Страница 17 из 28
Штабная — начальник Генерального штаба Б.М. Шапошников, его заместитель А.М. Василевский, плюс сам К.Е. Ворошилов.
И, наконец, — авиационная тройка.
Командующий ВВС П.Ф. Жигарев, командующий авиацией дальнего действия А.Е. Голованов, командующий ВВС Ленинградского фронта А.А. Новиков.
Совершенно очевидно, что на этом совещании вырабатывалось некое стратегическое решение, и без особого риска ошибиться, можно предположить, что речь шла об операции по деблокаде Ленинграда.
Существенная роль в операции — обратите внимание на обилие авиационных генералов! — отводилась военно-воздушным силам, ну, а главное командование наземными войсками И.В. Сталин, по-видимому, собирался отдать А.А. Власову, который один и представлял на этом совещании наземные силы…
Во всяком случае, сам Власов после разговора со Сталиным именно так и считал.
«Дорогая и милая Аля. Что можно сказать о себе?.. Бьем фашистов крепко и готовим им крепкие весенние подарки еще сильнее. Ты прекрасно знаешь, что куда твоего Андрюшу ни пошлет правительство и партия — он всегда любую задачу выполнит с честью».
«Дорогая Аня, милая, любимая, родная!.. Недаром я получил звание генерал-лейтенанта и орден Красного Знамени, и я два раза лично беседовал с нашим великим Вождем. Это, конечно, так не дается. Тебе уже, наверное, известно, что я командовал армией, которая обороняла Киев. Тебе также известно, что я также командовал армией, которая разбила фашистов под Москвой и освободила Солнечногорск, Волоколамск и др. города и села, а теперь также командую еще большими войсками и честно выполняю задания правительства и партии и нашего любимого вождя тов. Сталина».
Об этом же свидетельствуют показания Марии Игнатьевны Вороновой, той самой «Маруси в ватнике», о которой упоминает И.Г. Оренбург.
На допросе в НКВД 21 сентября 1945 года Мария Игнатьевна рассказала, что знает Власова с 1942 года по 20-й армии, а затем и по 2-й Ударной.
— В сорок втором году, — говорила она, — в феврале поступила, как вольнонаемная, на службу в 20-ю армию. Служила в системе военторга шеф-поваром. В полевых условиях после Наро-Петровска была переведена работать в столовую Военного совета 20-й армии. В начале марта 1942 года Власов был вызван в Москву, куда взял, кроме своего непосредственно подчиненного состава и меня, как повара.
Из Москвы, ввиду назначения Власова главнокомандующим на Волховский фронт, он выехал туда, с ним уехала ия…
Безусловно, Воронова — специфический свидетель.
Едва ли она разбиралась во всех тонкостях званий и должностей. Тем ни менее ее показания интересны.
Это свидетельство того, как понимали новое назначение генерала в свите Власова. Судя по показаниям Вороновой, здесь считалось, что Андрей Андреевич едет на Волховский фронт первым лицом.
И, видимо, так оно и было, и вопрос о переводе Власова в командующие фронтом должен был решиться сразу по приезду его на Волховский фронт. Подтверждает это и то, что сопровождали Власова люди, облеченные чрезвычайными полномочиями, достаточными для передачи фронта новому командующему.
Чтобы понять, что же случилось на Волховском фронте, и почему Власов не был назначен командующим, нам придется вернуться назад, в декабрь 1941 года, и вспомнить, как разворачивались события здесь, в болотах Ленинградской и Новгородской областей.
Часть вторая. Трагедии окруженной армии
Что такое жизнь? Жизнь. Отдельная личность должна умереть. Что остается от отдельного человека?
Это народ.
Основные военные кампании планируют на лето или на зиму.
Война не прерывается, конечно, и весной, и осенью, но русское бездорожье сковывает маневр, и как-то само собой получается, что в межсезонье самая смелая генеральская стратегия упирается в солдатский окоп, в сырую траншею.
В распутицу нечего делать генералу на войне, и в эту пору — самое время подвести итоги, прикинуть: вверх или вниз покатится карьера. В эту пору и раскладывается в штабах генеральский пасьянс.
В марте 1942 года генеральский пасьянс для командующего Волховским фронтом Кирилла Афанасьевича Мерецкова раскладывался очень плохо.
Глава первая
Кирилл Афанасьевич Мерецков уже командовал военными округами, был он и начальником Генштаба [29 — Тогда, в декабре 1940 года произошла его первая встреча с Власовым. Андрей Андреевич был его содокладчиком на совещании, посвященным учебным задачам перед Вооруженными силами в 1941 году.], и заместителем наркома обороны, но на второй день войны его арестовали, и весь июль и август 1941 года Мерецков провел в Лефортовской тюрьме, где следователь Лев Аронович Шварцман дубинкой выбивал из него признание, что он вместе с врагами народа Корком и Уборевичем планировал заговор против товарища Сталина [30 — Обвинялся К.А. Мерецков по статье 58, пункты 1 «б», 7, 8, 11 УК РСФСР.].
Когда Шварцман уставал упражняться с дубинкой, он начинал читать избитому генералу показания его друзей.
Сорок генералов и офицеров — командармы И.Ф. Федько, Н.Д. Каширин и И.А. Халепский, армейские комиссары АС. Булин и М.М. Ланда, комкоры В.Н. Левичев, С.А. Меженинов и С.П. Урицкий, комдивы П.П. Ткалун, С.И. Венцов-Кранц и Е.С. Казанский, комбриги М.Л. Ткачев и К.И. Янсон — дали показания на Мерецкова [31 — Архивно-следственное дело № 981697 в отношении Мерецкова уничтожено 25 января 1955 года на основании указания ЦК КПСС и распоряжения председателя КГБ при СМ СССР И.А. Серова, вследствие подробности этого дела неизвестны.].
Скоро Кирилл Афанасьевич признал себя виновным и начал сотрудничать со следствием. 15 июля 1941 на очной ставке с генерал-полковником Александром Дмитриевичем Локтионовым, Мерецков уличал избиваемого при нем Александра Дмитриевича в участии в военно-фашистском заговоре и убеждал подписать признательные показания [32 — Генерал-полковник Локтионов Александр Дмитриевич, зам. наркома обороны СССР и командующий войсками Прибалтийского Особого военного округа, был расстрелян без суда 28 октября 1941 года в городе Куйбышеве.].
Спасла Кирилла Афанасьевича Мерецкова, как утверждает легенда, шутка Никиты Сергеевича Хрущева…
— Вот ведь какой хитрый ярославец! — сказал он, когда Сталин показал ему письмо Мерецкова с просьбой отправить его на фронт. — Все воюют, а он в тюрьме отсиживается!
Иосифу Виссарионовичу шутка понравилась, и 9 сентября Л.З. Мехлис и Н.А. Булганин отвезли «хитрого» генерал-арестанта на Северо-Западный фронт.
Ольга Берггольц записала рассказ чекиста Добровольского, служившего тогда комиссаром 7-й армии, командовать которой сразу после своего освобождения был назначен Кирилл Афанасьевич.
«Ходит, не сгибаясь, под пулями и минометным огнем, а сам туша — во!
— Товарищ командующий, вы бы побереглись.
— Отстань. Страшно — не ходи. А мне — не страшно. Мне жить противно, понял? Неинтересно мне жить. И если я захочу что с собой сделать — не уследишь. А к немцам я не побегу, мне у них искать нечего. Я уже у себя нашел.
Я ему говорю:
— Товарищ командующий, забудьте вы о том, что я за вами слежу и будто бы вам не доверяю. Я ведь все сам, как вы, испытал.
— А тебе на голову ссали?
— Нет. Этого не было.
— А у меня было».
Не так уж и важно, мочился Лев Аронович Шварцман во время допросов на голову Кириллу Афанасьевичу или это Ольга Берггольц для пущей крутизны придумала. На наш взгляд, если подобное и имело место, то узнать это Добровольский мог только от своих коллег чекистов, от того же Шварцмана, например. Едва ли генерал стал бы ему рассказывать такое про себя.
Но для нашего повествования важнее другое.
Важно, что пытки и унижения надломили генерала и оправиться от пережитого ему удалось далеко не сразу, хотя в ноябре 1941 года Кирилл Афанасьевич уже командовал 4-й армией, которая взяла Тихвин, а после освобождения города — Волховским, только что сформированным фронтом.