Страница 52 из 62
— Воистину это и выпало мне! — воскликнул Фергус, и, обхватив обеими руками рукоять Каладборга, замахнулся, так что острие прикоснулось к земле за спиною, желая обрушить три могучих геройских удара на уладов, чтобы осталось средь них меньше живых, чем убитых.
Заметил это Кормак Конд Лонгас, сын Конхобара, бросился к Фергусу и схватил его обеими руками.
— Готов, хоть и не готов, о господин мой Фергус, — сказал он, — враждебно и недружелюбно это, о господин мой Фергус. Не приветливо, но не заботливо это, о господин мой Фергус. Не должно убивать и разить уладов могучими ударами, подумай лучше в день битвы об их чести!
— Отойди от меня, юноша, — ответил Фергус, — ибо не жить мне, коль не нанесу я врагам три могучих геройских удара, чтоб осталось средь них меньше живых, чем убитых.
— Подними руку повыше и снеси верхушки холмов над головами воинов, — сказал Кормак, — тем усмиришь ты свой гнев.
— Скажи Конхобару, чтобы он вышел сразиться со мною, — промолвил Фергус.
Вышел Конхобар сразиться с Фергусом. Вот был каков меч Фергуса, меч Лейте из сидов — словно радуга светился он в воздухе, когда заносили его для удара. Фергус, между тем, приподнял свою руку и снес верхушки трех холмов, что и до сей поры стоят, напоминая об этом, на болотистой равнине. Зовутся они три Маела Миде.
Когда же услышал Кухулин удары Фергуса по Окайн Конхобуйр, то молвил:
— Скажи, друг мой Лаэг, кто посмел нанести удары по Окайну господина моего Конхобара, пока я жив?
— Это могучий меч, огромный, словно радуга, проливает кровь, возбудитель сражения.
Это герой Фергус, сын Ройга. Меч колесничный сокрыт был у сидов. Движутся в битву всадники господина моего Конхобара.
— Ослабь деревянные обручи над моими ранами, о юноша! — сказал Кухулин и содрогнулся с такой силой, что отлетели обручи к самому Маг Туага, что в Коннахте. Повязки Кухулина отлетели к Бакка в Корко Руад. Сухие пучки пряжи, что запеклись в ранах Кухулина, взлетели в воздушную высь и на небо, куда в погожий безветреный день залетают жаворонки. Раны его раскрылись, и кровь из них переполнила борозды и земные расселины. Поднявшись со своего ложа, перво-наперво расправился Кухулин с двумя женщинами-филидами, Фетан и Коллах, что притворно горевали и оплакивали его. Столкнул их герой головами, так что их кровь да мозги окрасили его в алый и серый цвет. Не оставалось при нем никакого оружия, не считая его колесницы. Взвалил ее на плечи Кухулин и, приблизившись к ирландскому войску, принялся крушить и разить его, пока не сошелся с Фергусом, сыном Ройга,
— Повернись ко мне, господин мой, Фергус! — молвил он.
Не ответил ему Фергус, ибо не слышал призыва Кухулина.
— Повернись ко мне, господин мой Фергус, — снова сказал Кухулин, — ведь если ты не обернешься, я перемолю тебя, как мельница мелет доброе зерно, я оплету тебя, как вьюнок оплетает деревья, я паду на тебя, как ястреб падает на птиц,
— Вот что мне выпало, — молвил в ответ Фергус, — кто смеет так гордо и дерзко со мной говорить в день битвы Похищения, когда к Гайрех и Илгайрех сошлись войска четырех великих королевств Ирландии?
— Твой приемный сын, — ответил Кухулин, — приемный сын Конхобара и всех уладов, Кухулин, сын Суалтайма. Ты обещал отступить предо мною в день битвы Похищения, когда я буду исколот, изранен и покрыт кровью, ибо однажды и я отступил пред тобою.
Услышал это Фергус, обернулся и сделал три грозных геройских шага, а с ним повернулись все ирландцы и пустились бежать через холмы на запад. Тут начался бой с коннахтцами, и к полудню вступил в него Кухулин. К вечерней заре последний отряд коннахтцев отступил через холмы на запад. К той поре осталась в руках Кухулина лишь пригоршня спиц, да немного жердей от колесницы, но все же без устали крушил и разил он войска четырех великих королевств Ирландии.
Тогда встала Медб па защиту бегущих ирландцев. И отослала она Донна Куальнге с пятьюдесятью телками и восемью гонцами в Круаху, ибо пусть кому-то суждено вернуться, а кому-то нет, все ж, как и обещано, доставят туда Донна Куальнге. Вскоре сделалось у Медб излияние мочи, в она обратилась к Фергусу:
— О Фергус, встань на защиту бегущих ирландцев, пока отойдет моя моча!
— Клянусь рассудком, — ответил тот, — недоброе время нашла ты и творишь непотребное.
— Ничего не могу я поделать, — сказала королева, — ибо иначе погибну.
Встал тут Фергус на защиту бегущих ирландцев. Меж тем, отошла моча у Медб и оставила на земле три борозды, да таких огромных, что любая вместила бы дом. С тех пор и зовется то место Фуал Медба.
Кухулин, застав королеву за этим, не ранил ее, ибо не желал нападать сзади.
— Окажи мне милость, Кухулин! — молвила Медб.
— Чего же ты просишь? — сказал тот.
— Прошу тебя заступиться и защищать войско, пока не перейдет оно Ат Мор на западе.
— Обещаю тебе это, — ответил Кухулин.
Тогда обошел Кухулин их войско и поодаль встал на защиту ирландцев. Тройки ирландцев встали с другой стороны, а королева обошла войско сзади.
Тем временем возвратили меч Кухулину, и в ответ на три Маел Миде нанес он мотучий удар по холмам Ат Луан и снес три вершины.
Оглядел Фергус войско ирландцев, двигавшееся к западу от Ат Мор, и сказал:
— Воистину, тяжкая битва выпала сегодня войскам женщины. Ныне истреблено и повержено войско. Как жеребята, идущие за кобылой в чужие края без совета и помощи, погибли те воины.
Меж тем собирала да созывала Медб своих людей в Круаху наблюдать за сражением быков.
Трижды громко взревел Донн Куальнге, когда открылись ему незнакомые земли. Финдбеннах из Ай услышал его и, грозно подняв голову, направился к Круаху, ибо до той поры ни один самец между четырьмя бродами Маг Ай — Ат Мога, Ат Колтна, Ат Слиссен и Ат Верха, не осмеливался издать звука громче мычания коровы.
Стали тогда спрашивать ирландцы, кому быть свидетелем поединка быков и сошлись на том, что не найти лучше Брикриу, сына Гарбада. За год до Похищения ходил Брикриу из одного края в другой, упрашивая Фергуса, и тот, наконец оставил его охранять свои стада и добро. Однажды повздорили они за игрою в фидхелл, и дерзкие речи повел Брикриу. В ответ ударил его Фергус кулаком, и фигурка, что была в нем зажата, пробила голову Брикриу и расколола кость. Все время, пока воевали ирландцы в походе, Брикриу лечили в Круаху, и поднялся он в тот день, когда воротилось их войско. И потому выбрали его ирландцы, что равно справедлив был к врагу он и к другу. Отвели Брикриу в расщелину, где были быки.
Меж тем, оглядели друг друга быки и принялись бить копытами, осыпая себя землей, через загривки и спины летела земля из-под ног, а глаза быков сверкали, словно раздувшиеся огненные шары. Ноздри и щеки их раздувались, словно кузнечные мехи, когда с грохотом сшибались они, и каждый старался проткнуть, поразить и изранить друг друга. И случилось так, что подстерег Финдбеннах истомленного долгим путем и дорогой Донна Куальнге и, излив свою ярость, пронзил ему рогом бок. В яростной схватке сцепившись, налетели быки на Брикриу и на человеческий рост вогнали в землю копыта быков испустившее дух тело.
Это и есть ужасная смерть Брикриу. Увидел все это Кормак Конд Лонгас, сын Конхобара и, зажав в руке копье, нанес Донну Куальнге три могучих удара от уха до хвоста.
— Не на век и на славу нам это богатство, — молвил Кормак, — коли не может он выдержать боя с быком одногодком.
Донн Куальнге понимал человеческую речь и, услышав эти слова, снова бросился на Финдбеннах. Долгое время и немалый срок бились они, прежде чем опустилась ночь на ирландцев и тогда могли они лишь слышать грохот в рев быков. Всю Ирландию прошли быки этой ночью.
Немного времени прошло с утренней зари, как вдруг заметили ирландцы Донна Куальнге, бредущего мимо Круаху, неся на рогах израненного Финдбеннах.
— О люди, — молвил тогда Фергус, — оставьте его одного, если это Финдбеннах, и приветствуйте, если пред вами Донн Куальнге! Слово мое порукой тому, что все случившееся доныне из-за быков не сравнится с грядущим.