всего к веселью… Что ж, у каждого свой вкус…
Кристина, перебивая. В таком случае — я отрекаюсь от престола!
Оксеншерна. Это не так скоро!
Кристина. А я хочу, как можно скорее!
Оксеншерна, шутливо. Кто-нибудь дожидается?
Кристина. Может быть! Значит решено: я — отрекаюсь!
Оксеншерна выпрямляется. Ваше величество, — ваша воля — закон; но я отказываюсь что-либо советовать в данном случае, так как этот вопрос исключительно вашей совести.
Кристина. Почему?
Оксеншерна. Потому, что не предвижу всех последствий этого поступка… А теперь прошу позволения обратиться с маленькой незначительной просьбой.
Кристина. Говорите, в чём дело.
Оксеншерна. Отложите балет. Народ неспокоен. Мессениусы — часть народа.
Кристина. В таком случае я принуждена это сделать!
Оксеншерна. Благодарю, дитя мое!.. А теперь прощай. Крепко целует её руку. Бог да благословит и да хранит тебя! Уходит.
Кристина одна; успокаивается и превращается снова в изящное существо, полное грации и женственности. Звонит. Хольм входит. Это ты, камергер?… Зажги пожалуйста здесь лампы; совсем темно.
Хольм, зажигая лампы. В городе сильное волнение.
Кристина. Я уже это слышала, мой друг… Оно скоро успокоится… Снова звонит три раза.
Тотт входит.
Хольм уходит.
Кристина. Страстно Тотту. Клаус, балет не состоится, но сегодня вечером ты должен прийти в павильон Львиной Пещеры — там я буду ждать тебя и устрою праздник для тебя одного. Это будет нечто в роде римского пира.
Тот. Ты и я — это уже целый мир, кто нам нужен еще для праздника.
Кристина. Ты увидишь Пандору.
Тотт. Ты хочешь шутить с дьяволом!
Кристина мягко. Так строго?
Тотт. Нет, ты заставила меня полюбить Бога! Я не хочу возвращаться к прежнему.
Кристина целует его. Моя мать!..
Тотт, шатаясь, робко. Ты даешь и в то же время что-то отнимаешь! Что даешь ты — я еще не знаю, но душу мою ты взяла… Кристина, пощади! Я еще так молод!
Кристина. Молод! Юн! Ты юный бог!.. Теперь иди!
Тотт уходит.
Кристина с минуту одна, подходит к столу и убавляет лампу.
Мария-Элеонора входит, не замечая Кристины. Дитя мое, где ты?
Кристина бросаясь в объятия матери. Мамочка!
Мария-Элеонора уже старая женщина, держится просто, но с достоинством. Что случилось? Что случилось с крошкой? Что-нибудь натворила? Какие-нибудь беспорядки? Пойдем сядем.
Кристина усаживает мать на софу, сама располагается на двух стульях, кладет голову ей на колени. Молчание.
Мария-Элеонора проводит рукой по её волосам.
Кристина. Ведь ты когда-то также была королевой?
Мария-Элеонора. Нет, дитя моя, я была женою великого короля и твоею матерью — и только… пока было можно. Голос её дрожит. Потом у меня отняли мое дитя Бог им судья за то. Они желали дать тебе мужское воспитание. Винить некого…
Кристина. Говори, говори; как хорошо выслушивать жалобы…
Мария-Элеонора. Плутовка! Ей хочется этим заглушить волнение своего маленького сердечка!
Кристина. Мне хочется отдохнуть, чуть-чуть отдохнуть… я так устала, так устала… потом я сама буду жаловаться. Погладь меня по голове… Вот так!.. Как славно на минутку превратиться снова в ребенка, в маленького, невинного, беспечного ребенка!
Мария-Элеонора. Бедная маленькая королева!
Кристина глубоким задушевным голосом. Слушай, мамочка, разве Пфальцграф Иоганн Казимир был кальвинист?
Мария-Элеонора. Отец Карла Густава? Да он был реформатом.
Кристина. Когда же Карл Густав стал лютеранином?
Мария-Элеонора. Не знаю, дорогая моя. Молчание.