Страница 33 из 33
Хольм. Так, так! Если вы… Ваше Величество, собираетесь путешествовать… я бы попросил что-нибудь в роде документа!
Кристина. Стыдись! Ведь я дала тебе слово!
Хольм. Слово-то словом, а документ — деньги.
Кристина. Он говорит о деньгах… В такую минуту… я должна думать о деньгах? Ведь я тебя из ничтожества сделала дворянином!.. Убирайся вон, холоп!
Хольм пытается возразить, но Штейнберг выталкивает его вон.
Карл-Густав входит в полном вооружении гордый и величественный. Кристина садится па трон.
Одно мгновение они молча оглядывают друг друга. Потом Карл-Густав делает знак Штейнбергу, чтобы он их оставил.
Карл-Густав. Кристина!
Кристина. Карл-Густав! Карл десятый! Карл-Густав. Да, с завтрашнего дня! Кристина. Ты в этом уверен? Карл-Густав. Конечно; раз ты отказалась от престола…
Кристина. Но ведь есть другие претенденты. Карл-Густав. Вот как?!..
Кристина. Вазы из Польши, например! Карл-Густав. Я пришел говорить не об этом. Кристина. А о чём же?
Карл-Густав. Я. намерен… свести с тобой счеты, прежде чем…
Кристина. Вступить во владение! С этим обратись к инспектору!
Карл-Густав. К де-ла-Гарди? По-твоему, — к казначею! Да, вы с ним похозяйничали недурно! Кристина. Что это за тон?
Карл-Густав. Тон короля!
Кристина. Не забывай, что ты сделался им благодаря мне!
Карл Г. Не тебе, а обстоятельствам — и моему законному праву престолонаследия. Да, я племянник Густава Адольфа и после тебя прямой наследник престола!
Кристина. Это для меня новость! Разве Швеция избирательное государство?
Карл Г. Должно быть так, если Густав Адольф наследовал престол вместо законного наследника герцога Иоганна, сына Иоганна III.
Кристина. Откуда это тебе известно?
Карл. Г. Из завещания Карла IX главным образом, в котором он указывает на него как на своего законного наследника! Молчание. Да, следовало бы тебе поближе познакомиться с историей Швеции, прежде чем помещать свое имя на её страницы.
Кристина. Тебе не стыдно?
Карл Г. Все документы, подписанные тобою, должны быть уничтожены… они свидетельствуют о царивших беззакониях: воровстве, расточительности и любовниках!
Кристина. И ты смеешь мне это говорить?
Карл Г. Да, смею! Да, еще добавлю, что вся твоя политика — политика детской, и что она окончательно разорила страну, которую я должен наследовать… Твое сумасбродство относительно Бремена подняло всю Голландию во главе с королем!
Кристина. Разве Оксеншерна не поправил дела?
Карл Г. Пока еще нет. Ты выслала из Стокгольма португальского посланника в угоду Испании и испанскому послу, в угоду твоему любовнику Пиментелли! Неприятности, которым ты подвергаешь свою страну, ты упустила из виду. Упустила из виду, что шведские грузовые суда, стоявшие на якоре в гавани Португалии, могут быть конфискованы. Ты обращалась со Швецией, как с вражеской страной, всё разоряла, уничтожала, наконец, довела до полного разорения… В Стокгольмском замке исчезли даже ковры. Уральский замок так разграблен, что в нём нет кровати для короля. Казначейство ты опустошила до такой степени, что служащие не могут получить жалованье.
Кристина. Немезида!
Карл Г. Почему Немезида?
Кристина. Да потому, что вы таким же образом поступили с моей страной. Ты находился при Торстенсоне?
Карл Г. С твоей страной?
Кристина. Да, представь себе! Я такая же немка, как моя мать, такая же бранденбургка, как ты пфальцер. Но будучи пфальцером, ты поднял оружие против родной страны. Я же никогда не чувствовала себя шведкой, я всегда ненавидела шведов так же, как и моя мать. Я хотела положить конец тридцатилетней войне потому, что Швеции нечего было там делать — и лет через пятнадцать, поверь, не останется и признака ваших владений в Германии. Таким образом я стремилась мою новую отчизну сделать могущественной совсем на иных началах, доставить ей славу величайшую в мире и не временную, а вечную. Я стремилась пересоздать эту дикую нацию и пробудить в ней интерес к чему-либо помимо войны. Но тебе не понять этого! Ты говоришь, я разоряла страну! Это неправда! Я не осталась в долгу! Сколько сокровищ вывезла на моих глазах Швеция из Германии, сокровищ искусства, которыми изобиловала эта страна литературы, о которой не имели представления чужестранцы… безграничные планы созревали в моей голове… я думала… думала когда-нибудь сделаться женою великого Курфюрста Бранденбургского и стать, наконец, самой собою… Я знаю, что будущее принадлежит стране на берегах Шпре, а не Стокгольму.
Карл Г. Неужели же на самом деле имело какую-нибудь определенную цель твое бессмысленное царствование? Или ты импровизируешь?
Кристина. Возможно, что только теперь, когда я принуждена защищаться, мысли мои проясняются и озаряют внезапным светом всю мою бессознательную до сих пор деятельность.
Карл Г. Может быть эта деятельность требовала большего простора?
Кристина. Может быть! Как знать?
Карл Г. Что же ты думаешь делать?
Кристина. Это тебя не касается! Не касается никого на свете!.. Может — быть ты желаешь еще что-нибудь сказать?
Карл Г. Очень многое, но всё это придется сложить в своем сердце!
Кристина. Это уже неизбежно при вступлении на престол! Как мне приходилось считаться с ошибками моего предшественника — так теперь тебе!
Карл Г. Не об этом я хотел говорить с тобою!..
Кристина. Нет? Ну, так о другом я не желаю говорить и ты не должен.
Пауза.
Штейнберг. Государственный канцлер!
Кристина. Вот как! В первый раз, наконец, он является кстати!.. Садись, Карл Густав. Это прощальный визит.
Карл Г. Неохотно садится.
Оксеншерна. Входит, озираясь, замечает сначала Кристину, потом Карла Густава.
Кристина. Чем могу служить?
Оксеншерна. Только прямым ответом на такой же вопрос!
Кристина. Спрашивайте!
Оксеншерна. Я послан верхней и нижней палатой… Это касается некоторых подробностей акта отречения королевы… Хотят выяснить условия… Мне поручили…
Кристина. Я не желаю!
Оксеншерна. Как же так: носятся слухи, что Ваше Величество… приняли католическую веру! Правда это?
Кристина. Нет, неправда!
Оксеншерна. Слава Всевышнему!
Кристина. Подождите! Сейчас это неправда, но может оказаться правдой… Никто не знает, чем он кончить!
Оксеншерна. Неужели же дочь Густава Адольфа может изменить вере своего отца?
Кристина. Очень возможно, что она вернется к вере своего отца, к вере Святого Эрика Энгельбрехта Стура и первого Вазы — к этой вере, которой вы изменили! Пауза.
Оксеншерна. Вот что мне приходится слышать, прежде чем сомкнуть свои усталые глаза… Но пока еще не поздно — я готов на коленях умолять вас!
Кристина. Напрасно! Моя вера неподкупна, и непродажна.
Оксеншерна. Тогда я должен говорить иначе!
Кристина. то есть, угрожать? В таком случае я также с своей стороны обращаюсь к духу моего деда, вся жизнь которого протекла в борьбе за свободу, за терпимость.
Оксеншерна и Карл Г. Молча склоняют головы.
Кристина. Желаете вы еще что-нибудь сказать?
Оксеншерна. Нет!
Кристина. Выпрямляется. Тогда простимся.
Оксеншерна. Прощайте.
Кристина. Уходит.
Занавес.