Страница 28 из 28
К.А. Мерецкова от этой печальной участи, как мы уже говорили, спасла интрига Михаила Семеновича Хозина. Сам М.С. Хозин оказался навсегда сброшенным с командных высот.
Еще печальнее оказалась судьба Андрея Андреевича Власова.
Впрочем, в последних числах апреля, когда еще можно было предпринять энергичные меры для спасения хотя бы части армии, до того дня, когда, заложив руки за спину, опустив голову, Власов будет стоять, словно нашкодивший школьник, перед крыльцом Штаба 18-й немецкой армии, оставалось еще больше двух месяцев…
Глава пятая
В нелегких заботах прошел для генералов апрель.
Устроив наконец-то карьерные дела, М.С. Хозин решил заняться и вверенными ему армиями.
Тридцатого апреля он отдал приказ, согласно которому 59-я армия должна была выбить немцев из района Спасской Полисти. После этого следовало «подготовить к выводу в резерв фронта 4-ю гвардейскую и 372-ю стрелковые дивизии, атакже 7-ю отдельную бригаду».
Все — что и куда выводить — было предусмотрено в директиве, но случилась небольшая накладка — в тот день, когда был издан этот приказ, немцы приступили к ликвидации окруженной 2-й Ударной армии.
«Тридцатого апреля вражеская артподготовка длилась больше часа. Стало темно, как ночью. Лес горел. Вскоре появилась вражеская авиация. Переправы через Волхов разбиты. Враг рвется по всему фронту. На одну из рот тридцать восьмого полка гитлеровцы обрушили огонь такой силы, что в роте осталось лишь несколько человек. Но они продолжали защищать „Долину смерти“ — так окрестили заболоченную местность между реками Полистью и Глушицей».
В первых числах мая немцам удалось прорвать оборону вдоль дороги из Ольховки на Спасскую Полнеть. С севера они вклинились почти до Мясного Бора. Уже полностью лишенные снабжения бойцы 2-й Ударной армии продолжали сражаться.
«Солдаты, черные от копоти, с воспаленными глазами от многодневной бессонницы, лежали на зыбкой земле, а подчас прямо в воде и вели огонь по противнику. Они не получали ни хлеба, ни пищи, даже не было хорошей воды для питья. Ели солдаты крапиву, осиновую и липовую кору»…
«Оценка местности к этому времени была весьма тяжелой. Все зимние дороги были залиты водой, для гужевого и автотранспорта не проходимы. Коммуникации в данный период распутицы и артминометного огня противника были совершенно закрыты. Проход был временами доступен только отдельным людям».
Эта цитата взята нами из докладной записки Военному совету Волховского фронта, поданной 26 июня 1942 года генерал-майором Афанасьевым. Понятно, что докладная записка — не тот жанр, где оттачивается стилистика, но выражение «в период распутицы и артминометного огня» достойно, чтобы остаться в памяти.
Это не оговорка.
Интенсивный и губительный огонь немецкой артиллерии с тридцатого апреля стал для 2-й Ударной армии столь же привычной деталью пейзажа, как и набухшие водой болота.
«Наша авиация работает здорово. — записал в дневнике немецкий офицер Рудольф Видерман. — Над болотом, в котором сидят русские иваны, постоянно висит большое облако дыма. Наши самолеты не дают им передышки».
20 и 21 мая Хозина и Запорожца (член Военного совета Волховского фронта) вызвали к И.В. Сталину. На совещаниях 20 и 21 мая было решено начать отвод 2-й Ударной армии. И Хозин, и Запорожец скрыли, что к тому времени 2-я Ударная практически была уже уничтожена.
Но и эту директиву Ставки во 2-й Ударной получили с большим опозданием.
«Хозин медлил с выполнением приказа Ставки, — докладывал 1 июля 1942 года помощник начальника управления Особого отдела НКВД Москаленко, — ссылаясь на невозможность выводить технику по бездорожью и необходимость строить новые дороги».
В это невозможно поверить, но в начале июня начали строить дороги, чтобы протащить через топи застрявшие в болотах орудия и танки.
Ну, а о живых людях, конечно, забыли.
«30 мая я был ранен в ногу и попал в полевой медсанбат, который располагался здесь же в лесу. — вспоминает участник тех боев Н.Б. Вайнштейн. — Рассчитан медсанбат был на 200–300 раненых, а на третий день июня там их было несколько тысяч. Со мной рядом на нарах лежали раненые с гниющими ранами: в них заводились белые черви. Некоторые из-за ранения позвоночника не могли двигаться: делали под себя. Стоны, вонь. Пришлось выбираться наружу, хоть и холодно, но чисто. Мы подружились с лейтенантом — у него были ранения лица и рук, — я все делал руками, а он ходил, искал заячий щавель, крапиву и дохлых коней. Это были кони, павшие зимой, вмерзшие в землю и оттаявшие сейчас в болотах. Сохранившиеся куски гнилого мяса заталкивались в коробку из-под немецкого противогаза (она из металла), и она бросалась в огонь. Через два-три часа, зажав нос, мы ели похлебку и жевали то, что получилось.
Кто увлекался похлебками — начал распухать. Очень много таких умирающих появилось.
Лежит человек огромный, голова, как шар, глаз почти не видно, они скрыты. Дышит, но уже ничего не чувствует. Нас можно было брать почти без сопротивления, но добраться до нас было невозможно — от разрывов лес и болото были перемешаны, чуть шагнешь в сторону и провалишься по грудь.»
Между тем 2-я Ударная армия предпринимала в эти дни отчаянные попытки вырваться из мешка.
«4 июня 1942 года. 00 часов 45 минут.
Ударим с рубежа Полнеть в 20 часов 4 июня. Действий войск 59-й армии с востока не слышим, нет дальнего действия арт. огня. Власов».
Прорыв этот не удался. Более того…
Смяв почти безоружные порядки 2-й Ударной армии, немцы заняли Финев Луг и вышли в тылы.
6 июня М.С. Хозин вынужден был доложить в Ставку, что 2-я Ударная армия окружена. Ставка немедленно сместила его с должности.
Как вспоминает К.А. Мерецков, 8 июня 1942 года раздался неожиданный звонок.
Звонил Г.К. Жуков:
— Срочно приезжайте как есть.
Мерецков сел в машину, и весь «в окопной грязи», даже не успев переодеться, был доставлен в приемную ВГК. Александр Николаевич Поскребышев тоже не позволил Кириллу Афанасьевичу привести себя в порядок, сразу ввел в кабинет, где в полном, как вспоминает сам Мерецков, составе шло заседание Политбюро.
На самом же деле, судя по «Журналу посещений И.В. Сталина в его кремлевском кабинете», если не считать А.М. Василевского, который и привел К.А. Мерецкова, находились только Г.М. Маленков и Л.П. Берия.
— Мы допустили большую ошибку, товарищ Мерецков, объединив Волховский и Ленинградский фронты, — сказал Сталин. — Генерал Хозин, хотя и сидел на Волховском направлении, дело вел плохо. Он не выполнил директивы Ставки об отводе 2-й Ударной армии. Вы, товарищ Мерецков, хорошо знаете Волховский фронт. Поэтому мы поручаем вам с товарищем Василевским выехать туда и во что бы то ни стало вызволить 2-ю Ударную армию из окружения, хотя бы даже без тяжелого оружия и техники. Вам же надлежит немедленно по прибытии на место вступить в командование фронтом.
В 3.15. 8 июня 1942 года К.А. Мерецков и А.М. Василевский вышли из кабинета Сталина.
Так была поставлена точка в том генеральском пасьянсе, о некоторых головоломных комбинациях которого мы рассказывали.
В тот же день, к вечеру, К.А. Мерецков прилетел в Малую Вишеру.
«Обстановка выглядела довольно мрачной. Резервы отсутствовали. Нам удалось высвободить три стрелковые бригады и ряд других частей, в том числе один танковый батальон. На эти скромные силы, сведенные в две группы, возлагалась задача пробить коридор шириной полтора-два километра, прикрыть его с флангов и обеспечить выход войск 2-й Ударной армии».
Мы уже рассказывали, как Мерецков пробивал этот коридор в марте.
Судя по его воспоминаниям, генералу и сейчас удалось прорвать кольцо немецкого окружения.
Странно только, что немцы так и не заметили этого.
Начальник Генерального штаба сухопутных войск Германии генерал-полковник Франц Гальдер, скрупулезно отмечавший изменение обстановки на фронтах, записывает в эти дни: «обстановка без изменений», «существенных изменений не произошло», «серьезные атаки с востока отбиты», «наступление у Волхова отражено», «атаки на Волхове опять отбиты», «на Волхове ожесточенные атаки при поддержке танков отбиты с большим трудом», «на Волховском участке снова тяжелые бои. Вражеские танки проникли в коридор. Полагаю, что противник оттянет свои силы. В котле начинает ощущаться голод».
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.